Кромвель

В июле парламент подписывает приказ о создании армии «для защиты особы короля, обеих палат парламента и всех тех, кто подчинится их повелениям, а также для охранения истинной веры, законов, гражданской свободы и мира в соединенных королевствах».

Похоже, гражданская война уже началась.

Глава IV

Воин

Европа никогда не видела ничего подобного в искусстве вождения войск.

Только религиозные и благочестивые люди годятся для защиты правого дела.

Гром еще глухо ворчал вдали, но грозная сила его угасла. Резкий штормовой ветер рвал плюмажи на шляпах, парусами вздувал плащи свиты, нещадно трепал завитые локоны. Низкие темные облака стремительно проносились над холмами Ноттингемского графства.

Процессия из нескольких сот пестро одетых всадников вслед за королем Карлом и знаменосцем выехала на центральную площадь замка. Огромное старинное знамя с девизом «Воздайте кесарево кесарю» билось и трепетало, вот-вот готовое вырваться из рук.

Загремели барабаны, зазвучали трубы, и герольд начал читать королевскую прокламацию. По обычаю предков Карл призывал верных вассалов выйти за него на битву с непокорным парламентом. «…Мы выполним наш долг в такой степени, что господь снимет с нас вину за ту кровь, которую должно будет пролить при этом…» Когда чтение было окончено, шляпы полетели в воздух и нестройные голоса прокричали: «Боже, храни короля!» Знамя было укреплено на вершине одной из башен Ноттингемского замка.

Король был печален. Его свита казалась ничтожной; денег не было; миссия супруги на континенте пока не приносила успеха. Ни один пехотный полк не был еще набран, оружие и амуниция застряли в Йорке. Правда, его поддерживали почти целиком северо-западные графства, а также Уэльс и Корнуол; все родовитые и знатные фамилии изъявляли ему свою преданность; но зато самые развитые, деловые, близкие к Европе области и порты, весь юго-восток страны, а главное — Лондон с его могучими финансами, запрятанными в Сити, — все были за парламент.

Немного утешал лишь приезд из Германии нового доблестного воина. Племянник Карла, сын его сестры, богемской королевы, и супруга ее, курфюрста Пфальцского Фридриха, двадцатидвухлетний принц Руперт с жаром уверял, что они одним махом покончат с презренными «круглоголовыми» — сбродом, осмелившимся бунтовать. Немудрено, что принцу сразу же по прибытии был пожалован орден Подвязки.

Ах, как он был красив, горяч, дерзок, принц Руперт! Как любили художники рисовать породистое, надменное, прекрасное лицо, аристократические руки в пене кружевных манжет, великолепные локоны, ниспадающие на драгоценный воротник! Такой блестящий, стремительный военачальник как раз и нужен был нерешительному, меланхоличному, слабому Карлу.

…Штормовой ветер к ночи усилился, и, проснувшись утром на следующий день, 23 августа 1642 года, король не увидел своего знамени на башне: его свалило ветром. Гражданская война началась с дурных предзнаменований.

Армии не было и у парламента. В Англии вообще не было регулярной армии. Длительный мир, который царил в стране вот уже второе столетие, делал ее ненужной. Местное же ополчение — милиция, созываемая в случае опасности, воевать, по сути дела, не умела. Из этих доморощенных, плохо обученных, привязанных к родному селу или городку отрядов надо было создать армию, способную сразиться с кавалерами.

Уже в конце августа Кромвель начинает собирать отряд кавалеристов среди своих земляков в Хантингдоне и Кембридже. К нему идут арендаторы, которые помнят его заступничество и чувство справедливости; крестьяне-йомены; городские ремесленники и подмастерья; все, конечно, благочестивые пуритане. В сентябре Оливер Кромвель уже капитан отряда из 60 добровольцев, еще неуклюже сидящих на своих привычных к полевой работе лошадках.

Набор добровольцев идет повсюду, и армия графа Эссекса, главнокомандующего парламентских войск, насчитывает около 20 тысяч человек. Но что это? Граф Эссекс, сын печальной памяти фаворита королевы Елизаветы, будто и не настроен на битву? Он важен и скорбен. Ему нелегко возглавлять армию, рвущуюся в бой против божьего помазанника, самого короля. Он медлит, колеблется; а когда наконец 9 сентября выступает из Лондона — в обозе везут по его приказу похоронные принадлежности: гроб, саван, фамильные гербы.

