Страница 44 из 66
Русское правительство заявило с. — джемскому кабинету, что переговоры могут возобновиться при условии немедленного ухода флота из территориальных вод. Когда флот удалился, 6 мая последовал указ об отмене распоряжения Павла I о наложении секвестра на английское имущество и эмбарго на суда. Начавшиеся вслед за этим переговоры привели к соглашению, и 5 (17) июня 1801 года между Россией и Англией была заключена конвенция о взаимной дружбе.
Конвенция отвергла основные принципы второго вооруженного нейтралитета. Правда, Англии пришлось отказаться от притязания объявлять гавани состоящими в блокаде для прекращения к ним доступа нейтральных судов, но зато она добилась согласия России на следующие выдвинутые ею статьи: а) нейтральный флаг не прикрывает товара и б) право осмотра торговых судов сохраняется и в том случае, когда они плывут под прикрытием военных кораблей.
Гр. А. И. Морков (Пис. Изабэ)
Конвенция с Англией не могла не вызвать неудовольствия в шведском и датском правительствах, но им в сущности ничего не оставалось, как присоединиться к ней.
Одновременно с переговорами с Англией русское правительство вступило в такого же рода сношения и с Францией. Наполеоновское правительство принципиально желало в данное время мира с Россией и даже заключения с ней союза для совместной борьбы с Англией, но последняя не входила в планы русского правительства, и Наполеону пришлось считаться с этим нежеланием. Когда в Петербург прибыл генерал Дюрок приветствовать Александра I с вступлением на престол, он встретил при дворе весьма сердечный прием. Беседы с государем выяснили точку зрения, которой русское правительство было намерено держаться во внешних сношениях. Россия не стремится к завоеваниям и не намерена вмешиваться во внутренние дела государств: всякий имеет право избрать себе такое правительство, которое ему нравится. В этих словах было кое-что недоговоренное, и уже в инструкции, данной 5 (17) июля 1801 года представителям России в Лондоне, Вене и Берлине, в которой были повторены только что приведенные мысли, между прочим, было сказано: «Мне нет нужды, какую бы форму правления ни установили у себя народы, пусть только и в отношении к моей империи руководствуются тем же духом терпимости, каким руководствуюсь я, и мы останемся в самых дружественных отношениях». Эти слова уже составляли в некотором отношении угрозу, и с ней, конечно, приходилось считаться. Международная политика России обсуждалась неоднократно и в заседаниях неофициального комитета: так об этом шла речь в заседании 10 (22) июля 1801 года.
Общий тон был таков, что не следует пока заключать никаких договоров, связанных с выполнением тех или других обязательств, но следует быть искренними в иностранной политике. Впрочем, политика миролюбия исключалась по отношению к Франции — в данном случае приходилось «искать возможности наложить узду на ее властолюбие, не компрометируя, однако, себя». Это уже были слова определенного содержания, идущие немного в разрез с политикой невмешательства и миролюбия. В августовском заседании негласного комитета по существу говорили тоже о принципах международной политики России; правда, у России есть естественные враги — Швеция и Турция, но за слабостью они не могут быть опасны. Зато у нее есть и естественные союзники, которых можно использовать с наибольшей для себя выгодой — это Австрия и Пруссия. По словам Кочубея, «оба государства, постоянно враждебные между собою, будут искать союза с нами для достижения своих видов, и нам остается, соблюдая нейтралитет, отклониться от него в пользу одной из сих держав только лишь тогда, когда того потребуют собственные выгоды».
Вот каких принципиальных взглядов держалось правительство Александра I на задачи внешней политики, когда Россия и Франция вели между собою переговоры об условиях мира.
Переговоры велись долго и в общем малоуспешно. Слишком были различны точки зрения, которых держались оба правительства во время переговоров. Россия не желала вмешиваться во внутренние дела Франции, но поведение французского правительства она считала угрожающим европейскому миру. Поэтому установление мирных отношений России и Франции могло состояться лишь в том случае, если Наполеоном будут приняты статьи, могущие служить к водворению общего мира, а благодаря Люневильскому миру (9 февраля 1801 года) отношения Франции вообще к европейским державам и, в частности, к Германии были очень натянутыми.
Замирение Европы фактически было бы невозможно, пока не были решены вопросы о вознаграждении германских владельцев, вследствие присоединения левого берега Рейна к Франции, и о возвращении Пъемонта сардинскому королю. Точка зрения французского правительства совершенно иная. Правительство Франции настаивало только на заключении мира с Россией, «не задерживая его столь второстепенными соображениями, каковыми должны быть для императора Александра участие, принимаемое им в сардинском царьке». В конце концов русскому представителю Моркову удалось сговориться с Талейраном, и 8 октября н. с. 1801 года был подписан мирный договор с Францией. На основании заключенного договора оба государства обязывались с обоюдного согласия распределить земли, коими будут вознаграждены по Люневильскому трактату князья, потерявшие владения на левом берегу Рейна, устроить дела в Италии, примирить Францию с Турцией, вознаградить короля сардинского, курфюрста баварского, герцога вюртембергского и маркграфа баденского. К этому трактату была присоединена еще и секретная конвенция от 11 октября 1801 года, по которой обе державы обещались употребить все усилия к тому, чтобы водворить общий мир на условиях трактата от 8 октября 1801 года, обещая при этом действовать согласно, убеждениями и силою для блага человечества, спокойствия общего и независимости держав.
А. Б. Куракин
Теоретические условия мирного трактата и секретной конвенции вполне соответствовали планам русского правительства, имевшего полное основание гордиться достигнутым дипломатическим соглашением, благодаря которому водворялось в Европе некоторое политическое равновесие. На самом деле правительство Наполеона и не думало о каких бы то ни было уступках, считая условия мира только соглашением, которое можно и не приводить в исполнение. Это и почувствовал во время хода переговоров представитель России — Морков. Да и некоторая неопределенность условий трактата и конвенции только могла дать повод к нарушению его, а, следовательно, и спокойствия в Европе.
Мирным договором с Францией были недовольны и в России, и в Европе. Английская партия в России находила условия мира несоответствующими достоинству России, считая мир с Францией преждевременным; не были довольны мирным трактатом и в Англии, где рассчитывали на сближение России и Англии против Франции. Английское правительство знало о характере переговоров между Россией и Францией и со своей стороны, не желая остаться изолированным, приступило к переговорам о мире. Нельзя сказать, чтобы министерство Аддингтона, сменившее воинственного Питта, вело переговоры осмотрительно и с должным мужеством отстаивало национальные интересы. Заключенный 15 (27) марта 1802 года Амьенский договор был невыгоден для Англии: ей пришлось сделать значительные уступки Франции, но зато, выговаривая возвращение Египта Турции, Англия выступила посредницей между Францией и Турцией, не допуская возможности заключения между двумя названными державами особого сепаратного соглашения. Это положение английского правительства шло в разрез с планами русского правительства — быть посредником между двумя заинтересованными правительствами. Оно и не скрывало своего раздражения, и отношения его к Англии стали довольно холодными. К тому же Амьенский договор был заключен без участия в нем России, и в его статьях даже не было речи о России. Она упоминается только в той статье мирного трактата, в которой говорится о гарантии со стороны шести держав возвращения Мальты Малтийскому ордену. Поэтому, когда английское правительство, с согласия Наполеона, обратилось к Александру I с просьбою принять под свое покровительство, государь справедливо отказался, а между тем мальтийский вопрос мог стать поводом для нового вооруженного столкновения между Францией и Англией.