Страница 9 из 35
– Среди девиц группы повышенного риска она не числится. Имеются в виду замеченные в проституции. Но приятели у нее действительно с уголовными наклонностями. Некий вор по кличке Хомяк судим за грабеж. Жукова Светлана проходила по делу свидетельницей. Ее личной вины следствием не установлено. Сажать не за что, как видите, – развел руками полковник.
– Значит, ждать, пока будет за что? Не гуманнее ли принять профилактические меры заранее? Хотя бы обязать устроиться на работу, ведь есть, кажется, статья…
– Есть, – поморщился полковник. – Статья двести девятая. Никто ее пока не отменял. Но в связи с гуманизацией общества она практически не применяется…
На высоком крыльце райотдела Дмитрий Максимович едва не столкнулся с чернявым старшим лейтенантом, тот успел посторониться. Если бы старший лейтенант вернулся с происшествия и зашел к полковнику на полчаса раньше – кто знает, возможно, Дмитрий Максимович и обрел бы в райотделе знакомца решительного, не уклоняющегося от проблем, а Мельников взял бы на заметку любопытную информацию…
6
Старинный уральский город Шиханск искони стоит на «гулящей» тропе: четыреста лет назад по здешним вогульским урочищам прошел атаман Ермак с ватагой волжских гулебщиков; через полтора века после Ермакова похода укрывались в дебрях старообрядцы, спасая древлее благочестие от гонений патриарха Никона; брели в сии места и дале крестьяне землиц российских в поисках воли; бежали сюда от расправы воры да разбойники. Два с половиною века тому заложили первые Демидовы шиханский железоделательный завод. Цепкие, хваткие промышленники и их приказчики привечали старообрядцев, приманивали и «гулящих людей» да пригоняли из российских губерний крестьян, всех пригибали жесткой рукой к рудничным и заводским работам. Когда же на Среднем Урале, кроме железных и медных руд, сыскалось богатое рассыпное золото, набежали сюда золотоискатели, на их добычу слетелись перекупщики, держатели тайных кабаков и притонов, игроки, мошенники, ворье. Так еще во времена отдаленные расслоилось население Шихане ка на талантливых работяг и на свору паразитирующих ловкачей.
Вихрь революции развеял жителей старого Шиханска в разные концы страны, им взамен прибыло много иногородних. В годы репрессий среди уральских лесов и гор выросли заборы с колючей проволокой, с вышками охраны. И те, кому посчастливилось дожить до конца срока, оседали в ближних к зоне городах и поселках. Война пригнала сюда десятки тысяч новых поселенцев, вольных и подконвойных. И после, в мирные годы, катились на Урал спецвагоны с арестантским контингентом. На станции Шиханск выходили люди в ватниках, встречали их солдаты с овчарками, провожали в приземистые бараки зон. Все короче становились «срока», все чаще объявлялись амнистии, все больше вливалось «вставших на путь исправления» в городские общежития и улицы, изменяя на свой лад нравы Шиханска.
Поток уголовных дел захлестывал отдел, возглавляемый старшим лейтенантом Мельниковым. Только что закончили распутывать серию краж, взяли в одном из притонов преступную группу, раскрыли убийство с корыстной целью, взлом магазина с хищением на десять тысяч, разобрались с массовой дракой подростков, а в производстве еще несколько материалов по грабежам, кражам, по двум тяжким телесным повреждениям, по четырем хулиганским действиям… В большинстве случаев катализатор драки или конечная цель хищения – водка.
…В этот майский вечер Мельников вознамерился сочетать профессиональный интерес с культурным мероприятием: посмотреть фильм в кинотеатре «Россия». Во-первых, американский детектив знакомит советских сыщиков с методами их заокеанских коллег, во-вторых, не встретятся ли у «России» те девицы, что перемолвились с Максом Ленцовым в прошлый раз, понаблюдать бы за ними. Наконец, надо же иногда выходить «в свет» с женой Зинаидой.
Но, как часто случается в сыщицкой судьбе, личные планы были порушены: детективный сюжет подоспел не американский, а отечественный, местный, шиханский, и не на экране, а на улице Учительской, где пришлось прогуливаться не с женой Зиной, а с потерпевшим Иваном Сахарковым. Конечно, этот Сахарков и сам не сахар, и потерпевшим стал, можно сказать, по собственному желанию, но от этого кража не перестала быть преступлением. Ему же впредь наука: пусть прочувствует, каково быть обворованным.
