Страница 116 из 164
[Например] фельдмаршал, который издавал приказы вооруженным силам, но не имел ни малейшего представления о результатах, к которым приведут эти приказы на практике... <...>
На кого полагался Гитлер в выполнении всего этого, как не на тех, кто находится здесь на скамье подсудимых? <...> Кто, как не Кейтель, Йодль, Редер и Дёниц, питали его иллюзиями о непобедимости Германии? <...> Признать этих людей невиновными — значит с тем же основанием сказать, что не было войны, не было убийств, не совершалось преступлений.
Из речи Пивного обвинителя от Великобритании Хартли Шоукросса
26— 27июля 1946г.
<...> Не подлежит сомнению, что эти подсудимые принимали участие и несут ответственность за преступления, столь ужасающие, что при самой мысли о них воображение отказывается их постичь. <...>
В России Кейтель, который, эксплуатируя Польшу, научился применять установку — «умная политика и жестокость», наметил вехи своими приказами от 13 мая и 23 июля 1941 г. Я цитирую последний приказ, проект которого был составлен, по его собственному признанию, Йодлем.
«Имея в виду большие размеры оккупированных территорий, военные силы, которыми мы располагаем для охраны безопасности на этих территориях, являются достаточными лишь в том случае, если всякое сопротивление будет подавляться не преследованием виновных судебным порядком, а проведением вооруженными силами такого террора, который будет достаточным фактором для искоренения всякого намерения к сопротивлению среди населения. Командующие должны изыскать способы для поддержания порядка не путем истребования дополнительных сил для охраны безопасности, а путем применения соответствующих драконовских мер». <...>
<...> Одно из самых жестоких мероприятий—захват заложников — явилось предметом приказа германского военного командования от 16 сентября 1941 г.
Кейтель приказывал:
«Невзирая ни на какие частные обстоятельства, в каждом случае сопротивление германским оккупационным силам следует расценивать как сопротивление, вызванное коммунистами.
Для того чтобы пресечь эти коварные действия в зародыше, следует принимать самые энергичные меры немедленно, при появлении самых первых их признаков, с тем чтобы помешать дальнейшему их распространению. В этой связи следует помнить, что в странах, где еще не установлен порядок, человеческая жизнь часто ничего не стоит, и устрашающее действие может быть достигнуто лишь необычайной суровостью. В таких случаях смертная казнь для 50—100 коммунистов должна обычно рассматриваться как соответствующее возмездие за жизнь одного германского солдата. Форма, в которой приговор приводится в исполнение, должна еще более усиливать устрашающее действие».
У Кейтеля и Кальтенбруннера не было расхождений во взглядах: германским солдатам было приказано соревноваться с эсэсовцами на местах.
Две недели спустя после издания этого приказа Кейтелю, чьим единственным защитительным доводом является то, что он требовал казни от 5 до 10 заложников за одного немца вместо 50—100, пришла еще одна мысль. 1 октября 1941 г. он высказал мнение о том, что будет целесообразно, если военные командиры будут всегда иметь в своем распоряжении некоторое число заложников различных политических взглядов: националистических, демократическо-буржуазных или коммунистических. Он добавил:
«Очень важно, чтобы среди них имелись хорошо известные, выдающиеся личности или члены их семей, чьи имена должны быть преданы гласности. В случае нападения должны быть расстреляны заложники соответствующей группы, в зависимости от партийной принадлежности виновного».
На оригинале документа имеется зловещая пометка: «Применяется во Франции и Бельгии». <...>
Приказ о «коммандос» по своей жестокости и зверству не может сравниться даже с приказом «Мрак и туман» от 7 декабря 1941 г.
