Страница 30 из 97
— И последний, — сказал Аверьян. — Аб Накаяма.
Типично азиатское лицо. Широкие скулы, узкие глаза с цепкими зрачками снайпера, брови вразлет. Ничего особенного. Если не считать чрезмерно длинных для профессионала десантника глянцево-черных волос.
— Ну вот… портретная галерея погибших на Обероне. — Аверьян подергал себя за вихор на макушке.
— Пятеро, — возразил Андрей. — Шестым, как мне помнится, должен быть командир группы десантников «Лунной радуги» Юс Элдер.
— Кстати, Юс был ближайшим другом Мефа Аганна.
Андрей поймал на себе взгляд Копаева. Спросил:
— Ну и что?
Копаев опустил глаза.
— Аганн упоминал про Элдера в разговорах с тобой?
— Нет.
— Ты, кажется, недоумевал по поводу того, что за последние десять лет у Аганна был один-единственный приятель — Андрей Тобольский…
— А ты, кажется, знаешь, в чем тут дело?
— Знаю.
— В таких случаях уместнее говорить «догадываюсь».
— Взгляни сам.
Андрей взглянул на фотоблинкстер, увидел свой портрет, перевел взгляд на Копаева.
— Нет, ты посмотри внимательнее.
Андрей посмотрел внимательнее. Нахмурился.
— Что теперь скажешь?
— Это не я, — сказал Андрей. — Похож на меня… Очень. Но это не я.
— Верно. Не ты. Юс Элдер. Погибший на Обероне друг Мефа Аганна.
Аверьян закрыл фотоблинкстер. Несколько секунд Андрей следил, как загорелые пальцы Копаева застегивают замки портфеля. Опомнившись, проговорил:
— Погоди, Аверьян… почему же раньше…
— …Никто не обратил внимания на ваше с Элдером необычайное сходство? — Копаев надел свитер, одернул рукава. — Очень просто. Портрет Элдера сделан лет двенадцать назад — в то время, когда командиру десантников было сорок. И чтобы твое сходство с Элдером в конце концов стало бросаться в глаза, тебе надо было… э-э… несколько возмужать. В последние годы ты это сделал. Но, с другой стороны, ведь и количество глаз, способных отметить твое возмужалое сходство с давно погибшим десантником, сильно уменьшилось. Иных уж нет, а те далече… В отставке, скажем. Ну и потом, у кого повернется язык заявить тебе прямо: так, мол, и так, уж очень вы, Андрей Васильевич, похожи на некоего мертвеца. Это не комплимент. Верно?
Андрей смотрел в пространство мимо Копаева. В голове была каша. Вопросы, которые он намерен был задать Аверьяну, улетучились все до единого. Он напрочь забыл их. Все до одного. Как будто после знакомства с внешностью Элдера, все остальное сместилось куда-то. Соскользнуло. Куда-то в иные плоскости ощущений.
За последнее время многое в его жизни стало смещаться, соскальзывать. Прямо сплошной гололед для привыкшего к твердому шагу. И главное — в отношениях с Валентиной. Казалось бы, ничего сверхособенного не произошло: ну не было у нее настроения свидеться, и все тут. Но ведь сразу же соскользнуло что-то куда-то, резко сместилось. Дальше — Валаев… Сперва Ярослав, не поставив в известность друга (не грех добавить — и члена командного совета корабля), дает согласие втянуть своего основного пилота в подозрительную затею с экспертизой на танкере. Потом жалеет об этом, кается — извини, мол, не знал, в первый, дескать, и последний раз, хотя уже в кабинете Морозова двойственный смысл экспертизы в принципе был ему ясен. Ладно, во имя дружбы придется все это переварить. В конце концов орлы мух не ловят. Ярослав уступил под нажимом МУКБОПа — казалось бы, чего особенного? Но ведь наползла на старую дружбу тень, что-то едва уловимо сместилось… Теперь — история с Мефом Аганном. Тобольский не нужен был Мефу сам по себе. Тобольский был нужен Мефу в образе Элдера. Н-да… Жена. Друг. Приятель…
Андрей ощутил, что сидеть ему неудобно: словно колючка впилась в бедро. Он нащупал колкий предмет. Это была пластмассовая «горошина» — неровно окатанная частичка пляжной насыпки.
— Принц на горошине, — прокомментировал Аверьян. — Кстати, в принцах ты ходишь последний рейс. На днях коллегия УОКСа должна утвердить тебя капитаном «люстровика» — дело решенное. Андрей Тобольский, капитан Дальнего Внеземелья… Звучит.
«Звучит, — подумал Андрей. — Жена, друг, приятель. Друг, приятель, жена…»
Он бросил «горошину» за спину, поднялся, приказал автомату убрать светофильтры. Подошел к штативу с одеждой.
— О чем это я хотел спросить?.. Да! А что я, собственно, должен делать на борту «Анарды»?
Копаев, щурясь от хлынувшего сверху солнечного света:
— Смотря по тому, в русле чьих интересов…
— Ваших, естественно. Вашего ведомства.
— В этом русле — ничего.
— То есть как это — ничего?..
— То есть ничего в абсолютном смысле этого слова. — Копаев пожал плечами. — С одной стороны, ты на борту «кашалота» официальный гость — технический эксперт. С другой — приятель Аганна. Вот и занимайся потихоньку своими делами, общайся с приятелем. Торопиться некуда, время есть. Две недели. «Байкал» без тебя не уйдет.
— Ни малейших сомнений.
— Вернешься назад — не забудь поделиться со мной впечатлениями.
— И это все?
— Да. В общем и целом…
Просунув голову сквозь ворот свитера, Андрей посмотрел на Копаева.
— А в частности?
— В частности… — Аверьян уставился на золотую эмблему пилота, словно впервые видел ее. — В частности, я полагаю, Аганн будет рад общению с тобой. Но если ты вдруг заметишь, что по какой-то… пусть даже необъяснимой причине твое общество начинает его тяготить — сразу уйди. Немедленно. Оставь своего приятеля в покое. Хотя бы на время.
— Я не способен поступать иначе.
— Ну, знаешь… разные бывают обстоятельства.
Копаев сидел неподвижно, и вид у него был усталый и как будто бы виноватый. Андрей, не отрывая взгляда от представителя МУКБОПа, вслепую натянул ботинки.
— Связь «Байкала» с «Анардой» — раз в сутки, — усталым голосом продолжал Аверьян. — Если за сутки на борту танкера ты ничего такого… гм… необычного не заметишь, сеанс связи будешь заканчивать фразой: «Привет нашим парням — всей корабельной команде». В противном случае — условная фраза в конце: «Общий привет». Ну а если тебе там, на танкере, почему-либо станет совсем уж невмоготу, дашь мне понять об этом словами: «Скучаю, очень скучаю». Запомнил?