Страница 26 из 97
— Сдается мне, чем больше мы приобретаем знаний о Внеземелье, тем подозрительнее к нему относимся.
— Кто-то из древних сказал: «Во всякой мудрости есть много печали, ибо знания умножают скорбь». Не предугаданы ли в бородатом афоризме наши теперешние затруднения с Внеземельем?
«Слышал бы это Ярослав», — подумал Андрей, припоминая патетическую речь Валаева.
— А если серьезно, — продолжал Аверьян, — дело не в количестве знаний, но в их глубине. Мелко плаваем.
«Ну и плавали бы глубже, — с неприязнью подумал Андрей. — Нас, к примеру, некому упрекнуть, что мы низко, дескать, летаем.» Сухо напомнил:
— Мы уклонились от предмета нашего разговора.
— Неужели?
Андрей быстро взглянул на него. Лицо Аверьяна было по-прежнему сумрачным. В темных стеклах очков отражался пальмовый частокол иллюзорной лагуны. Андрей пояснил:
— Я имею в виду «Анарду» и Мефа Аганна.
— Ты полагал, я толкую о чем-то другом?
— Хочешь сказать…
— Да. Аганн — один из самых тревожных «сюрпризов» Дальнего Внеземелья.
Андрей выпрямился. Погладил рифленый отпечаток поручня на локте, проговорил:
— Не зря, значит, мне показалось, что ты его ненавидишь.
Пальмовый частокол в стеклах очков Аверьяна мгновенно сменился отражением головы собеседника.
— Тебе показалось. Разве можно ненавидеть стену, о которую треснулся лбом в темноте?
Андрей смолчал.
— Я понимаю, Аганн произвел на тебя приятное впечатление. И превосходно. Там, на «Анарде», ты должен будешь постоянно поддерживать огонек «приятного впечатления».
— Мне это будет нетрудно.
— Ошибаешься, — тихо сказал Аверьян. — Именно в этом сложность твоей миссии.
— Ничего не понимаю, — признался Андрей.
— Аганн каким-то непостижимым образом физически ощущает малейшую к себе неприязнь. Вот потому-то тебя… вместо меня.
— Да? А у тебя что…
Копаев понял вопрос с полуслова:
— А я никогда приятно с ним не беседовал. Я его и в глаза не видел. Как полагают наши психологи, имитировать положительные эмоции мне не удастся. Полагают, тебе будет легче.
— Верно. Я не испытываю к Аганну ни малейшей неприязни. И не думаю, чтобы там…
— Поводы будут, — загадочно пообещал Копаев. — Кстати, о чем вы беседовали до утра в гостинице «Вега»?
— Я уже говорил. На профессиональные темы. Вспоминали, конечно, свою альма-матер. Меф тоже учился в иркутском вузе.
— Аганн упоминал о рейдере «Лунная радуга»?
— «Лунная радуга»?.. Нет. Это имеет значение?
— В беседе на профессиональные темы с первым пилотом «Байкала» бывший первый пилот «Лунной радуги» ни словом ни обмолвился о рейдере, на котором летал многие годы. А ведь было здесь о чем поговорить. Один только рейд к Урану чего стоил.
— Нет, о системе Урана он не упоминал.
Аверьян покивал:
— Упустил из виду. Стоит ли упоминать о всяких там мелочах, связанных с Обероном. Ну подумаешь — поиск пропавшего без вести рейдера «Леопард», катастрофа на Обероне, гибель шести человек из экипажа «Лунной радуги». Экая невидаль…
— Выходит, Аганн участник этих событий?
— Профессиональная беседа Аганна с тобой была на редкость содержательной. — Аверьян снял очки, нацепил их на поручень. — Что-нибудь вообще ты помнишь про оберонскую эпопею десятилетней давности?
Андрей отвернулся и стал смотреть на блестящую воду лагуны. В тот год он летал пилотом-стажером — марсианская линия, танкер «Айгуль». Экипаж был печально заинтригован таинственным исчезновением «Леопарда».
Обсуждали на вахтах каждое сообщение с борта «Лунной радуги». Весть о гибели начальника рейда Николая Асеева потрясла пилота-стажера… На лунном ринге Асеев был одним из самых заметных боксеров тяжелого веса, и спортивную молодежь словно магнитом тянуло к этому великану.
Андрею вспомнились кадры фильма про оберонский гурм. Десантники «Лунной радуги» в разноцветных скафандрах. По цвету, видимо, только и различали друг друга, но Асеева он узнал легко. Он сразу обратил внимание на человека в лиловом скафандре с лиловыми искрами катофотов, потому что этот скафандр превосходил размерами все остальные…
— Я знал Асеева, — сказал Андрей.
— Кого еще ты знал из погибших на Обероне? Напомню их имена: Мстислав Бакулин, Аб Накаяма, Леонид Михайлов, Рамон Джанелла и командир группы десантников Юс Элдер.
— Никого. Я был еще желторотым курсантом.
— А тех, кто вырвался из оберонской западни?
— Аганна ты знаешь. Тимура Кизимова? Дэвида Нортона? Эдуарда Йонге? Жана Лорэ?
— Жан Лорэ? Такого не помню. Остальных знаю. Да и кто их не знает — известные космодесантники.
— После событий на Обероне Лорэ сразу вышел в отставку, — пояснил Аверьян. — Кстати, Нортон, Йонге, Кизимов тоже проявили нервозность и пытались выйти в отставку досрочно. Однако притихли, как только УОКС перевел их из Дальнего Внеземелья в десантный отряд на Меркурии. Что им мешало работать в системах внешних планет — остается неясным. Аганн повел себя по-другому. Дальнее Внеземелье его не пугает. Скорее наоборот…
— Но Кизимов, Нортон, Йонге теперь, я слышал, отставники?
— Теперь — да. Внешне все у них выглядит благополучно: ветераны Внеземелья на заслуженном отдыхе. Живут себе уединенно и тихо. Нортон и Йонге в Америке, Лорэ в Европе, Кизимов в Азии. Лишь Аганн почему-то обосновался в системе Сатурна, возле Япета…
— Дался тебе Аганн! Ну, скажем, характер у него не такой, как у прочих.
— Ну, скажем, характеры у них у всех разные, — не то возразил, не то согласился Копаев. — Но вот странность: все пятеро обладают общей чертой. Нелюдимостью.
— Иными словами, в МУКБОПе считают, что нелюдимость пятерки — внеземное «приобретение». Но об этом я уже догадался.
— А как насчет догадки о том, что до катастрофы на Обероне никто из них не отличался склонностью к отчуждению?
— А чего вы хотели? — осведомился Андрей. — Чтобы у них после драмы на Обероне все оставалось по-прежнему?
— Тяжелый вопрос. Но, как минимум, мы не могли не хотеть, чтобы каждая персона из этой экзотической пятерки оставалась человеком.
— Как минимум?
— Да. Они не люди, Андрей.