Страница 10 из 68
– Каждой группе полагается своя няня, – сказал он в ответ на просьбу Габриэль взять Майру на денежное довольствие. – А уж нашей команде она просто необходима!
Наконец была выпущена долгоиграющая пластинка, затмившая своим успехом «сорокапятку».
– Следующий этап – Америка, – торжествующе заявил Рэдфорд. – Марта наметил на осень поездку в Штаты. Теперь ничто нас не остановит. Мы на пути к успеху.
Страшное письмо от Нху прибыло в конце лета. Габриэль находилась в Париже, готовясь вместе с группой к осенней поездке, когда в кухне появилась встревоженная мать с конвертом в руках. Малютка Гэвин шагнул ей навстречу на заплетающихся ножках, держась за кресло.
– Письмо толще, чем обычно, – сказала она. – Как ты думаешь, есть какие-нибудь новости?
Габриэль бросила взгляд на конверт и сразу поняла, что новости действительно есть, и недобрые. Она разорвала конверт и с бьющимся сердцем медленно прочла письмо.
К своему глубокому сожалению, я вынуждена сообщить о том, что вчера ко мне приезжал человек, который сказал, что нам не следует ждать дальнейших известий о твоем дяде и нашем общем друге, который путешествует с ним. Он также предупредил, чтобы мы не пытались узнать что-либо сами. Мне очень жальмилая племянница, но, по-видимому, в настоящее время мы ничего не можем поделать...
Габриэль молча передала письмо матери. Вань неторопливо прочла его и, подняв глаза, посмотрела на дочь.
– Значит... – дрогнувшим голосом заговорила она.
Габриэль покачала головой. Она понимала: у матери возникло подозрение, что Динь и Гэвин погибли. Но сама она не верила этому. Они не могли погибнуть.
– Нет! – с жаром воскликнула она, стискивая кулаки. – Я не хочу слышать это слово, мама! Они живы! Я знаю, они живы!
До сих пор Габриэль почти не рассказывала Рэдфорду о Гэвине, и все же Рэдфорд кое-что знал. Он знал, что ее муж находится во Вьетнаме и числится без вести пропавшим. Сейчас Габриэль рассказала ему об удручающем послании Нху.
– Да уж, приятного мало, – сочувственно произнес он.
– Мать думает, что Гэвин и Динь погибли...
Рэдфорд обнял Габриэль за плечи и крепко прижал к себе.
– Эй, эй, не надо отчаиваться! Отсутствие новостей – уже хорошая новость. Слышала такую пословицу? А в письме твоей тетки именно об этом и говорится. Мол, не ищите нас, мы сами дадим о себе знать, когда настанет подходящее время. И ни слова о том, что они погибли.
Габриэль была благодарна ему за поддержку. Ей не нужен был Рэдфорд-любовник, она любила только Гэвина. Но она хотела, чтобы Рэдфорд был ее другом.
Рэдфорд бросил на нее пронзительный взгляд, внезапно охваченный дурными предчувствиями.
– Надеюсь, ты не собираешься сделать какую-нибудь глупость? – спросил он.
Габриэль недоуменно посмотрела на него.
– Не понимаю, о чем ты, – искренне отозвалась она.
Рэдфорд с облегчением перевел дух. Похоже, в своих мыслях он опередил Габриэль. Пока она и не думает отправиться во Вьетнам. Он от всей души надеялся, что Габриэль и впредь будет благоразумна. Группа не сможет обойтись без нее. Вспомнив о предстоящей поездке в Америку, он сказал:
– Когда мы будем в Вашингтоне, я возьму выходной, чтобы принять участие в марше вместе с черными братьями. Не хочешь присоединиться? Может, тебе даже удастся познакомиться с пташками, которые оказались в таком же положении, как и ты.
– Извини, – ответила Габриэль, гадая, как сумеет пережить американское турне, когда все ее мысли заняты Гэвином. – Я не понимаю, о чем ты.
Рэдфорд протянул ей «Вашингтон пост» в зарубежном издании.
– Одна симпатичная, но уж очень злая на язык цыпочка из Англии выражает недовольство тем, как американские власти относятся к положению военнопленных. Ее муж, пилот транспортного вертолета, сидит в ханойской тюрьме.
Габриэль взяла газету и прочла заметку, которая привлекла внимание Рэдфорда.
– Я напишу ей, – быстро произнесла она. – Напишу сегодня же.
