Страница 73 из 164
Начальник железнодорожных сообщений вермахта справедливо жаловался на управление имперских железных дорог за то, что оно отказывалось от замены ставших негодными локомотивов, поскольку их недостаточная защита от холодов не являлась его виной. Вечером под председательством фюрера было найдено единственно возможное решение: передать все транспортное дело в России, начиная от сопровождения составов охраной сухопутных войск до фронтовых пунктов назначения грузов, под ответственность имперских железных дорог, освободив от этого начальника железнодорожных сообщений вермахта.
Это было само по себе беспрецедентным и совершенно необычным решением, потому что все транспортное дело в оккупированных областях входило в его компетенцию. Генерал Гер-ке был специалистом и достаточно умным, чтобы согласиться с этим решением фюрера, ибо у имперского министра транспорта имелись в распоряжении совсем другие средства для устранения ущерба, а кроме того, с генерала снималась ответственность. Министр был теперь обязан ежедневно докладывать непосредственно фюреру о положении дел с железнодорожным транспортом. С целью дать общее представление обо всем этом приведу некоторые цифры. Потребность одних только сухопутных войск (без авиации) равнялась 120 грузовым составам в сутки (если не учитывать крупные операции, когда резко возрастала потребность в боеприпасах). Но и эти обычные потребности удовлетворялись кое-как, и с трудом обеспечивалось 100 составов. Причем и здесь бывали большие колебания, ибо партизаны постоянно разрушали железнодорожные пути, порой производя до 100 взрывов за ночь.
Весенняя операция [1942 г.] в районе Полтавы началась в последний момент, когда русские глубоко вклинились в линию фронта, что грозило прорывом слабым, все еще растянутым оборонительным линиям. Фельдмаршал Бок хотел ввести в бой предоставленные в его распоряжения для контрудара и частично еще подбрасываемые силы там, где намечалась опасность прорыва противника в западном направлении. Фюрер же как главнокомандующий сухопутными войсками считал, что кшггрнаступлсиис следуем предпринять на базе дуги вклинения, по хордовому направлению, чтобы таким образом отрезать противника, оказавшегося в мешке. Однако фон Бок боялся, что с этим маневром нс успеет. Тогда Гитлер вмешался сам и приказал действовать в соответствии с его планом. Он оказался прав: в стадии наибольшего кризиса битва превратилась для русских в решающее поражение с неожиданно большим числом военнопленных437.
Ввиду недостатка времени я вынужден отказаться от описания той, проведенной по замыслу Гитлера операции, которая нашла свой конец на Кавказе и на Волге, в Сталинграде, и стала началом поворота в ходе Восточной кампании. Хочу зафиксировать здесь только несколько эпизодов.
Первым и совсршсшю необъяснимым тогда событием явилась публикация плана наступления <...> в прессе западных противников. Во всяком случае, одна из фраз основополагающей директивы фюрера была воспроизведена ею настолько точно, что никаких сомнений в предательстве быть не могло. Недоверие фюрера к тем штабам, которым была поручена предварительная разработка плана, получило новую пищу. Он снова всячески поносил генеральный штаб, который один только и мог служить источником измены.
Как выяснилось уже зимой, предателем оказался мобилизованный из запаса офицер штаба оперативного руководства главнокомандования военно-воздушных сил ОХЛ, служивший там в разведывательном отделе и имевший связь с органами вражеской разведки438. Удалось выйти на след действовавшей в
Берлине организации государственных изменников, и в декабре 1942 г. в имперском военном суде состоялся процесс, на котором был вынесен ряд [смертных] приговоров. Хотя речь шла преимущественно о гражданских лицах (как мужчинах, так и женщинах), вышеназвагшый офицер, обер-лейтенант Шульце-Бойзен, вместе со своей женой были одними из тех, кто передавал противнику военные сведения. До тех пор пока они не были разоблачены, Гитлер, имевший предвзятое мнение, возводил поклёп на ни в чем не повинный генеральный штаб439.
