Страница 21 из 23
Товарищи, которые приехали столь точно, были гражданами Ботсваны — местными жителями, которые вступили в АНК в Южной Африке и были частью эффективного «подпольного трубопровода», созданного Джо Модисе. Мы приехали в чёрный посёлок около города Лобаце и нас провели в дом, завёрнутыми в одеяла. Они объяснили нам, что нужно опасаться южноафриканской агентуры. И на самом деле, месяц назад был взорван самолёт, зафрахтованный для беженцев-членов АНК. Мы с облегчением узнали, что с Баблой всё было в порядке. Для того, чтобы беспрепятственно продолжить путешествие в Танзанию, где была штаб-квартира АНК, нужно было сообщить о своём прибытии местному районному комиссару.
Пока мы ожидали около двери в кабинет, мы получили предварительное представление о его характере: посыльный, прибывший с почтой в расщепленной палке, должен был несколько раз хлопнуть в ладоши, чтобы ему разрешили войти. Комиссар оказался надменной личностью в старомодной рубашке и шортах. Он смотрел на нас пренебрежительно, насмехаясь над Джулиусом за то, что он должен был в таком возрасте бежать из Южной Африки. Когда он допрашивал нас, в каком месте мы вступили на королевскую территорию, мы указали не то место, которое реально использовали, а другое. Он спросил нас, в каком направлении мы повернули, когда добрались до «асфальтированной дороги». Элеонора и я ответили одновременно, только она сказала — влево, а я сказал — вправо. Мы не могли удержаться от смеха, а он побагровел от ярости.
По крайней мере, его молодые помощники были более дружественными и своим отношением к нам показали, что они были больше в ладу с «ветрами перемен»[14], чем комиссар. Нас сфотографировали, и мы получили политическое убежище.
Теперь, когда мы были в Бечуаналенде на законном основании, товарищи предложили, чтобы мы поселились в гостинице под вымышленными именами, как туристы, поскольку, оставаясь в посёлке, мы привлекали бы излишнее внимание. Управляющий гостиницей принял всё за чистую монету и доверительно сказал нам, что «эти коммунисты, Джек и Рика Ходжсон», проехали здесь несколько недель назад после того, как они сбежали из-под домашнего ареста. Мы провели неделю, ожидая чартерного рейса и проводя время в разгадывании больших кроссвордов и в игре в карты.
В конце концов мы вылетели на шестиместном самолёте в Танзанию, которая только что получила независимость. По вылету мы были автоматически объявлены лицами, которым въезд сюда запрещён. Наш пилот-африканер оказался мрачной личностью. Через пять минут после взлёта он похвастался, что занимался перевозкой оружия для Чомбе в Катанге и что он был одним из неевреев, чье имя было в «Золотой книге евреев». Я сидел прямо позади него с охотничьим ножом в кармане, не сводя глаз с компаса. В это время Элеонора страдала от качки и от дыма сигар Джулиуса.
Наша первая посадка была в Касане на берегу Замбези. Районный комиссар был ещё более враждебным, чем предыдущий. Нас заставили провести ночь в полицейской камере, поскольку он «не мог гарантировать нашей безопасности». На следующий день мы полетели над Северной Родезией[15] в Танзанию.
Мы были в хорошем настроении, когда добрались до Дар-эс-Салама, что по-арабски означает «Гавань мира». Как и у нескольких других освободительных движений, у АНК было представительство в городе и несколько транзитных лагерей. Среди старших руководителей были два давних товарища — Мозес Котане и Дума Нокве. Элеонору и меня разместили в доме для приезжих в арабском квартале около мечети. Мы проснулись утром под голос муллы, призывающего правоверных на молитву. Одним из наших соседей был Муси Мула, который, как и Элеонора, сбежал из-под стражи. Мы с изумлением узнали, что он был вывезен из страны Баблой и при этом был одет в парик и платье Элеоноры. Вместе с ним мы лизали марки и отвечали на телефонные звонки в представительстве АНК. Оно располагалось на первом этаже ветхого здания, втиснутого в ряд дышащих на ладан контор. Лёгкими перегородками представительство было разгорожено на много рабочих мест. Внутренним центром всего помещения была большая комната, где национальные лидеры (полдюжина имен, известных всей Южной Африке), сидели лицом к лицу за старыми столами, поставленными полукругом.
Мои родители чрезвычайно обрадовались, когда услышали по радио, что мы благополучно добрались до Восточной Африки. Но вскоре я получил письмо, в котором сообщалось, что мой отец внезапно заболел и умер. Я был потрясён его смертью и расстроен тем, что не был рядом с ним, когда он умирал. Я сокрушался также, что не мог утешить мою мать и присутствовать на похоронах. Хотя я не был верующим, я должен был произнести традиционные еврейские песнопения над покойным. Я посетил посольство Израиля, где один из сотрудников помог мне прочитать молитву. Я был одним из первых, кто испытал на себе в изгнании боль утраты близкого человека: и Элеонора, и мои коллеги делали всё, чтобы утешить меня.
