Спасти президента

Выслушав меня, премьер Козицкий отрицательно покачал головой.

— Очень сожалею, — мягко проговорил он, — но мне придется отказать вам. Я как должностное лицо обязан информировать президента Украины обо всех обстоятельствах моей встречи с Президентом России, включая и прискорбные. Вы же, по сути, просите меня пренебречь своими профессиональными обязанностями в интересах другого государства. Другими словами, приглашаете меня к измене Родине...

Торг начался, причем Козицкий сразу завысил начальные ставки.

— Я бы сформулировал это по-иному, — тихо возразил я. — Я прошу вас лишь повременить два дня с исполнением малой части ваших профессиональных обязанностей и сделать это в интересах вашего же государства.

— Будьте любезны, конкретизируйте, — с вежливым удивлением проговорил украинский премьер. — Я не вполне понимаю ход ваших рассуждений...

Ставки, предложенные мной, Козицкий счел слишком низкими. Ладно.

— Предположим, — сказал я, — вы сейчас едете в посольство и по телефону информируете президента Украины обо всех подробностях вашего визита в Кремль. Можете ли вы гарантировать конфиденциальность сообщения?

Пан премьер изобразил на лице некое подобие обиды. Но промолчал. С сохранностью секретов в Украине было еще хуже, чем в России.

Кроме того, никто не мог дать гарантию, что информацию не украдут еще по пути из Москвы в Киев. Официально ни ФСБ, ни ГРУ уже не баловались перехватом международных разговоров, но вся аппаратура у них была, и проконтролировать каждое из подразделений секретных служб еще никому не удавалось. Вдобавок, и украинская Безпека тоже могла где угодно наставить свои микрофончики.

— Итак, информация будет разглашена, — сделал я печальный вывод. — Что дальше? Давайте спокойно проанализируем всю цепочку возможных последствий. Первое звено: сведения о болезни Президента России просачиваются в прессу. Следующее звено: во время послезавтрашних выборов...

На третьем этаже внезапно с шумом открылась дверь квартиры, и кто-то зашлепал прямо над нашими головами.

— ... Подожди, Дымок, — раздался надтреснутый старушечий голос. — Ведро вот помойное вынесу и дам тебе пожрать.

Однако верхний охранник премьера был уже начеку.

— Швыдко зачинитэ двери, — тотчас скомандовал он. — Тут йдуть таемни розмовы. Швыдче, стара, геть! Назад вернись, бабуля, кому говорю!

— Чегой-то, мусор нельзя вынести? — рассердилась бабуля наверху. — Да где это видано...

— Ни! Нельзя! — Охранник премьера, похоже, занервничал. Послышалось металлическое клацанье затвора. — Геть! Вы нэ повынни видчиняты двери!

— Дожили! — запричитала невидимая нам старушка. — Чеченская мафия была, армяны с чурками были, теперь хохлы со своими порядками... Кончилось мое терпеньице. Все, звоню в райотдел!

Переводчик Козицкого стремительно отлепился от стены, взлетел вверх по лестнице и что-то невнятно забубнил. Дверь наверху разом захлопнулась. Переводчик, похожий на молотобойца, вернулся на свой пост и скромно обронил:

— Все в порядке. Продолжайте. Я уговорил ее никуда не звонить.

— Так быстро, Сердюк? — недоверчиво спросил украинский премьер.

Все то время, пока длилась пауза в нашей с ним беседе, он мученически кривил губы. Я его отлично понимал. Конечно, подъезд в Большом Афанасьевском переулке — необычное место для сепаратных переговоров о судьбах двух европейских держав.

— Быстро и надежно, — с гордостью ответил переводчик Сердюк. — Она думает, мы мафия. Вот я и объяснил ей, что если она скажет кому-то хоть слово, наша мафия взорвет весь этот дом.