Второй бедой стала вынужденная посадка в нейтральной полосе — между передовыми линиями — самолета с офицером штаба одной дивизии, везшего основной боевой приказ об использовании в предстоящем крупном наступлении корпуса генерала Штумме. Произошло это за несколько дней до начала наступления. Злополучный офицер во время полета сбился с курса, вместе со всеми оперативными документами был схвачен русскими и убит на месте. Гитлер выразил невероятное возмущение замешанными в этом начальниками. В результате дело командира корпуса, начальника штаба и командира дивизии слушалось в имперском военном суде под председательством Геринга. Благодаря ему и при моем содействии все осужденные так или иначе были помилованы и затем использованы на других должностях440. Испытагшый боевой генерал Штумме, став заместителем Роммеля, погиб через несколько месяцев в Северной Африке.
После того как в ходе трехдневного сражения удался прорыв на Воронеж и бои теперь шли в самом городе за переход через Дон, проявилось первое недовольство Гитлера командованием группы армий фон Бока, поскольку она, на его взгляд, крепко вгрызлась в землю там, вместо того чтобы, не заботясь о судьбе Воронежа, а также за свои фланги и тылы, неудержимо поворачивать на юг и стремительно захватить территорию вдоль Дона.
Я видел, как в конфликте с Гальдером снова назревает кризис командования, и посоветовал фюреру самому полететь к фельдмаршалу Боку для ознакомления с обстановкой на месте. Мое предложение было принято. Я сопровождал фюрера в полете. Как и обычно, фюрер изложил фон Боку свою основную идею в дружеском тоне и обсудил желаемый ход продолжения операции. Царило настроение большой удовлетворенности, но я был разочарован: то, что фюрер, собственно, желал, а также и то, что днем раньше однозначно считал ошибочным, он теперь высказывал осторожными намеками. Это меня разозлило, ил, даже изменив своей обычной выдержке (исключительный случай!), прямо сказал Боку, чего именно желает фюрер. Я ожидал, что Пгглер заговорит более определенно. Момент оказался неудачным: все отправились завтракать. Но я воспользовался случаем и вполне четко дал понять начальнику штаба группы армий генералу фон Зодер1шггейну, ради чего фюрер явился собствешюй персоной и что же он хочет. После завтрака, прошедшего, как и совещание, в приподнятом настроении, мы вылетели обратно в ставку фюрера439.
На деле эффект оказался негативным, и уже на следующий день, когда Гальдер докладывал обстановку, Гитлер взорвался, обрушившись на якобы неповинующихся генералов и беэдар-были преданы суду. Приведенные фельдмаршалом Паулюсом в его воспоминаниях выдержки из дневника фельдмаршала фон Бока о его беседе с Кейтелем и Пгглером не позволяют предположить, что Кейтель в тот момент пытался воздействовать на решение их судьбы в смягчающем духе. Судя по его натуре, это могло случиться лишь позже.
439 Это посещение Пгглером штаба группы армий «Юг» имело место 4 или 5 июня 1942 г.
ззб
ное командование группы армий. А виноват был сам фюрер, ибо он, по моим наблюдениям, лишь ходил вокруг да около, вместо того чтобы четко сформулировать, что ему требуется. Нам — Гальдеру, Йодлю и мне — снова пришлось подчиниться.
Я упоминаю этот эпизод, чтобы показать часто наблюдавшуюся мной манеру Гитлера «вести парламентские переговоры» с чуждыми ему по духу генералами высокого ранга. У меня сложилось такое впечатление, что, испытывая определенную скованность или смущение в общении с ними, он проявлял неуместную сдержанность, в результате чего — правда, лишь изредка — возражавшие ему генералы даже не схватывали суть или серьезность ситуации. Во всяком случае, многим из них даже в голову не приходило, что тем самым они навлекают на себя подозрение, будто идут наперекор ему и не признают его, Гитлера, в качестве компетентного в воешюм деле фюрера и главнокомандующего. В этом отношении, не говоря уже о подозрительности, Гитлер был крайне чувствителен и обидчив. Мысль о смещении фон Бока, таким образом, у него уже зародилась, и через несколько дней его место занял фельдмаршал барон Вейхс440.