Спасти президента

— И в Сущёвке вы тоже проверяли? — вяло спросил Ваня Воробьев. — А то про нее многие не знают...

— Где-где? — не понял я.

Оказалось, что элитный дурдом на 5-й улице Марьиной Рощи (возле Сущевского вала — отсюда и название) несколько десятков лет принадлежал к закрытому подразделению Минздрава. Даже табличка на их воротах не висела: кому положено, тот и так знал. Примерно год-полтора назад лечебница потеряла закрытый статус, половину привилегий и формально стала общедоступной. Однако контингент там остается смешанным — кроме простых психов, есть и привилегированная клиентура. Сливки общества. До того, как устроиться в инвалидский Комитет мистера Федотова, Ванечка немного поработал в Сущёвке ассистентом, но ушел оттуда без сожаления. Из-за сливок атмосфера там была гниловатой...

Ванин рассказ об элитном дурдоме был прерван шумом мотора и визгом шин.

Со стороны проспекта к руинам подкатила сверкающая иномарка и притормозила метрах в двадцати от нас, возле поникшего детского грибочка. Сперва из машины выскочили, озираясь, двое парнюг в камуфляже с помповиками наперевес: не те, которых я видел здесь вчера, а другие, покрепче статью. Они замерли в напряженных позах, готовые стрелять во все, что шевелится. Не обнаружив ничего опасного для жизни шефа, охранники подали знак. Тогда из автомобиля выдавился бочкообразный детина со снайперской винтовкой и оглядел окрестности уже сквозь оптический прицел. Оптика тоже не нашла скрытых злодеев. Лишь после этого настала пора для главного лица.

Элегантный костюм мистера Федотова и сегодня был выше всех похвал. Председатель инвалидского Комитета смотрелся бы настоящим джентльменом, кабы не дурная манера держать правую руку глубоко в кармане.

— Герман Семеныч, Герман Семеныч... — пронеслось над толпой.

При виде шефа среди бездомных служащих инвалидского Комитета началась заметная перетасовка. Кому-то срочно захотелось попасться на глаза любимому шефу, а кто-то, наоборот, предпочел держаться вдали от начальственного гнева. Только Ваня Воробьев выбрал золотую середину: скромно отошел в сторонку, но так, чтобы шеф в случае надобности мог его увидеть. Неглупый юноша.

Под защитой двух помповиков и снайперской винтовки Герман Семеныч произвел краткий смотр своего унылого канцелярского воинства. Он отпустил сквозь зубы десяток-другой ругательств, свободной рукой раздал с пяток оплеух, потрепал Ваню по плечу, а потом уж заметил и мое присутствие.

— A-а, капитан ФСБ... — протянул он, подходя ко мне. Охранники Германа Семеныча страховали его на сверхблизком расстоянии, поэтому их стволы уперлись мне чуть ли не в живот. — Видите, у нас опять неприятности...

— Вижу, — сказал я. — Солидный был фугас, килограммов на десять. Но вы, конечно, никого не подозреваете? — На откровенность мистера Федотова я не рассчитывал. Такие джентльмены крайне редко посвящают нас в свои проблемы.

Однако предчувствия меня обманули.

— Толяна работа, — понизив голос, ответил Герман Семеныч. — Его размах. Он не мелочный...

— Того самого Толяна, который спекся? — уточнил я, припоминая наш первый разговор. Вчера Герман Семеныч долго рассуждал при мне, чьим посланцем я мог быть. Грех было не взять на заметку эти имена.

— Выходит, не спекся, — хмуро признал мистер Федотов. — Когда эдаких китов опускают, им обычно сразу кранты. А этот еще дрыгает плавниками.

— И довольно серьезно дрыгает, — согласился я, кивая на свеженькие развалины. — Да и плавники у него мощные, я смотрю... Кстати, у вашего друга Толяна есть отчество с фамилией?

Герман Семеныч испытующе глянул на меня.

— Сразу видно эфэсбэшника, — произнес он. — Думаете, теперь-то я вам его сдам?

— Не обязательно мне. — Я пожал плечами. — Если хотите, сдайте его РУОПу, или с кем вы там дружите.

— Только не им, — отмахнулся мистер Федотов. — Ментам он не по зубам, я-то их знаю. Да и ваша контора вряд ли его раскусит.

