Страница 3 из 32
До последнего приезда Хандави деревня была спокойной и послушной. Но с тех пор, как приехал этот Хандави, крестьяне начали перечить старосте, а один из них даже осмелился сказать однажды «нет». Его примеру последовали остальные, как будто зараза какая!
После того как были розданы рекрутские списки, феллахи стали разговаривать со старостой неслыханным тоном. Некоторые прямо заявили в лицо старосте, что не пойдут на военную службу. Один юноша спросил старосту, за чьи интересы он должен воевать. Другой юноша рассказал о какой-то ужасной вещи, называемой атомной бомбой, которая расплавляет человеческие кости и превращает в прах людей. В одно мгновение она уносит бесчисленное множество человеческих жизней, превращает обетованный мир в сущий ад! А женщина, которую староста ударил в грудь, сказала ему, что она перегрызет горло тому, кто попытается вернуть прошлые времена. Один престарелый отец семейства задал старосте вопрос: «А что, снова соберут людей, продовольствие и все необходимое и пошлют на войну, в то время как женщины, старики и дети будут умирать с голоду?!»
Страх охватил старосту! Как посмела деревня оспаривать его приказы, да еще в такой форме? И откуда только они узнали все эти слова? Старосте отвечали: «От Хандави… Господин Хандави приехал из Каира и рассказал нам об этом».
Хандави! Все этот Хандави, развративший деревню и посеявший в ней смуту! Возможно, деревенские юноши, разговаривающие со старостой высокомерно, с поднятой головой, и в этом подражают Хандави?
Даже среди женщин появились такие, которые отказывались идти в амбар для очистки пшеницы и с отвращением и стыдом начинали рыдать всякий раз, когда упоминалось слово «амбар»! А деревенские ребятишки, которые раньше, завидев старосту, еще издали всячески старались показать свое уважение к нему, теперь, когда староста проходил мимо, спокойно продолжали играть в рваный тряпичный мяч, пролетавший над головой старосты. Все переменилось и перепуталось! Не хватает только, чтобы люди лишь прогуливались перед амбаром, во время разговора нагло смотрели в глаза и в присутствии старосты снимали фески с головы![2] Хандави действует, как чума, быстро распространяющаяся по деревне. Необходимо покончить с ним, чтобы спасти хотя бы то, что осталось у старосты, и тогда все в деревне станет на прежнее место.
Староста послал одного из стражников за Хандави.
Люди, окружавшие старосту, носили высокие сапоги, на их головах были плотные шерстяные фески или чалмы. Все они были отцами или мужьями женщин, которые в свое время ходили в амбар на «очистку пшеницы». Поправляя свое платье, один из них глуповато и покорно спросил:
— А разве оскорбительно очищать пшеницу в амбаре?
Несколько голосов ответило ему:
— Наоборот, это приятное сотрудничество между старостой и деревней.
— Так почему же этот несчастный Хандави посеял в деревне смуту и беспорядки?
Староста вспыхнул.
— Мать Хандави сама очищала в амбаре пшеницу, — крикнул он. Затем, самодовольно улыбаясь, добавил: — Только неважно она работала!..
И все сочувственно и недоуменно качали головой. Староста торжествовал в своем сердце победу!
Пришел Хандави. Но для него не оказалось свободного места, чтобы присесть. На этот раз во взгляде Хандави не было насмешки, как прежде. Им владели другие чувства. Перед мысленным взором Хандави встали образы многочисленных босых людей, работавших на полях под лучами палящего солнца! И Хандави начал пристально рассматривать полную фигуру старосты, одетого в дорогое платье, его блестящие волосы и холеные усики!
Староста положил свою феску на свободный стул для того, чтобы заставить постоять человека. Он стал самодовольно приглаживать рукой свои блестящие волосы. Хандави стоял с непокрытой головой и дрожащей рукой проводил по всклокоченным волосам. Наконец староста заговорил:
— Так вот, слушай-ка, ты, мальчишка Абдо…
Но Хандави перебил его.
— Меня зовут Хандави Бен Али Абу-Гурейиб.
Несколько деревенских парней, которые постоянно бывали с Хандави, пришли вместе с ним. Тут же толпились деревенские ребятишки, бросившие работу, на которую были посланы. Услышав ответ Хандави, один из его приятелей воскликнул:
— Дай бог тебе здоровья! Браво, Хандави!
