Здесь жила Нефертити

На платформе в Мэллави к нам подошел высокий и стройный египтянин, одетый в пурпурный вышитый плащ поверх безупречно белой туники. На голове у него был пурпурный шелковый убор. Он по-восточному приветствовал Джона и Гильду, дотронувшись пальцами сначала до лба, потом до груди, и только тогда пожал протянутые ему руки. Это был Хуссейн Абу Бакр — доверенный слуга нашего общества, ему было поручено отпереть дом экспедиции и сделать там все необходимые приготовления. За Хуссейном стояли его брат Абд эль Латиф, работавший поваром, и их племянник — юный Абу Бакр. Немного поодаль мы заметили еще троих или четверых местных жителей.

Джон и Гильда бегло и непринужденно говорили на арабском языке и представили всех нас. Хуссейн сообщил, что нанял две машины, чтобы доставить нас и наш багаж к берегу реки, до которого оставалось примерно около полумили. Джону пришлось подчиниться, хотя он терпеть не мог пользоваться машиной, если была даже малейшая возможность идти пешком. Все мы ухитрились поместиться в первой машине, а семейство Абу Бакр, весело улыбаясь среди груды чемоданов, следовало за нами во второй. Местные жители вприпрыжку бежали следом в облаке пыли. Было очень жарко и пыльно, мы устали, и это короткое путешествие на машине довело нас почти до полного изнеможения.

Миновав станцию, мы поехали по узкой высокой насыпи, которая вилась между расположенными в низине двумя полосками возделанной земли. Во время ежегодных разливов Нила эти поля затапливаются водой и покрываются слоем плодородного ила. И тогда высокие насыпи, пересекающие крест-накрест всю площадь хлебных полей, служат единственными путями, по которым можно передвигаться.

Кое-где насыпь, по которой мы ехали, развалилась, образовались глубокие лощины, и, проезжая по ним, колеса подпрыгивали. К тому же шоферу, видимо, доставляло удовольствие убеждаться в том, что он может повернуть на огромной скорости, не свалив машину вниз. Поэтому мы были очень рады, когда дорога, наконец, сравнялась с полями и мы увидели плескавшиеся у наших ног воды Нила.

Вечер выдался необыкновенно тихий. Позади нас солнце опускалось к горизонту. Далеко за рекой, отражаясь в воде, тянулся длинный ряд неподвижных пальм. Над ними возвышались отливавшие золотом скалы.

У шаткого причала стояла очень странная лодка. В течение долгих лет она обслуживала экспедиции, прибывавшие в Тель-эль-Амарну. Лодка длиной около двадцати футов[18] казалась сколоченной из множества кусков дерева различных пород и размеров, что свидетельствовало о бесконечных починках. Вряд ли на ней сохранился хоть один кусочек материала, из которого она была сделана. На мачте был укреплен огромный парус, напоминавший небрежно свернутый зонт.

Преодолев чувство страха, мы забрались в лодку. В одно мгновение наши чемоданы оказались где-то на ее дне. Мы находились примерно в миле севернее той местности, куда направлялись, поэтому вначале нам пришлось плыть против течения.

По знаку Хуссейна местные жители, выстроившись в один ряд, ухватились за длинную бечеву, прикрепленную к носовой части лодки, и потянули ее вдоль берега по изрядно истоптанной дороге. Старая фелюга, переполненная пассажирами и чемоданами, не спеша последовала за ними. Уровень воды казался близким к бортам, что, конечно, не радовало нас. Иногда люди, тянувшие бечеву, шли почти рядом с водой, и берег возвышался над их головами. Порой же дорога вела круто в гору, и они были вынуждены идти под Жгучими лучами заходящего солнца. Капли воды, отлетавшие от бечевы, сверкали, точно драгоценные камни. Хуссейн сидел у руля, старательно направляя носовую часть лодки в сторону от берега.

Мы свернули немного вправо. На восточном берегу скалы переходили в мыс, который отвесно спускался к воде. Ряд стройных пальм, росших у его подножия, тянулся вдоль берега. Джон прервал молчание: «Вон северная граница нашей местности». Мы уставили вдаль и увидели, что нас отделяла от этой местности золотистая поверхность воды, а лодка тем временем поравнялась с заставой города. «А там, — продолжал он, указывая на юг, где подернутый вечерним туманом и казавшийся тусклым, серым и низким виднелся другой, погруженный в воду мыс, — южный. Приплыв сюда в первый раз с юга, Эхнатон обогнул эту скалу».

