Страница 29 из 82
Их и расстреляли вместе, может, с разницей лишь в несколько минут. Пытали доносчика на главкома или не пытали — добровольным навет был — кто теперь знает. Строки протокола сохранили его имя. Но дрогнул кто-то в КГБ — не решился раскрыть тайну до конца. Признаюсь, и у самого рука не поднялась написать фамилию того человека. Да, пожалуй, и не это главное. Больше беспокоит совсем другое — очередная подделка истории под новые веяния.
Летом сорок первого арестовали 20 человек. Среди них; заместитель наркома обороны СССР генерал армии К. А. Мерецков; нарком вооружения Б. Л. Ванников; помощник начальника Генерального штаба дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Я. В. Смушкевич; начальник управления ПВО Герой Советского Союза генерал-полковник Г. М. Штерн; заместитель наркома обороны, командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полков ник А. Д. Локтионов; начальник Военно-воздушной академии генерал-лейтенант Ф. К. Арженухин; заместитель начальника управления ВВС И. Ф. Сакриер; Герой Советского Союза генерал-майор авиации И. И. Проскуров и другие. Арестована была и жена П. В. Рычагова, известная летчица, заместитель командира полка майор М. П. Нестеренко — прямо на летном поле.
Один из крупных специалистов по части пыток Лев Шварцман рассказывал потом, как работал в те времена трудовой коллектив сотрудников Народного комиссариата внутренних дел СССР. 20 человек — участников гражданской войны, видных военных теоретиков, военачальников, героев — в октябре сорок первого расстреляли.
Песенный энтузиазм республики рабочих и крестьян заметно поутих. Марш товарища Хайта со словами о «спокойствии наших границ» оказался совсем неуместным. Слова, сказанные Сталину генералом Рычаговым накануне войны, подтвердились.
Вот передо мной хроника одного месяца работы 32-го гвардейского авиаполка. Полк только что доукомплектовался личным составом и техникой, летчики изучили район боевых действий. Новый командир гвардейцев двадцатилетний летчик-истребитель Василий Сталин рвался в бой. И… началось…
4 января. Не выполнив боевого задания, из полета вернулся старший лейтенант Кошелев. Причина? Тряска мотора.
5 января. Не смогли продолжать полет младшие лейтенанты Гнатенко и Разуванов. На машине одного скрутился гибкий валик, у другого барахлил мотор.
6 января. У старшего лейтенанта Мошина срыв задания — тряска мотора. У лейтенанта Пономаренко — барахлил мотор.
7 января. У капитана Шульженко на самолете отлетел патрубок, у старшего лейтенанта Мошина отвалилась бронеспинка, у старшего лейтенанта Лепина не убралась в полете нога шасси, на самолете младшего лейтенанта Вишнякова оторвался патрубок.
8 января. Вернулся на аэродром лейтенант Шишкин. Задание не выполнял. На машине обнаружена течь топлива из-под пробки бензобака.
14 января. Не смог лететь на задание лейтенант Горшков: в воздухе не убиралась нога шасси.
15 января. То же самое произошло на машине младшего лейтенанта Гнатенко — и он вернулся.
16 января. Срыв боевого вылета у старшего лейтенанта Мошина: тряска мотора.
17 января. На самолете лейтенанта Корначенко тряска мотора. То же самое у младшего лейтенанта Гнатенко.
25 января. Только что вручили гвардейское знамя. Вперед, ребята!.. Сразу три отказа боевой техники: у лейтенанта Пономаренко в двух вылетах «обрезал мотор» и у младшего лейтенанта Вишнякова.
26 января. Задание не выполнил лейтенант Марков. Причина — тряска мотора.
27 января. Не у дел оказался младший лейтенант Барановский. На его машине произошла утечка воды из радиатора мотора.
28 января. У младшего лейтенанта Гнатенко в полете открылся лючок бензобака. Боевое задание тоже сорвалось.
Один только месяц…
Не от этого ли всего в январе сорок третьего и «имели место пораженческие высказывания» старшего лейтенанта Геворгяна? Начпо дивизии подполковник Корпуснов рекомендовал вести решительную борьбу с подобными настроениями, немедленно пресекать распространение различных слухов! Хорошая мысль.
А вот как велась та «решительная борьба», с горечью и неутихающей болью в сердце рассказывают ветераны войны.
