Страница 20 из 82
«Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков!..» — эти слова вызвали мощный прилив патриотических сил. Упоминание славных имен России, как точно заметил англичанин А. Верт, «представляло собой обращение к специфически русской национальной гордости народа».
Сталинские соколы
Из Саратова Василий, Степан и Тимур вылетели в Куйбышев. Там, в особнячке на улице Пионерской, жили эвакуированные сестра Василия Светлана, жена брата Якова Юлия с дочкой, Анна Сергеевна с двумя сыновьями, бабушка Василия и его жена Галина. Едва Василий переступил порог дома, охранник поздравил его с рождением сына…
Степан с Тимуром вскоре отправились в Багай-Барановку — доучиваться в запасном полку. Летчик Г. В. Гурко рассказывал о тех днях:
«Начну с того, что в начале осени сорок первого года нас, летный состав Багай-Барановки, стали переводить на жительство из палаток в землянки. Одна из землянок была длиннее всех, и в конце ее было отгорожено небольшое помещение для инструкторов. И вот в один день нас вдруг попросили освободить эту часть землянки. Пришел командир эскадрильи с молотком, гвоздями и стал приколачивать гвозди — вместо вешалки.
Вскоре приводят к нам трех пареньков в кожаных регланах со знаками различия на петлицах младших лейтенантов. Это были Тимур Фрунзе, Степан Микоян и Ярославский. Держались ребята обособленно. Более общительным был Тимур. В наш полк в основном прибывали сержанты. Эту моду — выпускать летчиков сержантами — завел маршал Тимошенко, и пилоты между собой кляли его по всем швам. Знаки различия никто из нас принципиально не носил. И конечно же, тогда всем бросилось в глаза, что трое прибывших — младшие лейтенанты.
Ну а дальше пошло по законам той жизни, которая была в то время: теория, полеты, разные там дежурства, наряды. Из прибывших особенно выделялся Тимур Фрунзе. Он хорошо летал.
Несколько раз к нам, помню, прилетал и Василий Сталин. Пройдет бреющим над аэродромом, взмоет горкой — и на посадку.
Как-то прилетел, а я был дежурным по полетам. Представился ему как положено: Василий был капитан, инспектор ВВС. Он попросил, чтобы я доложил о нем командиру полка. А наш командир полка был майором и сказал мне, чтоб я передал Сталину, что каждый, кто прилетает на аэродром, должен ему представляться, как командиру. На этом дело и кончилось: Василий пошел представляться…»
Да, враг рвался к Москве, жизнь в ЗАПах шла ни шатко ни валко, и с нескрываемой тревогой за свою безучастность в боевой работе Тимур писал сестре:
«Летаем в месяц по чайной ложке. Программа же увеличена: введены стрельбы, полеты строем и воздушный бой. Видно, не скоро я попаду на фронт…»
Однако программа, как это у нас часто бывает, была составлена для программы — ни Тимур, ни Степан, никто другой из летчиков ее так и не закончил: в полку недоставало горючего. Так что вскоре все — на радость всем! — получили назначения в действующие полки и разлетелись. Степан попал в 11-й истребительный, Тимур — в 161-й.
По-разному складывались фронтовые судьбы «крестных» Василия. О Степане в письме брату Владимиру, который также осваивал боевой истребитель, писал младший из сыновей Микояна — Алексей:
«Степка наш сейчас в ПВО Москвы, имеет много боевых вылетов, несколько штурмовок. Я считаю его уже настоящим летчиком…»
Письмо задержалось, отправить его Алексей не успел, и через несколько дней пришлось сделать приписку:
«Знаешь, а Степка в больнице. Попал в аварию и вот лежит. Была ясная зимняя погода. Дул северный ветер. Ярко блестевшая на солнце машина Степана горела как факел. Не растерявшись, он не бросил машину, а повел ее на посадку. Огонь жег уже руки, лицо. Но земля была еще далеко. Степа мужественно спасал машину. Он посадил ее на полянке в лесу. Позже знающие люди говорили, что теоретически сесть здесь невозможно. Но машина была посажена прекрасно! Последний момент посадки Степа не помнит: от боли потерял сознание. Он обжег руки, лицо, поломал ногу. А спасли его деревенские ребята. Они довезли Степана на лыжах к дороге, а потам в санях лошадью — до полевого госпиталя. Сейчас раны заживают, скоро будет ходить, потом опять летать. Он передает тебе привет…»
Не знал Алексей о действительной причине «Степкиной аварии». Все произошло тогда настолько неожиданно и до обидного глупо, что и от многих других решили скрыть истинную причину случившегося.