Мы находились у северного мыса. Люди, тянувшие бечеву, остановились и подтянули лодку к берегу. Затем они тщательно закрутили кольцами веревку. Двое из них вошли в лодку и, как-то умудрившись уместиться на среднем, предназначенном для гребцов сиденье, извлекли пару нетесаных весел. Фелюга теперь направилась к крошечному причалу, который находился тут же, чуть южнее мыса.

Было очень тихо, прохладно и необычайно красиво. Никому не хотелось нарушать молчания. Солнце зашло. Теперь мы могли разглядеть на фоне деревьев несколько фигур в белой одежде, засуетившихся при нашем приближении. Кое-где над нарядными, легкими, как перышко, пальмами стелилась голубая дымка.

Слегка поскрипывая, фелюга причалила к берегу; Хуссейн и двое гребцов, подав нам руки, помогли выйти на берег. Узкая тропинка круто поднималась, и мы гуськом двинулись по ней. Наверху тропинка вилась под густой сенью пальм. Вскоре она привела нас к другому, более удаленному от берега ряду пальм. Мы снова оказались в полосе вечернего света. Перед нами раскинулось море коричневых песчаных дюн, а у самого его края, подобно длинному низкому кораблю, плывущему на волнах, возвышался дом, в котором нам предстояло найти приют. Дом был коричневый, как и песок, на котором он стоял, беспорядочно спланированный, но приветливый. Кто-то шел нам навстречу, освещая в темноте путь фонарем.

Скалы над домом начали вновь светлеть, и по мере нашего приближения к дому они постепенно снова обретали пурпурную, розовую и золотистую окраску в странном, запоздалом отблеске заката.

Глава пятая

Мне приятно сознавать, что я жила в доме, построенном свыше трех тысяч лет назад. Это было реставрированное здание эпохи Эхнатона. Эхнатон выстроил свой город у воды, там, где сейчас раскинулись засеянные поля. С севера на юг город дугой огибают известковые скалы. Северный и южный мысы дуги подходят близко к Нилу. Два ряда пальм зеленеют у их подножий. Вдоль берега, от одного мыса к другому тянется пыльная тропа для верблюдов. За полями нет ничего, кроме беспокойного, темно-бурого моря песка, из которого, подобно затопленным скалам, поднимаются древние стены.

Когда мы выбрались на песчаную равнину, еще озаренную мягким светом, и увидели дом с его приветливыми фонарями, от которых неожиданно повеяло домашним уютом, я ощутила в душе теплое, радостное чувство. Сзади сквозь силуэты пальм тускло поблескивала река. С севера и востока дом окружали скалы. Они все еще были согреты солнцем. Только с южной стороны простирались бескрайние пески и были видны руины города.

Почти квадратный дом был спланирован так, что комнаты с трех сторон окружали маленький внутренний дворик. С четвертой стороны, обращенной к реке, сохранилась лишь низкая стена высотой около двух футов с большой дырой посередине. Через нее можно было попасть в бывшую западную галерею — большую, тянувшуюся вдоль всей западной стены комнату. Пересекая ее, вы через проем в стене (где раньше была дверь) выходили во внутренний дворик, который некогда был центральной комнатой дома.

Здесь, прежде всего, бросались в глаза четыре круглых каменных постамента с красивой резьбой диаметром около четырех футов и высотой около шести вбитые в истоптанный земляной пол. На них когда опирались четыре высокие деревянные красные колоны, которые поддерживали крышу, высоко поднятую над крышами остальных комнат. Расположенные под ней окна пропускали массу света и воздуха.

Когда несколько лет назад дом был раскопан, высота стен еще достигала местами пяти-шести футов, сами стены оказались в таком хорошем состоянии, что их нужно было лишь немного надстроить и покрыть крышей.

В доме сохранился старый фундамент, а также первоначальная планировка комнат, расположенных вокруг центральной. Только на каменных основаниях вместо изящных колонн теперь, к сожалению, покоились деревянные подпорки для крыши.

18

Фут — около 30 см.