Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 14



После этого корабли Грейга возобновили огонь — но это было уже излишним, турецкий флот погибал и без этого. Сам Грейг записал в «Собственноручном журнале»: «Пожар турецкого флота сделался общим к трем часам утра. Легче вообразить, чем описать ужас и замешательство, овладевшие неприятелем! Турки прекратили всякое сопротивление даже на тех судах, которые еще не загорелись. Большая часть гребных судов затонула или опрокинулась от множества людей, бросавшихся в них. Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся, топя один другого. Немногие достигали берега, цели отчаянных усилий. Страх турок был до того велик, что они оставляли не только суда, еще не загоревшиеся, и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями».

Пожар турецкого флота и взрывы кораблей продолжались до 10 часов утра. К этому времени вода в бухте представляла собой густую смесь пепла, грязи, обломков и крови.

Потери турок были огромны: в течение ночи сгорели шестьдесят три судна — линейные корабли, каравеллы, галеры, галиоты. Более десяти тысяч человек, две трети личного состава турецкого флота, погибли в огне. При этом в ходе боя в бухте русская объединенная эскадра потеряла одиннадцать человек: 8 на линейном корабле «Европа», 3 на линейном корабле «Не тронь меня».

Чесменская колонна в Царском Селе (г. Пушкин)

После победы Спиридов докладывал в Петербург в Адмиралтейств-коллегию ее президенту графу Чернышову: «Слава Богу и честь Всероссийскому флоту! С 25-го на 26-е неприятельский флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, и оставили на том месте престрашное позорище, а сами стали быть во всем Архипелаге нашей Всемилостивейшей Государыни господствующи»

В честь Чесменской победы Екатерина II велела возвести специальную колонну и церковь, а также выбить памятную медаль с изображением горящего турецкого флота и красноречивой надписью над ним: «БЫЛ». Спиридову императрица пожаловала высокую награду — орден Святого Андрея Первозванного. Особой милости удостоился А. Орлов, получивший к своей фамилии почетную приставку — «Чесменский».

«Когда, по манию его, бросал перун Орел, в превыспренной отваге,

Флот турков при Чесме — сжег Росс в Архипелаге,

Тогда Орлов-Зевес, Спиридов — был Нептун!»



Чесма была высшим достижением Г. А. Спиридова и крупнейшим успехом за время Архипелагской экспедиции. В развитие этого успеха Спиридов предлагал немедленно, пока враг не опомнился, двинуть флот к проливам и через Дарданеллы, Мраморное море и Босфор выйти в Черное море. С этим планом были согласны все моряки, однако Орлов настоял на своем, и к Дарданеллам отправился Д. Эльфинстон с задачей блокировать их и не допустить подвоза подкреплений к острову Лемнос, где главные силы русских осаждали крепость Пелари. Эльфинстон с поставленной задачей не справился, более того, разбил на камнях самый большой русский корабль «Святослав». Лишь после этого Орлов отрешил его от командования и отправил в Россию. В своем приказе он писал: «Необходимые нужды для пользы службы Ее Императорского Величества принудили меня отделенную эскадру господина контр-адмирала Эльфинстона соединить с эскадрой, под моим ведением находящейся, и препоручить обе в точную команду его высокопревосходительства господина адмирала Григория Андреевича Спиридова, о чем господа начальники судов да будут известны».

Следствием должностного преступления Эльфинстона было то, что русскому флоту пришлось прекратить действия на Лемносе, куда подошли прорвавшие слабую теперь блокаду Дарданелл турецкие подкрепления, и искать новую базу. Выбор пал на порт Аузу на острове Парос, который был занят в середине ноября 1770 г. Вскоре после этого Орлов временно оставил флот, отправившись на лечение, а Спиридов остался в качестве главнокомандующего. Он превратил Парос в хорошо обустроенную базу флота: здесь был устроен док для ремонта кораблей, возведены укрепления, сухопутные войска расположились лагерем. Сюда подходили подкрепления из Кронштадта — к лету 1771 г. флот состоял уже из 10 линейных кораблей, 20 фрегатов, 2 бомбардирских и значительного числа более мелких судов. Небольшие отряды постоянно уходили с Пароса в крейсерство, захватывая торговые суда. За 1771 г. на морских коммуникациях противника таких судов было захвачено около 180.