А из толпы ребятишек раздалось:
— Вот здорово, ребята!
Подозвав к себе одного из стражников, староста приказал ему:
— А ну-ка проучи этих сорванцов!
Лениво переваливаясь, стражник подошел к ребятам и, отогнав их немного, остановился. Ему нравился поступок Хандави и не хотелось ничего предпринимать. Староста вновь закричал:
— Эй, ты, мальчишка, ты против кого идешь, ты же всего-навсего слуга, да и то неполноценный!
Возмущенный Хандави ответил:
— Я честный ремесленник и зарабатываю хлеб в поте лица своего!
Но староста продолжал:
— А теперь ты безработный бездельник, и, клянусь аллахом, я отведу тебя в город, где тебе выдадут паспорт бродяги! С тех пор как тебя выгнала тетя, ты все время ходишь безработным. Видно, такие, как ты, годятся только в слуги!
Однако Хандави хладнокровно сказал:
— У твоей тетушки я был…
— Называй ее госпожой хозяйкой! — перебил Хандави один из сидевших.
— Нет, хозяином в доме был я.
Стоявшие рядом парни рассмеялись, они многое знали из жизни Хандави в доме каирской тетушки.
Взбешенный староста вскочил с места и приказал начальнику стражи отвести Хандави в тюрьму. Но начальник медлил. Все вокруг пришли в ужас. Уже много лет в деревне не было арестов, так как никто не осмеливался вызвать гнев старосты, но люди представляли себе, что такое тюрьма. В наступившей тишине кто-то из ребятишек с трепетом и страхом спросил: «А что это такое, тюрьма?» Но ему никто не ответил.
Когда начальник стражи осторожно протянул руку, чтобы схватить непокорного за шиворот, худощавое тело Хандави вывернулось, как выпрямившаяся стальная пружина; с силой оттолкнув начальника стражи, он крикнул:
— За что в тюрьму? Что, я украл что-нибудь, ограбил кого-нибудь или совершил преступление? Это ты заслуживаешь тюрьмы!
Восхищенные юноши и дети подбежали к Хандави с возгласами: «Вот это молодец, вот это молодчина, так его!» Начальник стражи тоже устремился к нему.
Ослепленный гневом староста вскочил и сильно ударил Хандави по затылку. Его жирное тело тряслось от злобы. Приспешники старосты обрадовались, все остальные были удручены.
Перед глазами Хандави поплыли круги. То ему чудились крестьяне, которые гнут спину под палящими лучами солнца, то тетушка старосты во мраке кухни, то стройная фигура ее очаровательной дочери, нежное тело которой он когда-то держал в своих объятиях. Вот она на фотографии — полунагая, изящная Назек, которую теперь называют Хурия, так же как его стали называть Абдо. А под фотографией подпись: «Восхитительная танцовщица».
Хандави получил второй удар, третий… Видения потеряли свои очертания и окрасились в кровавый цвет. Он почувствовал, как запылала его шея и сердце наполнилось ненавистью, охватившей все его существо. Хандави ощутил вокруг себя страшную пустоту.
И вдруг, сам того не сознавая, подавшись вперед, он со всей силы ударил старосту в грудь и воскликнул:
— Иди, смотри на свою тетушку и ее дочь! — С молниеносной быстротой Хандави повалил старосту на землю. Окружающие разразились громким смехом, они начали передавать рассказы Хандави о дочери своей госпожи. Один из юношей даже спросил: «А что с ней случилось?» Ему ответили: «Она стала танцовщицей в Александрии и воспитывает сейчас сына, который приходится также сыном Хандави». Стражник, стоявший тут же, удивился: «Так, значит, она танцовщица?» А кто-то под общий смех добавил: «Что же это? Выходит, что наш староста был дядюшкой танцовщицы?»
Между тем староста лежал на земле. В его ноздри набилась дорожная пыль, голова разламывалась от боли, он весь пылал от обрушившегося на него позора. Всякий раз, когда староста пытался приподнять голову, выкрикивая какие-то неразборчивые слова, хохот и громкие возгласы покрывали его голос.
2
По мусульманскому обычаю снимать головной убор в присутствии старшего неприлично.