Первого января 1964 года, когда наступил Новый Год, суда в порту Дар-эс-Салама включили свои сирены. Гавань, пальмы, липкая жара — всё напоминало Дурбан — и с печальными звуками сирен Элеонора впала в депрессию. Она плакала, опасаясь, что никогда больше не увидит Бриджиту. Я пытался успокоить её, но разлука с ребёнком слишком тяжело давила на неё в праздничные дни. Она пыталась подавить острую боль разлуки, и я забывал о её страданиях. Во время бурного начала своей политической деятельности она, как и многие другие в Движении, реагировала на сиюминутные требования момента и в целях удобства и безопасности оставила Бриджиту на попечении своих родителей. Теперь она боялась, что её бывший муж не позволит увезти Бриджиту из страны. Но мы не смогли учесть, прежде всего, естественной привязанности к ребёнку, которая развилась у её родителей. Она начала жалеть, что не забрала Бриджиту и не увезла её с собой. Мы рассматривали в свое время такую возможность, но по совету Брама отклонили её, как слишком рискованную.
Большинство наших коллег сталкивались с подобными проблемами. Все мы начали чувствовать горечь разлуки изгнанников с дорогими нам людьми. Жена и дети Муси тоже остались в Южной Африке и прошли годы, прежде чем он вновь увидел их. Мы встретились с Джо Модисе, семья которого тоже осталась дома. То же относилось к Думе Нокве и, конечно, к Мозесу Котане. Многие из молодых людей в наших транзитных лагерях покинули дома, даже не предупредив родителей о своём отъезде, настолько суровы были требования безопасности. Многие недавно женились. Лишь немногие сознательно отказывались от своих обязанностей. Все считали, что, закончив подготовку, они вернутся домой. У Элеоноры, однако, начали возникать предчувствия, что мы не вернёмся никогда.
В Южной Африке, в Претории, начинался ривонийский процесс, а в Питермарицбурге — процесс «о малой Ривонии», как мы его называли. Нельсон Мандела был привезён с острова Роббен и был обвинён вместе с Уолтером Сисулу и другими в организации более 200 крупных диверсионных операций.
Среди наиболее впечатляющих акций было разрушение мощной бомбой кабинета одного из членов правительства в Претории. Нападениям подвергались мачты линий электропередачи, трансформаторы, железнодорожное полотно, семафоры, бюро по выдаче пропусков африканцам и другие учреждения.
В Питермарицбурге Билли Нэйру, Кенику Ндлову, Ибрахиму Исмаилу, Дэвиду Ндавонде и почти двум десяткам других товарищей были предъявлены обвинения на основании Закона о диверсиях. Было ясно, что Бруно Мтоло и Стефен Мчали будут давать обвинительные показания. Оценки, сделанные Элеонорой, пока она находилась под стражей, оказались верными. Мы чувствовали себя особенно подавленными, поскольку были на свободе, тогда как наши товарищи стояли перед возможностью смертного приговора. Многие из наших товарищей, таких же изгнанников, как и мы, были в том же состоянии.
Дар-эс-Салам, бывший центр работорговли в Восточной Африке, а теперь база освободительного движения, был романтическим местом. Мы наблюдали, как арабские «доу» приходили под парусами из Персидского залива, и разглядывали роскошные ковры и другие товары, которые команды этих судов раскладывали на городских тротуарах. Гостиница «Новая Африка» был прекрасным колониальным зданием — всё из дерева и белой краски, пальмы и веранды, где иностранные дипломаты и борцы за свободу пили прохладительные напитки и занимались заговорщической деятельностью. Там мы встретили некоторых из молодых лидеров Фронта освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО), включая Жоакима Чиссано и Марселино душ Сантуша, которые потом стали президентом и вице-президентом Мозамбика. Молодая женщина, которую я знал в Йовилле ещё школьницей, Пам Бейра, бежала из Южной Африки и присоединилась к нам. Позднее она вышла замуж за Марселино. За бесчисленными чашками кофе мы обсуждали вопросы сотрудничества между нашими организациями и анализировали положение в наших странах. Если у нас в кармане было несколько восточноафриканских шиллингов и уже были сумерки, мы кричали нашим официантам в тюрбанах: «Пиво «Таскер», baridi sana» (на суахили «очень холодное») и благодарили их за обслуживание прелестным выражением на суахили — «asante sana» (большое спасибо).
14
Знаменитое выражение бывшего премьер-министра Гарольда Макмилла на о по ложении в Африке, сделанное во время его визита в Южную Африку.
15
Ныне Замбия — Прим. пер.