Страница 84 из 164
Едва рассвело, я после трудных поисков приехал на командный пункт самой передовой дивизии, уже получившей приказ наступать на основе новой обстановки и целей. Командира дивизии я обнаружил далеко позади, в населенном пункте, между тем как шум боя уже доносился издалека. Я потребовал, чтобы он немедленно направился на передовую, в самый авангардный полк и лично воздействовал на солдат; кроме того, я хотел сам переговорить с этим командиром полка. Это была дивизия, недавно сформированная из Имперской трудовой службы и ее командного состава. Естественно, войско это было необстрелянное, хотя и командиры и рядовые были готовы решительно сражаться. Командиры, само собой разумеется, кадровые и имеющие военный опыт офицеры, сейчас более чем когда-либо должны были находиться во главе своих частей и подразделений, а не на удаленных от передовой командных пунктах: ведь благодаря их личному воздействию можно было хоть как-то компенсировать недостаток обучения и уверенности унтер-офицеров. После того как я своим обращением к собравшимся вокруг меня офицерам разъяснил значение поставленной перед ними задачи, на обратном пути в Крампниц я еще накоротке посетил командный пункт генерала Хольсте534, корпусу которого было приказано не допустить перехода американцами Эльбы. Я обрисовал Хольсте, моему старому сослуживцу по 6-му артиллерийскому полку, пробивную силу и активность наших войск. Зная обстановку, я разъяснил ему важность его задачи. Ее выполнение послужило бы предпосылкой успеха действий 12-й армии, которой я его подчинил. Хольсте выразил полную уверенность в успехе, так как на основе различных донесений и данных разведки своих частей был убежден, что американцы еще не предприняли никаких мер для форсирования Эльбы и дальнейшего продвижения.
Около И часов утра [23.4.1945 г.] я, смертельно усталый, прибыл в Крампниц и после краткой беседы с Йодлем попросил приема у фюрера в Имперской канцелярии для доклада. Нам было приказано явиться в 14.00, так что я еще успел часа два поспать.
Я нашел фюрера, в противоположность прошлому вечеру, очень спокойным, и это вселило в меня новую надежду побудить его прислушаться к голосу разума и отказаться от своего злосчастного решения. Сначала генерал Кребс доложил обстановку на Востоке, которая несколько ухудшилась, а Йодль — на остальных фронтах. Затем я в узком кругу (присутствовали только Йодль и Кребс) рассказал о своей поездке на фронт. Прежде всего я вручил фюреру приказ Венка по [12-й] армии, который он внимательно прочел и оставил у себя. Хотя никаких замечаний он не высказал, у меня сложилось впечатление, что фюрер вполне удовлетворен. Я доложил все подробности моих совещаний с командирами частей и соединений и обрисовал впечатление, полученное на месте. В это время поступило донесение о продолжавшемся наступлении корпуса Келлера в общем направлении на северо-восток (Потсдам). Фюрер спросил, установлена ли уже связь с 9-й армией, но ответить на этот вопрос я не смог. Не имел сведений от 9-й армии и генерал Кребс, хотя радиостанция в Имперской канцелярии прослушивала все ее радиограммы. Кребс получил приказ вновь потребовать от 9-й армии установить взаимодействие с 12-й армией и разбить вражеские силы, действующие в полосе между этими армиями.
В заключение я снова попросил фюрера о беседе тет-а-тет. Однако Гитлер пожелал, чтобы присутствовали Йодль и Кребс. Причина стала мне ясна сразу: он хотел укрепиться в своем решении перед свидетелями! Мою новую попытку побудить его оставить Берлин фюрер категорически отверг. Но обсуждение на сей раз шло совершенно спокойно. Он заявил: именно его присутствие в Берлине и сознание этого побудит войска держаться до последнего и удержит население от паники. К сожалению, это — необходимая предпосылка удачи уже начатых операций по деблокированию [Берлина] и успешных боев за город. Лишь одно доверие к нему—вот что дает вообще какой-то шанс на все еще возможный успех, а потому эту борьбу за Берлин он доведет до конца лично сам! Восточную Пруссию удерживали только до тех пор, пока его ставка все еще находилась в Растенбурге, а когда он больше не смог поддерживать боевой дух войск своим личным присутствием, фронт был там прорван. Так получится и с Берлином, а потому он своего решения не изменит и своего обещания армии и населению не нарушит!
Все это было высказано с большой твердостью и без какого-либо видимого возбуждения. Затем он велел мне в тот же вечер снова выехать на фронт к Венку, Хольсте и др., чтобы ориентировать командиров и сказать им: фюрер ждет от вас защиты Берлина и своего освобождения! Он молча протянул мне руку, и мы вышли.