Промедление парламентской армии дает королю возможность сплотить свои силы. Карл выступает на юг, к Лондону, и по пути к нему стекаются все кавалеры со своими слугами, все вояки, сражавшиеся на континенте, наемники, искатели военной славы. Войско Эссекса идет на север, а войско короля — на Лондон; лишь разминувшись с ним, Эссекс спохватывается. Он поворачивает вдогонку королю, теряет по дороге значительную часть артиллерии и, наконец, холодным днем 23 октября у холма Эджхилл, недалеко от Оксфорда, настигает противника.

Оба войска, численностью каждое около 14 тысяч человек, выстроились друг против друга в боевом порядке: пехота с мушкетерами и копейщиками посредине, кавалерия на флангах. В два часа пополудни принц Руперт выхватил из ножен клинок и дал шпоры коню. Его кавалеристы, сверкая шпагами в морозном воздухе, стремительно понеслись навстречу темной массе парламентского войска. В считанные минуты правый фланг кавалерии «круглоголовых» был смят, опрокинут, обращен в бегство. Рупертова конница с гиканьем понеслась им вдогонку, по дороге налетела на обоз и, расстроив собственные ряды, принялась грабить. Руперт считал свое дело сделанным.

Пока пехота, дымя фитилями, перезаряжала мушкеты, последовал удар кавалерии на другом фланге. Тут уж парламентские отряды не подкачали: их полковнику удалось не только выдержать натиск роялистов, но и перейти в наступление. Лондонская милиция, составлявшая ядро парламентской пехоты, держалась стойко. Несколько кавалерийских отрядов подкрепили ее успех, и кавалерам пришлось туго: их атаковали и с фланга и с тыла.

Уже вечерело, когда «победоносный» Руперт вернулся на поле сражения, где царила полная неразбериха. Многие не могли понять, с кем и за кого сражаются. Он бросился на помощь королевской пехоте и с грехом пополам отбил атаки «круглоголовых».

Ночь наступила; бой окончился, но никто не знал, кто победил. На следующий день удивлению не было границ: граф Эссекс дал приказ отступать к Уорику. Король со своей армией, ободренный успехом, отошел к Оксфорду, занял его и устроил там, в тридцати милях от Лондона, свою штаб-квартиру.

Кромвель был всего лишь кавалерийским капитаном. Он с болью видел, как дружная атака Рупертовой кавалерии сломала, смяла ряды парламентских солдат, он кусал губы от стыда за своих нерешительных командиров. Нет, не такое войско нужно было парламенту.

— Что ждать от ваших кавалеристов? — с жаром говорил он Гемпдену. — Большинство их — старые, опустившиеся военные служаки, и к тому же пьяницы. А их отряды — это сыновья джентльменов и благородных людей. Неужели вы думаете, что всякий сброд будет в состоянии бороться с джентльменами, которые обладают твердостью и храбростью, которых вдохновляет честь? Вы должны набрать себе людей такого духа, которые ни в чем не уступали бы джентльменам, а иначе вас будут бить постоянно!

Умный Гемпден качал головой. Все это так, и хорошо бы иметь солдат, по духу равных джентльменам. Но где их взять? Как обучить? Кузен Кромвель смел и горяч, он ищет добра, но его предложение невыполнимо.

Гемпден недооценивал своего кузена. Уязвленный поражением и — кто знает? — может быть, плененный безоглядной удалью великолепного Руперта, он берется за дело. Он уже знает, что нужно для победы: найти людей высокого духа, которые знают, за что они идут в бой, которые окрылены в битве не жаждой наживы или славы, а куда более высоким порывом: порывом к справедливости, добру для всех, порывом к богу. Он знал таких людей. За ними не надо было далеко ходить: их суровые, правдой дышащие лица он видел в церквах Хантингдона и или, где читали по воскресеньям Писание, на базарных площадях, где они со вниманием слушали пуританского проповедника, в собственном доме. Это праведники, «святые», готовые отдать жизнь за свою веру. Их идеалы выше суетных устремлений кавалеров. Только такие люди, должным образом организованные и обученные, могут победить в правом деле.