Страница 3 из 23
Тамбо вносил поправки в какой-то документ. Его сосредоточенность впечатляла, писал ли он или слушал. Его погружённость в документ позволила мне, не выглядя неуважительно, рассмотреть знакомые черты лица, седые бакенбарды и характерные усы. Его щёки в соответствии с традициями клана Мпондо[1] были с обеих стороны прочёркнуты несколькими вертикальными линиями шрамов, которые наносятся на кожу ещё в детстве и которые, как считается, придают человеку силу. Он был аскетом, жил очень скромно, и рубашка в стиле одного из африканских племён была единственной его уступкой какой-либо изощрённости.
Он поднял глаза и тепло, почти по-отечески поприветствовал меня. Мы пожали руки и обменялись любезностями. Поскольку я думал, что он вызвал меня, чтобы узнать о ходе подготовки документа, который я готовил для него, то начал излагать ему состояние дел.
— Нет, нет, разговор не об этом, — негромко сказал он.
Глаза у него беспокойно задвигались, что было его характерной манерой, когда он хотел сказать что-то особенно важное и срочное, но не находил подходящих слов. После длинной паузы он провёл пальцем окружность в воздухе, давая понять, как это всегда бывало в случаях, когда разговор имел конфиденциальный характер, что нас, возможно, подслушивают.
Он написал на чистом листе бумаги «Операция Вула» и поднял глаза на меня. Затем он написал «подпольная группа руководителей дома». Он несколько раз подчеркнул слово «дома»[2]. («Вула» на языке зулу означает «открыть» и является сокращением от слова «вулиндлела» или «открыть дорогу». Именно это было полным названием операции).
Постукивая пальцами по листу бумаги, он продолжил вслух: «Группа людей уже на месте, они уже успешно работают. Сообщение, которое мы получили от… — и он написал «Манделы» (который по-прежнему был в тюрьме), — пришло по их каналам связи». Он посмотрел на меня: «Они просят прислать Вас».
Я ждал этого момента. В течение ряда лет мы стремились укрепить наши подпольные структуры и расширить вооруженную борьбу против мощного и умелого противника. Мы часто говорили друг другу, что нам не хватает внутри страны членов высшего руководства, связанных с нарастающим массовым движением и способных принимать решения на месте. Хотя возможность переговоров с правительством Претории увеличивалась, но общее ощущение шансов на продвижение в этом направлении было неопределённым, и АНК оставался запрещённой организацией. С усилением народного движения протеста большинство наших активистов говорили, что теперь укрепление подпольного руководства необходимо больше, чем когда бы то ни было.
Тамбо хотел дать мне время подумать. Но я заявил, что готов. Тем не менее я должен был согласиться с тем, что мне нужно сначала привести в порядок текущие дела. Тамбо был обрадован моим ответом и тепло обнял меня. Это был незабываемый момент.
Незадолго до этого, в ходе тяжелейшей поездки по ряду африканских стран, где он информировал их правительства о возможных переговорах и тех предварительных условиях, которые должен будет выполнить режим Претории, он перенёс инсульт…
Из лондонского аэропорта Хитроу я вылетел в одну из европейских стран, встретился в надёжном месте с друзьями и с их помощью изменил свою внешность. Из южноафриканского беженца, лица без гражданства с выданным МВД Великобритании документом ООН, я превратился в респектабельного обладателя паспорта одной из стран Европейского Сообщества.
И по сегодняшний день те, кто помогал мне, предпочитают оставаться в неизвестности. Они наблюдали за мной из укромного места, пока я проходил паспортный контроль.
Наконец самолёт взлетел. Это был беспосадочный полёт. Мы должны были приземлиться в йоханнесбургском аэропорту Ян Сматс на следующее утро. Я откинулся в кресле, высоко над африканским континентом, убаюкиваемый шумом двигателей и болтовней пассажиров. Я сумел неплохо отдохнуть за ночь и, благодаря гостеприимству понимающей стюардессы, «заначить» две миниатюрных бутылочки виски. Я не претендую на звание «человека со стальными нервами» и давно обнаружил, что в особых случаях 100 граммов алкоголя приводят меня в нужное (без перебора) состояние. Моё предстоящее прибытие в аэропорт Ян Сматс несомненно было одним из этих случаев.
