Спасти президента

— У нас есть фотография этого «Белого Аллигатора»? — осведомился я.

Щербаков развел руками.

— А что есть?

— Есть фото вертолета Ка-50... «Черной Акулы», — пробормотал Митенька. — Они, наверное, похожи, только вот цвет...

— Значит, напечатаем негатив, — распорядился я. — Спасибо, Щербаков, садитесь. — Митенька остался стоять. — Да садитесь, я уже все у вас выяснил. Или вы сами желаете что-то сказать?

— Я тут... подумал... — неуверенным голосом сказал завотделом иллюстраций. — Я вдруг подумал...

Члены редколлегии, не сговариваясь, зааплодировали: впервые за две недели Щербаков решился внести предложение.

— Ну, смелее, смелее, — подбодрил я. — Инициатива у нас ненаказуема. В крайнем случае лишу вас премии.

— Мне тут на днях попалось... — Митенька все еще робел, запинался и делал большие паузы, — я тут нашел в наших папках хорошее художественное фото... Там главный корпус Центральной клинической больницы... деревья, облака... красиво... Давайте дадим на первую полосу, а?

— И какой же будет текст под фотографией? — улыбнулся я. Невинный лепет завотделом иллюстраций пробуждал воспоминания о безвозвратно ушедшей поре моего младенчества.

— Какой-нибудь такой текст... — замялся Щербаков. — Про здоровье Президента... Он ведь там лечится... иногда... Он может, допустим, заболеть...

Наиболее несдержанные члены редколлегии принялись громко хмыкать и переглядываться. Я строго погрозил им пальцем, вышел из-за стола, приблизился к Митеньке.

— Господин Щербаков, — произнес я, дружески похлопав большого младенца по плечу, — вы сколько времени у нас в штате?

— Три месяца и пять дней, — ответил Митенька, предчувствуя подвох.

— То-то и оно, — вздохнул я. — Да будет вам известно, что «Свободная газета» существовала и до вашего прихода. И о том, что Президент болен или даже при смерти, мы за последние два года писали уже раз десять, не меньше...

— Двенадцать раз. — Рапопорт, не выдержав, снова блеснул эрудицией. — Двенадцать. И дважды мы публиковали ту художественную фотографию ЦКБ с облаками. В декабре и в марте. Больше никаких сенсаций из этой темы не извлечешь, отработанный материал. Как говорят в Одессе, Митя, вчерашняя хохма — уже далеко не хохма.

22. ЗАМГЕНСЕКА ТОВАРИЩ СЫРОЕЖКИН

Комсомольская лахудра принесла стопку свежих рейтингов. Встала у стола, задорно выпячивая под платьем свои жалкие бугорки. На левом ее бугорке повис маленький одинокий вождь мирового пролетариата.

— Тебе чего, Царькова? — сухо поинтересовался я, видя, что она не спешит уходить.

— Ничего, товарищ Сыроежкин, — томно ответила лахудра. — Я так...

— Вот это правильно, — одобрил я. — Никогда ничего не проси у партии. Когда придет время, та сама тебе предложит и сама все даст... Ну, иди.

Слегка обиженная лахудра удалилась, тряся жиденькой косичкой с заплетенной красной лентой. Все эти комсомолки-доброволки, бесплатно работающие в штабе из одной любви к Великому Учению, были, как на подбор, плоскозады, криворуки и редкозубы. Все они изъявляли готовность хоть даром отдаться старшим товарищам при первых звуках «Интернационала», но члены ЦК отчего-то не торопились покушаться на честь младших соратниц и дружно пялили аполитичных валютных девок из моего казино. Странная вещь: чем невзрачней выглядели штабные мочалки, тем ближе к сердцу они воспринимали идеи, равенства и братства. Возможно, всемирная победа Зубатика связывалась у них с надеждой заполучить мужа по карточкам, в порядке одной справедливой очереди. Каждой лахудре хотелось бы, конечно, молодого Алена Делона в целлофановом пакете, перевязанном золотой тесемкой.

Будет вам Делон, про себя пообещал я. Уже летит из самого Парижу.

Я с трудом дождался, пока закроется дверь за томной Царьковой, и подошел к шкафу с трудами классиков марксизма. Нижняя секция скрывала большой вместительный холодильник, где наш генсек обычно морозил свои целебные ягоды, а я — пиво. Сейчас здесь было одно только пиво, в бутылках и в жестяных банках. Выбрав наугад полулитровую банку «Монарха», я возвратился к столу и начал просматривать рейтинги.