Человек удивительной судьбы, Герой Советского Союза Анна Александровна Тимофеева-Егорова воевала на штурмовиках. Мощное вооружение, броня боевой машины позволяли наносить сокрушительные удары по объектам противника. Когда кончались боеприпасы — штурмовики рубили врага винтами. Не случайно немцы называли этот самолет «черной смертью».
Так вот что поведала мне Анна Александровна. В их 805-й штурмовой авиаполк — а дело было тоже в начале сорок третьего — прибыл летчик. Орденов — от плеча до плеча! Только Красного Знамени три — за Хасан, финскую войну, еще один в начале Отечественной заслужил. Тит Кириллович Покровский, или просто Кирилыч, как стали звать его пилоты, по возрасту был старше многих в полку. И никто толком не знал, почему капитана перевели вдруг к ним на должность командира звена — это ведь была лишь первая ступень в иерархии летного опыта и мастерства, если отсчет вести от рядового бойца. Сам Кирилыч по этому поводу разговоров не вел, рассказывал летчикам смешные истории, якобы происходившие с ним, но чаще был замкнут и молчалив.
В полку знали, что командир эскадрильи 136-го скоростного бомбардировочного Тит Покровский 22 июня 1941 года дважды врезался своим бомбардировщиком в строй гитлеровских самолетов и разгонял их, что только за три месяца войны девять раз был сбит, но мужество не покидало летчика. Когда его сбили в девятый раз, самолетов в скоростном бомбардировочном не стало, да и пилотов-то насчитывалось лишь человек пять-шесть. И тогда отправили его в учебно-тренировочный полк для переучивания на новые боевые машины.
Прибыли «скоростники» в УТАП в конце сорок первого, а там новых самолетов и в помине нет. Вот тогда Покровский и разрядился! Что мог сказать простой солдат, бесстрашный и честный? «О чем они там думают — сколько можно летать на этих гробах!» — вот и вся-то фраза, сказанная с болью за наши боевые неудачи. Ведь те скоростные бомбардировщики, на которых летал Тит Покровский, только именовались скоростными. По своим тактико-техническим возможностям они могли соперничать разве что с птеродактилями…
Донос, или, выражаясь туманным и гибким языком застоя, информация, быстро дошла до соответствующих органов. Там ребята не долго разбирались. Приговор был прост и ясен: «Расстрелять!» Но судьба и тогда смилостивилась над пилотом — сохранила ему жизнь: летчики, рискуя быть привлеченными за «коллективку», дружно выступили в защиту своего командира. Они успели написать письмо в Президиум Верховного Совета СССР и отправили его самолетом.
Покровского не расстреляли. Ему даже вернули боевые награды, партбилет, хотя беспрецедентный пример такой справедливости кое-кому показался излишним, и в назидание остальным командира эскадрильи разжаловали едва ли не до рядовых и отправили в другой полк.
В одном из боевых вылетов штурмовик капитана Т. К. Покровского был подбит огнем береговой артиллерии. На глазах Анны Егоровой он вспыхнул факелом, и волны Азовского моря навсегда схоронили верного сына Отечества…
На всю жизнь запомнилось и Герою Советского Союза генерал-лейтенанту авиации Б. Н. Еремину, как однажды он спас от скорого да неправедного суда девятнадцатилетнего лётчика-сержанта. Тот летчик взлетел на боевое задание, но выполнять его не стал: после взлета обнаружил, что мотор истребителя барахлит, и вынужден был вернуться на аэродром.
Тут же пилота окружили специалисты — здоровые мужики с железными кулаками. Сами в бой они никогда не ходили, но почему-то считалось, что без их присутствия в боевом коллективе не обойтись, что без дыхания особиста в затылок лётчику-истребителю — ни на вертикалях, ни на виражах никаких побед и ожидать не следует.
Так окружили те молодцы сержанта, и Борис Николаевич, тогда капитан, заместитель командира эскадрильи, стал свидетелем тревожного разговора: не выполнил, мол, боевого приказа, бросил товарищей в бою — стало быть, трус и паникер!.. От таких слов сам воздух, казалось, наэлектризовывался, а два статных молодца с малиновыми петлицами уже услужливо примкнули к юному сержанту, который пытался что-то еще объяснить. Вот тут и вмешался капитан Еремин. «Я слетаю», — сказал он, взлетел, но вскоре вернулся и подтвердил, что мотор на этом самолете действительно не тянет — отказ техники.