«Сто грамм водки» было русской «микстурой», принимаемой их солдатами за полчаса перед боем. Некоторые утверждали, что это было секретом их победы над Гитлером. Мои русские друзья всегда настаивали, что это должно было быть именно 100 граммов и их необходимо было принимать точно за полчаса.
Йоханнесбург и похожие по цвету на дюны отвалы шахт Витватерсранда (район шахт к востоку и западу от Йоханнесбурга) выглядели нереальными по мере того, как они поднимались из плоского ландшафта высокого плато, а самолёт опускался в них из чистого неба. Проблема заключалась в том, что я не рассчитал время прибытия. Вместо того, чтобы «принять» спиртное в цивилизованной манере точно за полчаса до прилёта, я должен был спешно глотнуть виски в самый последний момент.
Когда мы выходили из самолёта, я почувствовал одновременно напряжённость и приподнятость, как будто должен был появиться на сцене перед зрителями. Я непрестанно думал о первых словах, с которыми обращусь к служащему паспортного контроля. Я вспомнил о необходимости замедлить движения, как инструктировала меня Элеонора, но с большим облегчением получил обратно проштемпелёванный паспорт без единого вопроса.
— Welkom in Seth Efrika»[3], — сказала, сладко улыбаясь, чиновница с претенциозной прической.
Я забрал свой багаж, поставил его на тележку и двинулся к таможне. Прыщавый таможенник остановил меня. Он был так молод, что мне подумалось, что сегодня, должно быть, он впервые вышел на работу. Он указал на мой портфель и спросил, что находится внутри.
— Да всего лишь несколько документов и журналов, — ответил я.
Он внимательно просмотрел содержимое — деловую и туристическую литературу вперемешку. Главный вопрос, который крутился в моей голове, был: означает ли это обычную проверку или за этим должен был последовать тщательный досмотр. Если они хотели просто «понюхать» меня, рассуждал я, вряд ли они использовали бы такого неопытного юнца. Именно в этот момент, когда всё в груди сжалось, хотя я и пытался выглядеть равнодушно, я пожалел о том, что не перелез вместо всего этого через пограничное ограждение. В конце концов, удовлетворённый тем, что я не пытаюсь провезти запрещённые материалы (я подозревал, что он, возможно, надеялся найти экземпляр журнала «Плейбой), таможенник отпустил меня.
Скоро я уже ехал в такси, сгорая от возбуждения, но посматривая через зеркало заднего вида в поисках признаков «хвоста». Очертания города, подступающего к аэропорту вдоль загруженной машинами системы скоростных дорог, соответствовало моему оптимистическому настроению. Вдали виднелась шеренга высотных домов из стекла и бетона — центр Йоханнесбурга, обрамлённый скалами и холмами, а также шахтными отвалами, похожими под лучами солнца на дюны. С чувством торжества я заметил холм Йовилля, где играл ещё ребенком. Скорость, с которой двигался поток, машины последних марок, головокружительные развязки, гигантские линии электропередачи и внушительные здания, которые проносились мимо, — всё указывало на то, какие перемены произошли здесь. Я перевёл взгляд с отвалов шахт на небоскрёбы и подумал, что, возможно, ни один другой город мира не связан так наглядно со своими экономическими корнями.
В загородной гостинице, где я разместился, я первым делом нашёл телефон, набрал номер в Лондоне и сообщил на автоответчик о благополучном прибытии. Я знал, что после этого последует звонок из Лондона моим подпольным партнёрам в Йоханнесбурге. Это, в свою очередь, приведёт ко встрече на следующий день. А пока мне нужно было провериться на слежку, с тем, чтобы с наибольшей степенью вероятности убедиться, что я не попал под наблюдение. Самым лучшим способом сделать это было отправиться на длительную прогулку. Этим можно было одним выстрелом убить двух зайцев, то есть ещё и побродить по Йовиллю, по тем местам, где я играл в детстве и которые мне так хотелось увидеть снова.
1
Одного из кланов крупной южноафриканской этнической группы — коса. — Прим. пер.
2
Во внутренней терминологии АНК «дома» означало «в Южной Африке». — Прим. пер.
3
«Добро пожаловать в Южную Африку» на африкаанс — Прим. пер.