— А вы рискните, — предложил я. — Вдруг раскусит? Хуже-то все равно не будет... — Я пнул ногою полузасыпанный шкаф с бумажной трухой.

Пять минут назад никто, кроме «Мстителя», меня не интересовал. Какой еще Толян? На черта мне сдался этот Толян? Сам не знаю. Должно быть, взыграл профессиональный навык хватать информацию, которая сама плывет в твои сети. Основной инстинкт чекиста.

— Рискнуть, говорите... — Герман Семеныч помолчал, раздумывая. Я ждал. Мое честное лицо у многих вызывает доверие: зря Сережка сегодня охаял мои надбровные дуги и нос. — Ну если рискнуть...

В эту минуту зычно бибикнула иномарка мистера Федотова. Охрана встрепенулась, приняв резкий звук за сигнал тревоги. Стволы помповиков пришли в движенье, и мне чуть не заехали дулом по честному лицу. Из кабины высунулась рука шофера с телефонной трубкой.

— Пардон, мне звонят, — извинился Герман Семеныч. — Забыл отключить мобильный.

В сопровождении своих молодчиков мистер Федотов прошел обратно к машине, взял у водителя трубку...

Дальше случилось непредвиденное. На месте детского деревянного грибка, возле которого припарковалась машина, вдруг вырос другой гриб — из пламени и дыма. Огненная вспышка пожрала автомобиль и всех, кто оказался рядом. Дважды громко ухнуло. Жаркая взрывная волна небрежно разметала толпу в разные стороны, перетасовав ее уже по своему разумению. Выглядело это так, словно хулиган-невидимка сделал круг вдоль руин, на ходу награждая людей сильными пинками, подножками и подсечками — и попутно радуясь, когда сбитые люди недоуменно шмякаются об землю. Меня взрывная волна достала по касательной, но я хоть смог упасть на четвереньки.

Очень вовремя. Измятый помповик, как бумеранг, просвистел прямо над моей головой. В воздухе сильно завоняло горелым капроновым тросом.

Вот уж это наверняка пластит, с каким-то идиотским удовлетворением подумал я.

44. БОЛЕСЛАВ

Казалось бы, чего проще? Набрать семь цифр. Дождаться, когда мне ответят. И быстрым деловитым тоном сообщить ей о переезде в Завидово. Да, Анечка, это и просьба отца. Нет, Анечка, всего лишь мера безопасности. Да, по линии ФСБ. Нет, обычный психопат. Да, держу на контроле. Нет, сам он очень занят. Да, обязательно передам. Да. Да. Да. Конечно. Не волнуйся. До свиданья.

Много раз я проигрывал этот мысленный разговор с Анной, оттачивая его до блеска. Несколько раз я уже принимался набирать ее номер: двести шестьдесят четыре, сорок девять... — но бросал это занятие на полпути. Вешал трубку и начинал заново, чтобы опять бросить.

Будь на ее месте чиновник любого ранга, я бы ни на секунду не затруднился. С чиновниками можно обходиться без церемоний, позволяя себе разные степени должностной неправды. У каждого есть свой уровень компетентности, определяемый свыше. Уровень диктуется, с одной стороны, ранжиром, с другой — личными качествами, с третьей — интересами ведомства и государства. Есть еще условия четвертого, пятого, даже шестого порядков, которые я обычно вычислял на глазок. Я служил провизором, отмеряющим дозы вранья — от гомеопатической до лошадиной. Иногда мне полагалось сводить ложь к минимуму. Гораздо чаще этого не требовалось.

С президентской дочерью все обстояло по-другому. Врать ей мне было попросту стыдно. Всякий раз, разговаривая с Анной, я чувствовал себя коварным волком на рандеву с Красной Шапочкой.

Понятно, что сравнение это хромало на все четыре лапы: и я был не таким уж хищником-людоедом, и она — далеко не старлеткой с васильковыми глазами. К своим тридцати трем президентская дочура успела родить и вынянчить двух пацанов, дать отставку двум мужьям, успешно закончить инъяз и сделаться неплохой переводчицей с французского. Характер у нее был упрямый, в папу. Но кое в чем она оставалась наивнее девочки из сказки Шарля Перро. Верила, что черное — всегда черное, белое — обязательно белое, а большие глаза и уши даны политикам только для того, чтобы лучше видеть и слышать чаяния народа. Мне она доверяла почти так же, как своему отцу. Обмануть се не составляло большого труда.