26. СОРАТНИК ГЕНЕРАЛА ПАНИН

Консультант Гриша Белов обошелся мне дешево, почти даром. В институте, где он изучал каких-то древних французских королей, уже год никому не платили зарплату, даже их директору-академику. Институтские специалисты, кто поэнергичней, давно разбрелись по частным фирмам и торговым палаткам, а этот, без коммерческой жилки, прибился к нам. И со временем пригодился. Когда Генерал выступал перед интеллигентами, то в его речи, кроме дежурных афоризмов, всегда имелась парочка умных фраз, написанных рукою Гриши. Историю, политологию, всякую геральдику-херальдику этот лейтенант запаса знал назубок, ничего не скажешь. Единственным и главным его недостатком был ужасающе гражданский вид. Все мои попытки заняться его выправкой успеха не имели: легче было научить зайца играть на трубе.

— Я составил примерный маршрут, — объявил Гриша. За четверть часа он успел натащить из своего драного портфельчика кучу бумаги и захламить всю нашу секретную комнату.

«Секретной» я называл комнату по старой армейской привычке. Дверь украшал кодовый замок, но на самом деле никаких тайн в этом чулане не водилось. Здесь висели только карты, на которых были отмечены предвыборные поездки нашего кандидата по стране и миру. Не будь этих карт, он мог бы запросто посетить дважды один и тот же населенный пункт. С географией у Генерала были довольно сложные отношения: любовь без взаимности.

— Примерный? — переспросил я нашего консультанта, стараясь не обращать пока внимания на его прическу, подворотничок мышиного цвета и болтающийся шнурок на грязном ботинке.

— Ну да, — хлопая глазами, ответил Гриша. — На случай победы, как вы и заказывали. Потому что если он проиграет, то и ездить никуда не...

— От-ста-вить! — железным тоном оборвал его я. — Что за гнилые разговорчики? Предвыборная кампания суть кампания военная. А в военное время за пораженческие настроения положен трибунал. Забыли, лейтенант запаса Белов?

Слова «проигрыш» и «проиграть» считались в нашей команде запретными, как «ретирада» для суворовских гвардейцев. Усомнившегося я объявлял трусом и строго наказывал. Сомнения и колебания, шатания и неуверенность — вся эта цивильная ржа угробила в России не одно полезное дело. Тысячи славных начинаний были сведены на нет паникерами в гражданских костюмах. Стоит одному пойти не в ногу, и весь строй рано или поздно рассыпается к такой-то матери. Один идиотский вопрос «зачем?» в сто раз опасней ковровой бомбардировки. Поэтому — никаких вопросов и сомнений вслух. Мы выиграем выборы, и точка.

— Есть отставить! — Смущенный консультант начал переминаться с ноги на ногу и тотчас наступил себе на шнурок.

Если бы я вовремя не подставил стул, Гриша валялся бы уже на полу комнаты — нестриженой головой строго на юго-запад, нечищеными башмаками на северо-восток.

— Я извиняюсь... — пропыхтел он вместо уставного «виноват, товарищ полковник» и склонился к ботинку. На завязывание одного шнурка у него ушло столько же времени, сколько грамотный сержант тратит на полную экипировку со всеми застежками.

Гриша был безнадежен, как большинство штатских. Образцовый шпак. Мраморный слоник с полки. Прискорбно, что без штатских шляп великой России пока не удается обойтись. Для такой большой страны нас, военных, здесь еще слишком мало. А вернее, это России для нас — слишком много. Пустое пространство не благоприятствует дисциплине и порядку. В любой банановой республике величиной с пятак наш Генерал давно уже ходил бы в президентах, без проблем.

— Лейтенант запаса Белов, — устало сказал я, — по вам плачет пожизненная гауптвахта. И не просто плачет, а рыдает — горючими напалмовыми слезками... Я услышу сегодня ваш доклад или нет?

— Разумеется, — ответил этот шпак вместо «так точно».

Захватив со стола щепотку флажков, консультант приблизился к карте мира и стал втыкать в нее булавки с нанизанными красными треугольниками. Как он при этом умудрился не проткнуть себе ладонь — ума не приложу. Счастливая случайность.

— Составляя маршрут, — начал, наконец, лейтенант запаса, — я руководствовался не только тезисами, положенными в основу нашей предвыборной стратегии, но и последними разработками Института Гэллапа, Рэнд Корпорейшн, Бритиш Коммуникейшн, Азимовс Фундэйшн, Джюиш Аппроксимейшн...

От змеиного шипения у меня голова пошла кругом. Эти умники ни в чем не знают меры, с досадой подумал я. Лучше бы он ботинки себе вычистил.