Мне все-таки удалось вскоре найти предлог еще раз поговорить с фюрером наедине. Я сказал ему, что наши (мои и Йодля) персональные контакты с ним могут каждую минуту оборваться, если русские с севера перережут связь между Крампницем и Берлином. Я хочу узнать, начал ли он переговоры с вражескими державами и кто именно будет их вести. Сначала он заявил: о капитуляции говорить еще рано, а потом стал объяснять, что переговоры можно вести только тоща, когда будет достигнут хоть какой-то успех, в данном случае — в Берлине. Я этим не удовлетворился, и тогда он сказал, что уже довольно давно разрешил вести переговоры с Англией в отношении Италии и немедленно даст Риббентропу указание насчет дальнейших шагов535 в этом вопросе. Тоща я сказал, что по возвращении с фронта снова доложу ему обстановку. Затем попрощался, не предчувствуя, что это — наша последняя встреча.
Вместе с Йодлем я вернулся в Крампниц. По дороге мы откровенно говорили о том, что нельзя больше мириться с таким положением вещей и мы должны вытащить фюрера из бункера Имперской канцелярии (возможно, даже силой!), а потому необходимо предусмотреть и это. Йодль сказал, что хотя он такой мысли вслух и не высказывал, она и ему пришла в голову еще вчера. Сегодня в бункере Имперской канцелярии он обдумал, как ее осуществить. Но план этот совершенно бесперспективен из-за сильной эсэсовской охраны и преданного Гитлеру окружения в лице Службы безопасности (СД), а без их содействия любая попытка сорвется. Против нас окажутся и такие люди, как генерал Бургдорф, военные адъютанты, Борман, адъютанты от СС. И мы от этой мысли отказались.
К тому же Йодль полагал, что нам надо еще подождать результатов акции Геринга. 24 апреля вечером он во всех подробностях проинформировал начальника генерального штаба ВВС генерала Коллера о событиях, произошедших в Имперской канцелярии во второй половине дня, а также о решении фюрера остаться в Берлине и либо победить, либо погибнуть там, и послал его к Герингу в Берхтесгаден как можно быстрее сообщить рейхсмаршалу о приближающейся катастрофе. Коллер утром вылетел к Герингу. Теперь только один Геринг может вмешаться, и только он один призван сделать это! Само собой разумеется, я согласился с Йодлем и поблагодарил его за инициативу, о которой сам я еще не подумал536.
Когда мы прибыли в Крампниц, наш общий штаб, т.с. штаб оперативного руководства вермахта и Северного звена ОКХ, который Йодль преобразовал в подчиненное ему ОКВ-«Север», как раз передислоцировался. Комендант на основании еще не проверенного сообщения о русской кавалерии, продвигавшейся на Крампниц, уже приказал взорвать крупный склад боеприпасов, не имея на то приказа свыше, а также отдал распоряжения очистить казарму. К сожалению, мне некогда было взяться как следует за этого спятившего с ума типа, лишившего Берлин боеприпасов. <...> Я предоставил сделать это Йодлю, ибо мне надо было поскорее уезжать, если только я хотел безопасно выехать на шоссе через Науэн, прежде чем оно будет забито нашими колоннами или даже перерезано врагом.
Генерал Венк расположил штаб своей армии значительно дальше на север в одном лесничестве севернее Бранденбурга, куда я приехал незадолго до наступления темноты. Он попытался лично установить связь с подчиненной ему частью [танковой дивизии] «Клаузевиц» на другом берегу Эльбы, но это ему не удалось. Я настаивал на том, чтобы он полностью нацелил операцию на Берлин и пустил для этого в ход весь свой авторитет, ибо только эта операция, а отнюдь не танковый рейд на противоположный берег Эльбы, решает судьбу фюрера. Здесь меня уже ожидала телефонограмма от Йодля: ночью ему пришлось оставить Крампниц ввиду угрозы противника, которому он, к сожалению, кроме двух танковых рот ничего противопоставить не имел. Поэтому он перенес Штаб-квартиру ОКВ, т.е. наш командный пункт, в лесной лагерь Ной-Роофен (между Рейн-сбергом и Фюрстенбергом), который был оборудован средствами связи и подготовлен для Гиммлера, но находился в нашем распоряжении, поскольку не был занят рейхсфюрером СС. Я, разумеется, дал согласие, но с условием, что будет обеспечена техническая связь также с Имперской канцелярией и обо всем будет доложено фюреру.