Фрунзе

Интересно отметить отношение Фрунзе к Маяковскому, на которого обрушились представители РАПП и «Кузницы».

— Течение, возглавляемое Маяковским, — заявил Фрунзе, — я считаю вполне законным оттенком в нашей советской литературе и ничего антикоммунистического в этом направлении не нахожу…

XI. Последние дни

М. В. Фрунзе в одной из своих анкет сообщал:

«…специальность — столярное дело и военное;

в тюрьме — 11 месяцев;

на каторге — 7 лет и 9 месяцев;

в ссылке — 1 год»,

и на вопрос о состоянии здоровья ответил: «болен желудком». Что под этим мимоходом брошенным замечанием понималось — мало кто знал. Фрунзе не любил говорит о себе и тем более о своих недугах. Казалось, что его бодрый и веселый ум не вмещал таких понятий, как болезнь, смерть. И если бы какой-нибудь строгий судья стал рассматривать жизнь Фрунзе шаг за шагом и искать совершенных им проступков против революции и рабочего класса, то он нашел бы единственный серьезный проступок: Фрунзе не заботился о своем здоровье, которое было необходимо партии и рабочему классу.

В годы гражданской войны Михаил Васильевич никогда не прибегал к врачебной помощи. Но, замечая признаки усталости и болезни у своих помощников, Фрунзе настойчиво указывал:

— Вам надо лечиться, взять отпуск…

Лично же Фрунзе, когда его донимали боли в желудке, пил соду, которая, конечно, не излечивала, а давала только временное облегчение. При этом он со смущенной улыбкой говорил близким:

— Я ей, соде, верю…

В 1922 году Михаил Васильевич по прямому настоянию окружавших его лиц обратился к врачу. Был созван консилиум, который признал необходимым выезд для лечения за границу, в Карлсбад. Для Фрунзе был даже заготовлен заграничный паспорт, но он отказался ехать и продолжал работать.

Уступая просьбам друзей, Фрунзе выехал в Боржом.

Накануне отъезда, без ведома Михаила Васильевича, была послана грузинскому правительству телеграмма:

«…Вчера, уже после получения всех документов, совершенно отказался от заграничной поездки и 29-го (июня 1922 года. — С. Б.) выезжает в Боржом. Положение здоровья серьезнее, чем он, видимо, думает. Если курс лечения в Боржоме будет неудачен, придется прибегнуть к хирургии… Крайне необходимо создать в Боржоме условия, сколько-нибудь заменяющие Карлсбад».

Поездка в Боржом оказала благотворное действие на здоровье Фрунзе, и он в течение двух лет не высказывал желания приступить к серьезному лечению.

Осенью 1924 года Михаил Васильевич вместе с Ворошиловым провел месяц своего отпуска в Азербайджане. Ежедневно друзья отправлялись на охоту. К. Е. Ворошилов рассказывает об этих днях: «…Горы, овраги и вообще своеобразная, труднопроходимая местность, где мы охотились, заставляла нас каждую минуту брать „препятствия“, и Михаил Васильевич, страстный и хороший охотник, был неутомим. Вставая с рассветом, мы часто лишь с наступлением сумерек возвращались в аул, чтобы на рассвете опять двинуться на новые места — такие же скалистые и овражные. Думать о диете или о сколько-нибудь регулярном питании было совершенно невозможно. Питались „подножным кормом“ — пищей местного крестьянства, но, невзирая на такой образ жизни, Михаил Васильевич все же поправился, окреп и чувствовал себя превосходно»[40].

М. В. Фрунзе с детьми — сыном Тимуром и дочерью Татьяной.

Летом, в 1925 году, Михаил Васильевич должен был отправиться в служебную поездку на Украину — ознакомиться на месте с боевой подготовкой частей Красной армии.

Накануне отъезда близкие обратили внимание на крайне болезненный вид Михаила Васильевича: лицо было воспалено, глаза лихорадочно блестели.

— Вы больны, Михаил Васильевич, вам нельзя сейчас ехать.

— Это пустое…

Фрунзе не любил, чтобы ему напоминали о его болезни. Он избегал и думать о ней. Поглощенный любимой работой, он не хотел замечать разрушительного процесса в своем организме. Сказывались последствия каторги, истязаний палачей, напряженная работа на фронте, ранения.

