Страница 21 из 27
7. БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДРУГ
Завтра настанет день,
Когда все потеряно
И все начинается вновь.
Полицейский обеспокоенно крутил головой. Только что он видел скромно одетого человека, неспешно направлявшегося мимо стоянки автомобилей к дверям кафе «Тереза». Конечно, он не обратил бы особого внимания на этого прохожего, но дело в том, что человек внезапно исчез. Он не мог пройти незамеченным в кафе или скрыться за поворотом. Тут что-то не так… Полицейский высвободил руку из-под накидки и направился к автомобилям.
Бертон понял свою ошибку, когда сквозь щель в занавеске увидел полицейские башмаки, топчущие в лужах отражения рекламных огней. Незаметно покинуть машину было теперь невозможно, ему не оставалось ничего другого, как примириться с неизбежностью.
Белая перчатка взлетела под козырек. Хриплый басок произнес:
— Простите, месье, но по долгу службы я обязан…
— Вы хотите знать, кто я такой, не так ли, сержант? Хомо сапиенс — к вашим услугам… — мягко сказал Бертон. (Фу, какое глупое положение! Этот флик, вероятно, принял его за похитителя автомобилей).
— Мне не хочется, месье Сапиенс, казаться навязчивым, но, согласитесь, я просто вынужден проверить документы у человека, который влез… э-э-э… проник в чужую машину.
Флик оказался на редкость вежливым.
Бертон начал рыться в карманах, делая вид, что ищет документ. Что предпринять? Дать ему сто франков? Бертон старался выиграть время: вот-вот должен появиться тот, с кем он назначил здесь свидание.
Флик терпеливо ждал.
— Все в порядке, сержант, — раздался вдруг голос, который Бертон узнал бы из тысячи других. — Это мой друг, я попросил его подождать в моей машине.
Человек, который назначил Бертону свидание возле кафе «Тереза» в машине N213-81 , показал удостоверение, и флик, еще раз козырнув, удалился.
Хозяин машины, засунув руки в карманы пальто, смотрел на Бертона большими серыми навыкате глазами, качал седеющей головой и смеялся почти беззвучно:
— Здравствуй, Анри. Я, кажется, подоспел вовремя.
— Как всегда, Мишель, — тепло ответил Бертон.
Они обнялись.
Анри Бертона и Мишеля Шови — коммерческого директора крупной электрохимической фирмы — связывала не только студенческая дружба и не только совместная подпольная работа в годы оккупации. Их связывало крещение огнем и кровью…
…Марсель, солнечное утро, свежий солнечный ветер, синее море и… кованые сапоги эсэсовцев. Немцы торопились: с часу на час ожидался десант союзников.
Бертон и Шови были включены в группу участников Сопротивления, подлежащую немедленному уничтожению. На корабль смерти, носивший звучное имя «Валькирия», смертников грузили, как скот. Впрочем, нет, скот грузят гораздо бережней… Когда Бертона швырнули в трюм, он сшиб Мишеля с ног.
— Что за манера входить без доклада, — сказал Шови, зажимая кровоточащий нос.
Они сразу узнали друг друга, хотя полгода, проведенные в тюрьмах и концлагерях, изменили обоих до неузнаваемости. Мишель поцеловал друга окровавленными губами. Они так и просидели обнявшись, пока «Валькирия» тащилась до места, где ее должны были торпедировать. Бертон теперь не помнил, что говорили они друг другу в те страшные минуты. Возможно, что-то легкомысленное. Они смеялись, потому что не хотели чувствовать себя живыми мертвецами. А рядом какой-то юноша плакал навзрыд.
Раздался первый взрыв. Палуба накренилась, и люди в трюме сбились в одну огромную кучу. Взрывом сорвало крышку люка вместе с наваленными на нее лебедками, и они увидели небо… Люди облепили узкий трап, как пчелы. Трап рухнул под тяжестью тел. Крики и стоны… Трап подняли снова, и первый человек выскочил на верхнюю палубу.
— Выходите все! — крикнул он остальным. — На корабле конвоя нет.
Но едва люди показались из трюма и, скользя деревянными колодками, стали съезжать по накренившейся палубе, с эсминца, куда пересели конвоиры, забил крупнокалиберный пулемет. Затем эсминец ушел. Видимо, решили, что смертникам все равно крышка: на «Валькирию» пикировал английский бомбардировщик…
Взрывы бомб следовали один за другим, подымая за бортом мощные фонтаны воды, разнося в щепы палубные надстройки.
— Гады-ы-ы! — кричал Мишель, угрожая небу сжатыми кулаками. Наверное, Анри стал бы кричать вместе с Мишелем, но новый взрыв швырнул его в темную бездну…
В холодной воде Бертон очнулся и вынырнул на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Рядом с ним на волнах покачивался серый пузырь. Мишелю повезло: рубаха, под которой скопился воздух, ненадолго послужила ему спасательным поясом. Бертон поднял за волосы его голову над водой. Неподалеку плавали остатки штурманской рубки. Бертону удалось добраться до них, не выпуская из руки волос Мишеля. Втащив друга на скользкие доски, он, задыхаясь от усталости, смотрел на бледное лицо с безжизненно опущенными веками, уже не надеясь, что на нем появятся признаки жизни. Но Мишель вдруг открыл глаза, выплюнул воду и произнес:
— Кто бы мог подумать, что в загробном мире столько воды…
Друзья лежали рядом и молча смотрели на плавающие вокруг обломки. Уже не было видно ни самолетов, ни эсминца, ни «Валькирии»… Мимо проплывал труп с изуродованной головой. Быть может, это был тот юноша, который плакал. Мишеля стошнило.
— Это оттого, что я напился… — сказал он.
Но только ли оттого? Анри понимал, что Мишелю стыдно. Ему тоже было стыдно. В мрачной глубине, где-то у них под ногами, в искореженном остове «Валькирии» нашли свою могилу многие их товарищи. Было что-то унизительное в том, что они оказались счастливее погибших…
Безголовый труп зацепился одеждой за край доски и на некоторое время стал их спутником. Они почти теряли сознание, когда их подобрал английский миноносец.
— Как вы себя чувствуете? — спросил врач-англичанин.
Бертон отвернулся, а Мишель ответил:
— Еще немного, сэр, и я схватил бы насморк.
Оставив машину у кафе, Бертон и Шови медленно шли вдоль пустынной набережной. Мишель слушал внимательно, не перебивая, и постепенно Бертон рассказал ему все.