Спасти президента

— Самый дорогой и самый бестолковый, — добавил презервативный магнат. — Мои изделия вы, между прочим, раскручиваете архи-скверно.

— Делаю, что могу, — кротко ответил я, стараясь не вспылить. — В детских садах я уже их раздавал, ментам на Рижском рынке дарил пачками, в Госдуме штук сто с трудом, но пристроил. Сегодня в артгалерее на Гоголевском битый час агитировал за ваши изделия. Только что еще не примерял их перед телекамерой.

— За такие деньги могли бы и примерить, — проворчал господин Звягинцев.

По правую руку от меня послышалось сдавленное бульканье. Сашка успела заполировать пятнадцатидолларовое суфле стаканом водки «Astafyeff». Зразы, не съеденные спонсорами, как-то незаметно переместились к ней. Огуречный салат и креветки находились на полпути. Надеюсь, питательный процесс отвлечет эту ненасытную тварь до конца нашей беседы со спонсорами. Пока рот ее занят жратвой, я могу быть относительно спокоен.

— Значит, примерить? — скрипуче хохотнул император пирожных. — А что, это мысль...

Табачный король, не расположенный к юмору, постучал вилкой о край тарелки.

— Времени мало, Изюмов, — суровым тоном произнес он. — Кандидатом вы пробудете еще два дня. Ровно столько вы будете интересны журналистам и ТВ, потом — все. После выборов никто вас не купит, даже по демпингу. И если вы не используете эти дни в наших интересах, последние свои счета оплатите самостоятельно.

— В том числе и счета из «Голубой лагуны», — присовокупил неумолимый господин Звягинцев.

— Их-то — в особенности, — кивнул фабрикант «Московских крепких». — Там за один вечер сумма набегает дай боже.

Это был неожиданный удар поддых. Ну, суки!

Я мысленно посчитал, сколько халявного пива уже вылакала голубая тусовка Дуси Кораблёва, и ужаснулся. Шандец. Цветочки кончились, поперли волчьи ягодки. Кажется, господа спонсоры натягивали поводок и брали меня за горло. И зачем же я, дубина, накупил на избиркомовские деньги столько бесполезных шмоток? Лучше бы сам поил охрану, ей-Богу, и не связывался с русскими капиталистами. Хищники, чистые волки! Гнусные морды эпохи первоначального накопления. Однако отступать теперь уже поздно. Обглодают, как Сашка — осетра. Придется капитулировать.

— Думаю, мы все уладим, — до омерзения приторным тоном сказал я. — Я ведь не отказываюсь сотрудничать. Наоборот...

— Правильно, Изюмов, — проговорил спонсор господин Чешко. — Давно бы так. Сегодня у вас, кажется, прямой эфир в «Останкино»? Вот и поработайте сегодня на нас, на нашу продукцию. Поменьше политики, побольше рекламы. И без фокусов.

— Ни единого фокуса, господа! — Я замахал руками. — Все будет вам по кайфу, слово кандидата в президенты. Останетесь довольны...

— Точно-точно, охренеете от удовольствия, — раздался неожиданный голос. — Фердик из любого говна конфетку вам сделает, он мастер.

Проклятье, ослица заговорила!

Сашка наелась, напилась и теперь захотела потрепаться. Вот дегенератка! Я под столом рыскнул ногою вправо-влево, желая придавить в зародыше дурацкую болтовню. Однако Сашка каким-то хитрым макаром поджала обе свои ноги и очутилась вне досягаемости моего ботинка.

— Из какого еще говна? — нехорошим голосом переспросил табачный король, прищурив глаза. — Вы о чем?

— Что вы, что вы! Он ни о чем! — Я растекся сахарным сиропом по тарелке. Больше всего мне хотелось дотянуться до железной вазочки из-под мороженого, нахлобучить ее на голову разговорчивой дряни и потом сильно-сильно колотить сверху молотком. — Вы не так поняли моего друга. Александр, будь любезен...

— Обычного говна, — с пьяным упорством сказала Сашка. Ядреная «астафьевка» уже затуманила ей остатки мозгов. — Ты ведь, Фердик, сто раз мне повторял: в «Московских крепких» — не табак, а сушеный навоз. Какашки.

Глаза господина Чешко сузились до размеров бойниц, из которых в мою сторону вылетела пара электрических молний. Презервативщик Звягинцев невольно хмыкнул при слове «какашки», о чем наверняка тут же пожалел.