Иван этот Сахарков полгода назад и сам у кого-то что-то спер по пьянке, тут же попался, присудили ему «химию», то есть работать, где и кем укажут, а проживать в общежитии спецкомендатуры под надзором. Так что Иван ничего теперь не нарушал, работал относительно добросовестно, если и выпивал, так самую малость, и у коменданта к нему претензий не было, В качестве поощрения «вставшего на путь» Сахаркова отпускали на воскресенья домой, благо дом в трех кварталах от спецкомендатуры. Там Иван поступал под надзор супруги Надьки, бабенки ядреной, горластой, способной и отлупить мужа в случае чего.
Теща Ивана жила в деревне, километров за сто от Шиханска. И пришла телеграмма: старушка тяжело больна. Надька взяла в цехе три дня в счет отпуска и уехала в деревню. Поскольку у Сахарковых сын первоклассник, администрация спецкомендатуры разрешила подопечному жить эти дни дома.
Наверно, Иван очень благодарен был теще, что она захворала. Оказавшись без надзора, он первым делом поставил брагу в пятилитровой бутыли, на что извел семейный паек сахара и дефицитные дрожжи, хранимые Надькой к лету на квас. Брага, заботливо укрытая телогрейкой возле батареи отопления, ходила бодро, и хозяин по вечерам, припадая ухом, с улыбкой внимал шипящим звукам брожения. Терпения хватило аж на два дня. На третий после работы состоялась дегустация. И терпение вознаградилось: после трех стаканов появилось у Ивана неудержимое человеколюбие, тяга к задушевному общению, хотелось кого-то уважать и чтоб его уважали, обнимали, благодарили. Иван посидел-посидел над стаканом, заскучал вконец, оделся и поволокся на улицу искать родственную душу.
Имея в активе четыре с лишним литра браги, найти в Шиханске лучшего друга можно и среди ночи. Не прошло и получаса, как обнараужились аж три родственных души, два парня и молодая девка, все свои в доску. Общий интерес возник на почве воспоминаний: оба новых знакомых судились в том же райсуде, «тянули срока» в местной колонии. Дабы продлить общение, Сахарков пригласил друзей к себе на квартиру. Они тоже высоко оценили качество браги, зауважали ее творца, а деваха, выпив стакан, поцеловала Ванечку, чем навек покорила сердце «вставшего на путь». Сахарков так растрогался, что прослезился, вылакал еще два стакана и уснул.
Пробудился от крика вернувшейся поутру Надьки. Башка разламывалась… И сперва его опечалило только то, что в бутыли осталась одна бурая гуща. Но головная боль усугубилась еще и тошнотой, когда дошли до сознания Надькины громкие вопросы. Куда делись дрожжи и сахар, ей ясно. А где магнитофон «Аэлита» с кассетами? Где импортный женский плащ? Где куртка Ивана, почти не ношенная? А туфли на высоком где? Иван не знал, куда оно все девалось. Испив два ковша холодной воды, он бежал от женина допроса на работу. Там мастер тоже матюкнул за опоздание. Жена грозит разводом, мастер – жалобой в спецкомендатуру, вместо новой куртки осталась ватная старая телага, облитая бражной гущей…
Сам Сахарков этот очередной подвох судьбы перенес бы молча. Но Надька побежала в милицию, настрочила заявление. Вот и пришлось Сахаркову на пару с сыскарем Мельниковым гулять весь вечер по улице Учительской. На черта бы сдались Ивану такие гуляния, но куда деться? Дома Надька заест. В спецкомендатуре лучше, но жена и там накапала, воспитывать начнут. Чтобы отдалить вечернюю накачку, Иван клялся Мельникову, что вчерашние сображники живут где-то поблизости, что он, Сахарков, и раньше встречал их на улице Учительской, а то неужели связался бы совсем уж с незнакомыми. Но воры на вечерний променад не вышли. И около полуночи Мельников препроводил потерпевшего в комендатуру, жалея о напрасно потраченном вечере. Конечно, можно было послать с Сахарковым кого-нибудь из сотрудников отдела. Но начальника УРа Мельникова «пьяные» происшествия задевали за живое.