Пить, петь, плакать: пьесы

Пьесы Ксении Драгунской – особый мир, населенный странными персонажами. Они стреляются и тут же встают как ни в чем не бывало, пьют, поют и плачут, а коридорами московской коммуналки неожиданно выходят к морю. В смешных и грустных историях есть место чудесам, любви и надежде, поэтому в мир этих пьес хочется возвращаться снова и снова... В сборник «Пить, петь, плакать» вошли лучшие пьесы автора.

Ксения Драгунская

ЗЕМЛЯ ОКТЯБРЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЯБЛОЧНЫЙ ВОР

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

РУССКИМИ БУКВАМИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Сцена первая

Сцена вторая

Сцена третья

Сцена четвертая

Сцена пятая

Сцена шестая

Сцена седьмая

notes

Ксения Драгунская

Пить, петь, плакать: Пьесы

Реализма ни на грош.

А за душу берет...

ЗЕМЛЯ ОКТЯБРЯ

Маленькая пьеса в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Командир, молодой человек.

Комиссар, его друг и ровесник.

Дронова, их подруга и ровесница.

Папа Командира, хиппи лет пятидесяти.

Точильщик.

Женщина.

Мальчик.

Девушка с топором.

Беременная с велосипедом.

Существо.

Действие происходит в Москве в наши дни, осенью.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Темнота. В фонограмме – шум московских улиц, автомобили, сирены, грохот поездов метро, стук шагов, крики гаишников в рации, лай собак, чей-то смех, звуки аккордеона.

Потом тишина, свет зажигается. На сцене – точильный станок и Точильщик, бородатый старик. Станок позвякивает, искры летят, точатся ножи и ножницы.

Через сцену идет длинноволосая девушка в длинном черном пальто. Это Дронова. Делает несколько шагов и останавливается как вкопанная, глядя на Точильщика. Робко проходит мимо него, втянув голову в плечи, и уходит. Точильщик молча смотрит вслед Дроновой.

Квартира. Кухня, где хлипкая старая раковина и табуретки. Комната – круглый стол, два дивана, телефон, шкаф с зеркалом, голая лампочка свисает с потолка, повсюду стоят модели самолетов, висят картинки с самолетами. Задник сцены – это огромное окно, намертво заслоненное и заколоченное снаружи.

На кухне появляется парень в грубом свитере и джинсах, заправленных в кирзачи. Это Командир. Он поворачивает кран. С шумом льется вода, раковина дребезжит. Командир садится на табуретку.

Командир. Сначала осенний лес... (Умолкает, задумывается и начинает снова.) Сейчас октябрь, я – Командир, осенний лес, еловый, кажется. Ну да, рыжая хвоя под ногами, и еловые стволы. А за лесом поле. Оно просвечивает сквозь стволы, и я его вижу. Поле картофельное. И мне надо на это поле, надо пройти через лес. В лесу все коричневое, рыжее, и елки сухие. И вот приглядевшись, я вижу среди деревьев старую ржавую плиту, облезлый холодильник, ржавый остов автомобиля, арматуру, обрезки труб. Этой ржавой рухляди становится все больше, она таращится на меня, обступает все теснее в безмолвном железном лесу, где давным-давно не водятся птицы. А за лесом – простор, ветер, светлый осенний день и поле, где много неубранной картошки...

Командир умолкает и сидит в задумчивости. Вода льется. Входит Дронова.

Дронова. Что это тут у тебя? (Выключает воду.)

Командир. Чтобы сон не в руку.

Дронова. В какую руку?

Командир. Ну, примета такая. Народная мудрость. Если видел дурной сон, открой воду и расскажи. Чтоб не сбылся.

Дронова и Командир проходят в комнату.

Дронова. А Комиссар где?

Командир. Кто его знает...

Дронова. Ага, значит, опять...

Командир. Да нет. Все нормально. Скоро придет.