Окружающие настойчиво указывали на опасность для здоровья поездки в данный момент…

— Я поеду, — заявил Михаил Васильевич и стал готовиться к отъезду.

Тогда обратились в Центральный Комитет партии, к Вячеславу Михайловичу Молотову, и рассказали о состоянии Фрунзе.

— Нужно вынести постановление, отменяющее эту поездку.

Вячеслав Михайлович выполнил свое обещание, и поездка Фрунзе была отложена.

Когда здоровье несколько улучшилось, Михаил Васильевич, получив отпуск, отправился в Крым, в Мухалатку. Там в то время отдыхали товарищи Сталин, Ворошилов и Шкирятов. Необходимо упомянуть, что до поездки в Крым Михаил Васильевич перенес две автомобильные аварии, сопровождавшиеся значительными ушибами. Сталин, Ворошилов и Шкирятов узнали от сопровождавшего Фрунзе врача, что у Михаила Васильевича в течение восьми суток продолжалось внутреннее кровоизлияние, которое, по-видимому, не прекратилось и в Крыму. Но Фрунзе пренебрег этим грозным симптомом и стремился скорей на охоту в район Ай-Петри. «…Мы его отговаривали, — рассказывает К. Е. Ворошилов, — так как вид у него был не совсем здоровый, предлагали ему сначала окрепнуть, а затем уже охотиться. Но уговоры не помогли, и мы вчетвером — Михаил Васильевич, т. Шкирятов, доктор Мандрыка и я — несколько часов бродили по каменистым спускам Ай-Петри.

Невзирая на неудачную охоту, Михаил Васильевич буквально переродился, стал опять тем же жизнерадостным, ласковым и веселым.

Все же заявление врача о физическом состоянии Михаила Васильевича заставило нас задуматься о его здоровье. Мы все видели, что Михаилу Васильевичу необходим прежде всего абсолютный покой. Я наотрез отказался ездить с Михаилом Васильевичем на охоту, чем, конечно, огорчил моего друга. Но сам Михаил Васильевич не унимался, охотился на зайцев, был доволен, возбужден и мечтал о настоящей, большой охоте.

Но очевидно кровоизлияния в желудочно-кишечном тракте давали себя чувствовать. Михаил Васильевич стал недомогать и слег»[41].

Врачи указывали на необходимость операции. Михаил Васильевич беспрекословно согласился.

— Раз нужно, то прошу сделать скорее.

Фрунзе переехал в Москву и лег в Кремлевскую больницу. Как только Михаил Васильевич немного отдохнул и к нему вернулась прежняя жизнерадостность, палата № 19, где помещался Фрунзе, превратилась в рабочий кабинет. На столах были разложены книги, документы, сотрудники являлись с докладами, часто навещали близкие, друзья. Фрунзе следил за всеми событиями и живо на них откликался.

Свой невольный досуг Михаил Васильевич использовал для чтения военной литературы. Он начал штудировать книгу Фоша «Введение в войну», делал выписки, вносил свои замечания.

— Так много работы впереди, — говорил он посещавшим его лицам.

Мысли Фрунзе были целиком поглощены военной реформой, которую он вместе с К. Е. Ворошиловым под руководством товарища Сталина начал проводить в жизнь. Работал Михаил Васильевич, как всегда, углубленно, готовился к решению поставленных задач после большой предварительной черновой работы.

Светлый ум Фрунзе видел то огромное будущее, которое открывалось перед страной и руководимой им армией в осуществлении сталинского плана индустриализации, и его не пугали трудности, которые переживала Красная армия в этот период. Больница оторвала Фрунзе от работы, и он переживал это, пожалуй, острее, чем свою болезнь.

Приближался день операции. 26 октября Михаил Васильевич пишет жене:

«Ну вот… подошел и конец моим испытаниям. Завтра утром я переезжаю в Солдатенковскую больницу, а послезавтра (в четверг) будет операция. Когда ты получишь это письмо, вероятно в твоих руках уже будет телеграмма, извещающая о ее результатах».

40

К. Е. Ворошилов, Статьи и речи, стр. 7. Партиздат, 1937 г.

41

К. Е. Ворошилов, Статьи и речи, стр. 8. Партиздат, 1937 г.