— Про вашу резину я и не говорю! — отважно припечатала дрянь и его. — Вы сами-то в них трахались когда-нибудь? Если нет, нарочно наденьте и посмотрите на свой синий член!.. Какой же чокнутый придумал красить их в этот раздолбайский цвет? Фердик нацепил один раз — так потом от смеха кончить никак не мог. Хорошо еще, у меня завалялось пирожное «Сатурн». Классная штука. Откусишь разок, и тебе уж не смешно...

— Заткнись! — Я зашарил по столу в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. Все мои старания мирно уладить дело со спонсорами разбивались к едрене фене из-за пьяной Сашкиной болтовни. Черт, надо было отдать ей второго омара и харчо. И пломбир. Но теперь поздно. — Молчи, дрянь!

— Нет, отчего же, — проскрипел господин Липатов. — Пусть скажет... Поговори, мальчик, поговори. Почему же после наших пирожных тебе не смешно, а?

— Тошнит, — откровенно объяснила Сашка. — Блевать охота. Мне-то Фердик рассказал, чего вы туда добавляете вместо сахара, из экономии. Странно, что до сих пор еще никто от них не подох.

Приплыли, обреченно подумал я. Ну, сучка! Лучше бы она их просто послала на хрен — я бы отбрехался, как-нибудь заболтал эту компанию. Но тут...

Все трое спонсоров, не сговариваясь, дружно встали из-за стола с каменными рожами. Сашкин проступок был верхом неприличия, вопиющим хамством, смачным плевком в имидж. Есть вещи, которые просто западло обсуждать вслух. Самый верный способ разозлить бизнесмена — сказать ему то, что он и сам знает о себе и своем бизнесе.

— Постойте, господа, — пролепетал я. — Подождите, мы все обсудим...

Троица гуськом проследовала к выходу. С таким же успехом я мог бы уговаривать уличный светофор.

— Вы нас огорчили, Изюмов, — ледяным тоном сказал табачный король, задержавшись в дверях. — Но мы вам даем еще один шанс: сегодняшний прямой эфир в «Останкино». Сделаете достойный промоушн нашим фирмам — мы закрываем счета в «Лагуне», так и быть. Не сделаете — вам же хуже. Считайте это последним предупреждением.

Дверь закрылась.

— Ушли-и-и, — удивленно протянула Сашка. — А че они так быстро рванули отсюда? Вот еще томатный сок остался, и курица жареная...

Некоторое время я пребывал в раздумьях — сейчас ли мне прибить безмозглую сучку, на скорую руку, или сделать это дома, неторопливо, с комфортом? Ход моих мыслей был прерван уже знакомым толстым официантом. Надрываясь, он втащил в дверь нашего кабинетика огромный поднос с тремя молочными поросятами.

— Ваш заказ, — доложил официант, переводя дыхание. — Фирменное блюдо. Кстати, ваши друзья, которые ушли, сказали мне, что обед будете оплачивать вы... Я правильно их понял?

25. БОЛЕСЛАВ

То, что пилот называл трапом, оказалось веревочной лестницей — легкой и узенькой. Вцепившись в алюминиевые перекладины, я чувствовал себя воздушным гимнастом, справедливо выгнанным из цирка за полную профнепригодность. Наверно, в безветренную погоду спускаться по этой лестнице до самого асфальта было бы сущим удовольствием. Однако от любого, даже легкого, дуновения ветра тебя тут же начинало сносить в сторону, поэтому ты рисковал приземлиться на верхушку дерева, на клумбу с георгинами, на кучу битого кирпича или прямо посреди сохнущего белья. Впрочем, особо выбирать не приходилось: из всех двориков неподалеку от перекрестка этот выглядел сверху единственно подходящим.

Прыгай, Болеслав, сурово приказал я сам себе. Отклеивай свои пальчики и прыгай. Ты не можешь здесь болтаться до бесконечности.

Эх, была не была! Я глубоко вдохнул и разжал руки...

Как мне удалось не оседлать бечевку с развешанными белыми пододеяльниками — ума не приложу. Очевидно, помогла моя политическая изворотливость, столь нелюбимая газетчиками. Белые паруса протестующе захлопали за моей спиной, но я уже обеими ногами стоял на асфальте.

Перед глазами мелькнул, удаляясь, конец трапа, и затем тяжелое вертолетное гудение над головой стало быстро ослабевать. Пилот, получивший от меня вместе с новым званием четкие инструкции, уводил свою машину обратно в Кремль, за подмогой. А я оставался в пустом московском дворике — один и без охраны. Ни Паши, ни Пети, ни штатных секьюрити из ГУО. Ощущение необычное, однако и не без приятности.