Дело в том, что сбил лейтенанта Микояна не лютый враг, а свой же краснозвездный советский истребитель. Случилось это 16 января сорок второго где-то под Истрой. Перепутал сокол ясный силуэт боевой машины — решил, что «мессер» летит, зашел в хвост, как учили, и ахнул из всех пушек. Степан даже растеряться не успел. Видно, не случайно до сих пор жива в народе не слишком веселая шутка: «Бей своих, чтоб чужие боялись…»
Четверть века спустя в соединении генерал-майора авиации Алексея Микояна, под чьими знаменами мне в ту пору довелось служить, на ученьях с братьями по оружию из социалистического лагеря произошел аналогичный случай. Лихой и достаточно уже опытный пилот Абяз Умяров был поднят наперехват. Цель он перехватил и в путанице распоряжений и команд с земли пустил ракету, да, оказалось, по истребителю чеха. Ракета, естественно, сработала, продемонстрировав мощь советского оружия. Ну, а дальше, естественно, отцы-командиры принялись искать стрелочника, который должен быть виноватым. Короче, моего однополчанина наказали. Но Господь миловал: чех остался жив-здоров, а Абяза Умярова простили.
А вот брат нашего комдива, Степан Микоян, тогда, в сорок втором, полгода вынужден был отлежать в госпитале. Потом он снова начнет летать, окажется вместе с Василием Сталиным в одном боевом коллективе. Однако об этом чуточку позже. Здесь самое время рассказать о вылете Тимура Фрунзе под Старой Руссой, который оказался для него роковым.
Боевую работу лейтенант Фрунзе начал 10 января 1942 года. Он вылетал на прикрытие своего аэродрома, прикрытие наземных войск на поле боя. Было три встречи с воздушным противником. На девятом боевом вылете Тимура не стало…
Сохранился документ о трагических минутах того последнего боя:
«19 января 1942 года летчики 161-го истребительного авиаполка — ведущий старший лейтенант Шутов и ведомый лейтенант Фрунзе — на самолетах Як-1 в 11 часов 48 минут вылетели с аэродрома Крестцы на прикрытие наших войск в район северо-восточнее Старой Руссы (в район Парфино, где происходили ожесточенные бои за мост и переправу).
Патрулируя над своими войсками, в 12 часов 15 минут Фрунзе и Шутов встретили на высоте 900 метров четыре истребителя противника типа Me-109 и Me-115. После первой же атаки один истребитель противника был сбит и рухнул на землю в районе деревни Балогижа, в 5–6 километрах северней Старой Руссы.
Во время первой атаки к четверке вражеских истребителей подошли еще три истребителя Ме-115. Имея численное превосходство и большую скорость, врагу удалось расколоть пару советских истребителей. Самолет лейтенанта Фрунзе атаковали три истребителя Me-109 и Ме-115, а самолет ведущего Шутова был атакован другими четырьмя истребителями. В ходе боя Шутов был подбит и произвел вынужденную посадку в расположении своих войск. Летчик остался жив. Тимур же некоторое время продолжал сражение один против всех стервятников, но тоже был сбит…»
Как сообщает донесение, лейтенант Фрунзе погиб от прямого попадания снаряда в голову. При падении его самолет был подожжен и упал в 500 метрах северо-западнее деревни Отвидино (в 8 километрах северо-западнее Старой Руссы).
Вот и вся жизнь… Тимур погиб, не дожив до девятнадцати. Василий был старше его на два года. В тридцать седьмом они учились в одной школе, которая тогда только открылась, в средней школе специального назначения — артиллерийской спецухе. Василий через год учебы удрал из нее, не окончив десяти классов — отправился в Качинскую военную школу летчиков. А Тимур два года еще отучился, хотя ни тот, ни другой идти в артиллерию не захотели.