Умники из службы профессора Виноградова драли за свои опросы кругленькие баксы, зато делали работу красиво, в цвете. Синие столбики на таблицах означали избирателей Президента, бодрые красненькие — наших сторонников, а зеленые пока болтались, как дерьмо в проруби. То ли они намеревались поддерживать Генерала, то ли просто не определились, голосовать им вообще или махнуть всей семьей на рыбалку. Из-за этих раздолбаев баксовой расцветки вся картина постоянно менялась. Временами мне казалось, что точно лидирует Зубатик, временами — что у Президента есть шанс на выигрыш уже в первом туре, а на двух-трех таблицах зелень забивала все остальные цвета. Впрочем, на глазок синих было побольше.

Все-таки зря наш генсек выбрал себе докторскую по социологии, с досадой подумал я, отхлебывая пиво. Хитрая приблизительная наука, ничем не лучше философии. Надо мне было купить ему диссертацию по математике. Дважды два — всегда четыре, независимо от того, какая моча послезавтра ударит в голову избирателю.

Отложив рейтинги и опустевшую банку, я хотел снова включить телевизор, да передумал. После того, как Зубатик в теленовостях отплясывал вместе с бухими колхозниками, у меня надолго пропало всякое желание глядеть на экран. Лучше что-нибудь поспокойнее, наподобие западного радио. Давно я не слушал вражьих голосов.

Я выдвинул из-под кресла приемник, нырнул в эфир и стал настраиваться на волну любимой зарубежной радиостанции. Господа диссиденты так привыкли за деньги американского Конгресса подкусывать наши власти, что, когда режим сменился в их пользу, они все равно по привычке продолжили это увлекательное занятие — и за меньшие, кстати, бабки. Кроме того, их пронырливые радиорепортеры о многих вещах узнавали быстрее других. Так что наша партийная печать теперь нередко пользовалась чужими сводками с комментариями, убирая из них только явные диссидентские закидоны вроде прав человека.

Нужная волна отыскалась довольно быстро. Я подкрутил ручку настройки, прибавил громкости. Сквозь шум и треск атмосферных помех прорезался чистый голос диктора.

— ... А теперь — новости в подробном изложении, — послышалось из динамика. — За два дня до президентских выборов в России все три основных кандидата стараются увеличить свой электорат. Как сообщил корреспондент нашего московского бюро Борис Филимонов, сегодня представитель от левой оппозиции Товарищ Зубатов весьма нетривиальным способом попытался привлечь на свою сторону еврейских интеллектуалов — влиятельную часть научного, культурного и предпринимательского истеблишмента. Российское телевидение показало, как после брифинга в колхозе «Заря» Товарищ Зубатов лично выступил перед аграриями с исполнением танца «Семь-сорок». Не секрет, что в массовом сознании «Семь-сорок» так же прочно увязывается с еврейским менталитетом, как танец зирк — с чеченским, гопак — с украинским, полька — с польским, менуэт...

Несколько минут я терпеливо выслушивал перечисление танцев народов мира, попутно раздумывая над тем, кто же здесь больший идиот. Устроитель колхозных плясок под любимую музычку сионских мудрецов? Наш дорогой генсек, которому не следовало запивать ранние сливы водкой «Astafyeff»? Или все-таки мудак из московского бюро зарубежной радиостанции, способный выдать такой мудацкий комментарий? Все одинаково хороши, в конце концов понял я. Страна недоумков, кочерыжка к кочерыжке. Потому-то у Зубатика в этой стране предпочтительные шансы на победу. Если, конечно, конкуренты не перехватят у нас лозунги, так обожаемые здешними идиотами.

Я подумал — и словно накликал беду. Полюбовно расставшись с танцами и Зубатиком, заграничное радио принялось месить Президента.

— ... рецидив имперского мышления, — строгим голосом поведал мне диктор. — Как мы уже сообщали в краткой сводке новостей, встреча главы российского государства с премьер-министром Украины неожиданно оказалась сокращена на двадцать шесть минут. Кремлевская пресс-служба пока никак не комментирует этот факт. Однако независимые аналитики всерьез полагают, что данный инцидент может быть напрямую связан с ужесточением позиции российского Президента по проблемам Крыма. Последнее время позиция Кремля в этом вопросе была относительно взвешенной и конструктивной. Но, принимая во внимание настроения электората левой ориентации, Кремль мог перед самыми выборами разыграть так называемую «украинскую карту», чтобы привлечь на свою сторону немалое количество...