Дронова. Душно у вас...

Командир. Не надо об этом, а?

Дронова. И лифт сломался. Пока на седьмой этаж вскарабкалась...

Командир. Во всем доме только мы остались. Что же, изза двоих лифт гонять взад-вперед?

Дронова. Это даже хорошо, что пешком. Когда поднимаешься, смотришь в окошко на каждом этаже – земля все дальше, дальше. А когда спускаешься – она все ближе, ближе... Зачем здесь этот гадкий точильщик? Кому он нужен? В переулке все дома выселенные, а он что-то точит... Ужасный... Да, Командир, я к тебе по делу.

Командир. Денег у нас нет. Сами проелись дотла. Из Салехарда только вчера прилетели. Вон, даже часы продали. (Показывает запястье.)

Дронова. Я не деньги... Просто... Дело в том... Вы же мои друзья, ты и Комиссар. В общем, я очень люблю одного человека...

Командир(стонет). Началось!

Дронова. Это серьезно, Командир.

Командир. Кто же он? Неужто опять коммунист?

Дронова. Почему коммунист? Наоборот...

Командир. Значит, коммунист-расстрига...

Дронова. Он очень хороший. И несчастный. Сын во втором классе матом ругается, а у жены волосы выпадают, она голову на ночь чем-то мажет.

Командир. Ну, мать, ты влипла! Что же тут можем мы с Комиссаром? Жену убить?

Дронова. Я только хотела посоветоваться. Признаться мне ему, что я его люблю, или нет?

Командир. Значит, бедняга еще не подозревает о твоем чувстве? Несчастному предстоит масса дивных минут. Признайся!

Дронова. Правда?

Командир. Безотлагательно! Время сейчас вон какое. Случайно подстрелят на улице, и амба. К тому же ты бестолочь – запросто можешь под машину угодить. И расстрига никогда не узнает, что ты его любила. Все-таки приятно, когда тебе объясняются в любви. Даже если объясняется такая чума, как Дронова. Признавайся!

Дронова. Может, лучше письмо написать?

Командир. Какое письмо? Почта плохо работает. Письмо непременно заблудится и придет к другому. И этот чужой другой проживет всю жизнь в счастливом недоумении. Нет, лучше вот так вот, прямо пойди и признайся.

Дронова(встает с печальной решимостью). Да. Пойду и признаюсь. А, я же забыла! Я же вот принесла... (Достает из сумки старую пластинку без конверта.) Вот, в заброшенном доме нашла. Там, знаешь, в Большом Дровяном.

Командир. И где тебя только носит... (Разглядывает пластинку.)

Дронова. И вдруг я подумала – а если это какая-то чудесная, очень важная музыка? Давай послушаем, а?

Командир. Х-ха, послушаем... Тут, мать, без патефона не обойтись. Дисок старинный... Ты пока оставь у меня. У кого-то ведь был патефон...

Командир умолкает и долго смотрит на Дронову, в область живота.

Что это ты? Ну-ка, ну-ка...

Дронова выпрямляется, распахивает пальто и показывает Командиру свой довольно заметный живот.

Командир (хватается за голову). Ну, тычума! И кто же, если не секрет...

Дронова (перебивает радостно). Мне вчера в троллейбусе место уступили! А на рынке тетенька хурму бесплатно дала! На, говорит, дочка, тебе надо...

Командир смотрит на нее и в ужасе качает головой.

Дронова. Ну все, пойду... (Замирает на миг.) Значит, признаться. Это правильно. Ведь если хочешь сказать что-нибудь хорошее, надо обязательно говорить. Чтобы человек знал. И тогда ему будет легче и радостнее жить на свете. Ты жутко умный, Командир. Ты мой самый лучший друг. (Идет уходить.)

Командир (строго и громко). Дронова!

Дронова оборачивается, останавливается.

Командир. Тебе тут повестка пришла.

Дронова. Сюда?! Мне?!