В начале 1771 г. Г. А. Спиридов принял в русское подданство 18 островов Архипелага, причем мечтал сохранить некоторые из них за Россией и по окончании военных действий. По его мнению, англичане или французы «не один миллион червонцев с радостью бы дали» за обладание такой военной базой в Средиземном море, как Парос и порт Ауза. К сожалению, соображения Г. А. Спиридова не заинтересовали ни А. Г. Орлова, ни П. А. Румянцева, возглавлявших русскую делегацию на переговорах о мире…

В 1772 г. русский флот продолжал боевые действия, которые, однако, не достигали прежней интенсивности. Его действия сводились к тому, что он выискивал места концентрации турецких кораблей и наносил по ним удар. Так, в марте 16-пушечным фрегатом «Слава» под стенами крепости Лагос были взяты 3, сожжены 4 и потоплены 2 турецких грузовых судна; в июне отряд легких судов освободил от турецкой осады город Сидон и взял город Бейрут, где было захвачено 10 вражеских судов.

Летом 1772 г. было заключено перемирие с турками, которое должно было действовать по ноябрь. К этому времени здоровье Г. А. Спиридова, никогда не бывшее крепким, совсем расшаталось: «последовавшие при старости лет припадки до такого бессилия довели, что совсем одряхлел». Орлов, к тому времени уже вернувшийся к эскадре, предоставил ему отпуск в Ливорно, «в лучший перед Архипелагом климат». Перемена климата помогла: в марте 1773 г. Спиридов вернулся к эскадре и, когда Орлов снова уехал, вновь вступил в главное командование над русскими силами. К этому времени турки уже не пытались оспорить господство русского флота на море, операции шли против прибрежных крепостей, причем случалось, что они заканчивались и довольно крупными потерями со стороны русских. Самым крупным успехом здесь был захват Бейрута отрядом капитана 2 ранга М. Г. Кожухова летом 1773 г. — операция, итогом которой был захват двух турецких полугалер с 17 орудиями, 24 крепостных пушек, большого количества оружия и боеприпасов и 300 тыс. пиастров контрибуции. Операции подобного рода, как бы незначительны сами по себе они ни были, оттягивали к азиатским берегам значительные турецкие силы и тем самым способствовали победе в ходе войны.

Но оставаться в Архипелаге до победы Г. А. Спиридов не смог: его болезни снова обострились, и летом 1773 г. он подал в отставку, жалуясь на постоянные припадки и головные боли. А. Г. Орлов поддержал его просьбу. Было ли это сделано из неприязненных чувств? Едва ли. Главнокомандующий всегда давал о Спиридове самые лестные отзывы, несмотря на все трения между ними по конкретным вопросам. Скорее всего, состояние здоровья адмирала действительно оставляло желать лучшего, а острая нужда в его талантах уже отпала, так что можно было позволить ему покинуть флот. В феврале 1774 г. Спиридов, сдав эскадру вице-адмиралу А. В. Елманову, отбыл в Россию. Отставка была почетной: за многолетнюю безупречную службу и исключительные заслуги адмиралу оставили по день смерти «полное жалование его чина».

Вернувшись в Россию, Григорий Андреевич прожил еще 16 лет.

За эти годы он лишь однажды надел свой парадный мундир — при получении известии о победе Ф. Ф. Ушакова при Фидониси. Старый адмирал по праву мог гордиться — победу Ушакову принесло сознательное повторение того маневра, который сам он проделал при Хиосе, — выведение из строя вражеского флагмана. Но если у самого Спиридова это вышло во многом благодаря случайности, то для Ушакова это стало главным методом достижения победы в боях с турками! Умер Спиридов за 2 месяца и 18 дней до Керченской победы эскадры Ушакова. Погребли адмирала в его имении, селе Нагорном Ярославской губернии; для многих соседей он был к тому времени всего лишь захудалым помещиком из отставных военных. В последний путь его провожал старинный верный друг Степан Хметевский, командир «Трех Иерархов» при Чесме.