В директиве Гитлера, подписанной Кейтелем, после указания — карать смертью всех лиц, ставящих под угрозу безопасность оккупи-
рующих держав, указывается, что лица, расправа над которыми не может быть произведена в наикратчайший срок, должны перевозиться в Германию, причем таким образом, чтобы не поступало никаких дальнейших известий об их судьбе. Сопроводительное письмо Кейтеля от 12 декабря приводит следующее основание этому: «Эффективного и длительного устрашения можно добиться или решительными карами, или путем мероприятий, при которых родственники лиц, совершивших преступления, и население не будут знать об их судьбе. Эта цель достигается увозом преступников в Германию». <...> Были ли Кейтель и Йодль менее ответственны за убийства, чем их сообщники? Они не могут отрицать своей осведомленности и своей ответственности за действия эйнзатцкоманд, с которыми их собственные командующие работали в тесном и сердечном содружестве. <...>
Из речи DiaBHoro обвинителя от Франции Шампетъе де Риба
29 июля 1946г.
<...> Разве нашелся хотя бы один подсудимый, который оспаривал бы справедливость сообщенных нами фактов? Они лишь пытались освободиться от ответственности, переложив ее на плечи тех из числа своих сообщников, которые сами совершили над собой суд.
«Нам не было ничего известно обо всех этих ужасах», — говорят они. Или же: «Мы делали все, чтобы этому воспрепятствовать, но всемогущий Гитлер отдавал приказы и не допускал, чтобы ему не подчинялись, он не допускал даже ухода в отставку».
Жалкая защита! Кого они могут заставить поверить в то, что только лишь им одним не было ничего известно о том, о чем знал весь мир, в то, что их служба подслушивания никогда не сообщала им об официальных предупреждениях, которые делали по радио руководители Объединенных Наций преступникам войны.
Они не могли не подчиняться приказам Гитлера, они не могли подать в отставку? Прекрасно! Но ведь Гитлер мог располагать ими самими, но не их волей: не подчиняясь ему, они, был» может, рисковали бы жизнью, но тогда, по крайней мере, они сохранили бы честь. Трусость никогда не являлась ни оправданием, ни даже смягчающим обстоятельством.
Истина заключается в том, что все они прекрасно знали доктрину национал-социализма, так как участвовали в ее разработке; им было прекрасно известно, к каким чудовищным преступлениям приведет сторонников этой доктрины и тех, кто проводил ее в жизнь, стремление к мировому господству, и они взяли на себя ответственность за это, так как получили материальные и моральные выгоды, которыми воспользовались.
Но они твердо верили в то, что окажутся безнаказанными, так как были уверены в победе, были уверены, что перед лицом торжествующей силы не возникнет вопрос о правосудии. Они убеждали себя, что также, как это было после войны 1914 г., никакое международное правосудие не сможет свершиться. <...> Они ошиблись. <...>
В отношении ответственности Кейтеля мое выступление тоже будет кратким. Условия, при которых он занял посты, которые ранее занимали фон Фрич и фон Бломберг во главе верховного командования армии, его вступление в состав правительственных советов и его политическая активность на всех этих постах, выражавшаяся в том, что он вместе о фюрером был в Годесберге (на переговорах с Чемберленом по вопросу Мюнхенского соглашения в 1938 г. — Прим. пер), позднее участвовал вместе с ним в переговорах с Петеном и Хорти, а также в подписании приказов, из которых инструкция к приказу «Мрак и туман» не является наименее известной, — все это показывает, что речь идет не о рядовом военном, а о генерале — политическом деятеле.
Приговором ему служит та роль, которую он играл в арестах и убийствах партизан. Он, вне всякого сомнения, участвовал в уничтожении некоторых категорий военнопленных, например, в передаче их дел полиции для «специального обращения». Более того, мы не забыли о связи его управления с полицией и с вооруженными силами партии; у всех у нас живы в памяти последствия сотрудничества его учреждений с гестапо. <...> Следует ли покарать безжалостно и сурово? Да будет справедлив приговор — этого достаточно! Конечно, степень виновности в некоторой мере различна. Но разве из этого вытекает, что и наказание должно быть различным? Ведь даже тот, кто, как мы считаем, виновен менее всех остальных, заслуживает смерти! <...>