– А как насчет демонстрации? – спросил Рэдфорд. – Через две недели Черные Мусульмане собираются пройтись колонной перед Пентагоном. – Он улыбнулся и высоко вскинул в салюте кулак. – Думаю, моему старому дружку Малкольму Эксу не помешает поддержка.
– Они собираются протестовать против войны?
– Уж во всяком случае, они не намерены являться на призывной пункт! – со смехом ответил Рэдфорд.
Несмотря на отчаянную тревогу за судьбу Гэвина, губы Габриэль тронула легкая улыбка. Гэвин наверняка одобрил бы ее решение участвовать в антивоенной демонстрации в самом сердце Вашингтона. Может, она встретит там англичанку, чье страстное письмо появилось на страницах «Вашингтон пост».
– Я пойду с тобой, – решительно произнесла Габриэль. – Надеюсь, братья не будут против?
Рэдфорд с огромным трудом подавил желание задушить ее в объятиях.
– Черт побери! – заговорил он, гадая, когда же наконец ему удастся затащить Габриэль в постель. – Черные братья не станут возражать против твоего участия. Они сойдут с ума от радости!
Глава 23
Плечо Льюиса пронизывала невыносимая боль, руку и грудь заливала кровь. Льюис понимал, что, если хочет избежать плена, нужно действовать немедленно, не дожидаясь, пока его выволокут из воды.
– Дуок! – кричал ему вьетнамец. – Ди ди! Левая рука отказывалась подчиняться – предплечье опухло от ушиба, а локтевой сустав, судя по всему, был вывихнут. Единственным выходом было наброситься на вьетнамца и выбить из его рук автомат. Где-то далеко за спиной Льюиса, на другом берегу, раздался пронзительный вопль, прерванный пулеметной очередью. Льюис неверным шагом побрел к берегу, двигаясь по пояс в воде. Нет, это не Дэксбери. Дэксбери был убит одной из первых очередей, настигших лодку. Значит, кричал Дрейтон. Вьетнамцы пристрелили Дрейтона, а теперь собираются прикончить и его, Льюиса.
Вода вокруг покраснела от крови. Он утвердил ноги в склизком иле на дне канала, обретая опору, и, как только утративший терпение вьетнамец шагнул ему навстречу, собрался с силами и метнулся вперед.
Льюис понимал, сколь призрачны шансы на побег. Если даже он обезоружит и прикончит этого солдата, на берегах канала осталось еще много вьетнамцев, которые немедленно откроют огонь. Он знал, что вряд ли сумеет скрыться, но не имел ни малейшего желания выползать на сушу под дулом автомата, только чтобы быть убитым, как животное, по прихоти врага.
Как только Льюис прыгнул вперед, торжествующая ухмылка вьетнамца исчезла. В тот же миг Льюис ударил правой рукой по автомату, подбросив его вверх. Прозвучала очередь, пули взмыли в воздух. В любую секунду можно было ожидать следующей очереди, на сей раз прицельной, но Льюису было все равно. Его правая рука сжала горло противника, и они вместе упали, перекатываясь и кувыркаясь в зловонной воде.
Льюис так и не понял, почему его пощадили. Он застал противника врасплох, но почти сразу утратил первоначальное преимущество. Из раны в плече продолжала хлестать кровь, все тело пронизывала боль, а левая рука безжизненно повисла. Уже секунду спустя вьетнамец взял верх, а еще через мгновение присоединившиеся к нему товарищи схватили почти захлебнувшегося, едва сохранявшего сознание Льюиса и выволокли на берег.
Он ждал, чтоего сейчас же пристрелят. Он ни на минуту не допускал, что его могут взять в плен. Вьетнамцы швырнули Льюиса на землю лицом вниз, нацелив ему в голову с полдюжины автоматных стволов.
Командир вьетнамцев отдал короткий приказ. Льюис ожидал услышать автоматную очередь, которая отправит его на тот свет, но вместо этого вновь почувствовал хватку чьих-то рук. С него бесцеремонно содрали всю одежду вплоть до брюк. Затем настала очередь ботинок. Их сдернули с его ног и передали в качестве трофея офицеру. Тот кивнул одному из солдат, охранявших Льюиса, и секунду спустя его правая и раненая левая руки были заломлены за спину. Он издал мучительный крик и провалился в темноту. Когда к нему вернулось сознание, он по-прежнему стоял на коленях, чувствуя невероятную боль. Его руки были связаны лианой, а зияющую рану на плече прикрывал тампон, скрученный из его рубашки.