Страница 104 из 164
Итак, дабы выйти из этой дилеммы, фельдмаршалу оставалось одно: вынуть пистолет и пустить себе пулю в лоб. Некоторые пошли и на это (например, генеральный начальник самолетостроения генерал-полковник Удет, начальник генерального штаба люфтваффе генерал-полковник Ешоннек). Но никто, претендующий называться христианином, не посмеет упрекнуть ближнего своего в том, что он собственноручно не оборвал свою жизнь, дабы избавиться от почти невыносимого бремени! Упрекать Кейтеля с моральной точки зрения можно было бы только в том случае, если бы он (как это сделали многие высшие функционеры СС, СД и гестапо) попытался спастись от ответственности бегством. Он этого не сделал! Правда, с точки зрения старо-прусского офицера или юнкера, такого пассивного поведения все равно было бы недостаточно.
Так называемые «приказы о суровых действиях» множились и множились, по мере того как война становилась все горше.
Остаются лишь некоторые обвинения, которые были предъявлены начальнику ОКВ; они дают возможность ясно представить себе его тяжелую и даже трагическую ситуацию.
Несмотря на все усилия обвинения, на Нюрнбергском процессе выявилась невозможность доказать, что фельдмаршал планировал или тем более приказал совершить убийство двух ведущих военачальников Франции — генералов Вейгана и Жиро. Но именно история с генералом Жиро (который, будучи военнопленным, в 1942 г. совершил побег из крепости Кё-нигштайн на Эльбе около Дрездена) привлекла внимание и без того подозрительного Гитлера к вопросу о делах военнопленных. Здесь и впрямь имели место некоторые непорядки, в частности, проявление традиционной корректности по отношению к военнопленным631.
Например, в бумагах защитника Кейтеля имеется такой документ: жалоба мюнхенского гестапо на коменданта лагеря для военнопленных генерал-майора Заура (IV военный округ, Бавария). Гестапо обвиняло этого генерала в том, что он мешал деятельности «команд особого назначения» в пересыльных лагерях для военнопленных, а также созданию специального штаба, в обязанности которого входило выявление коммунистов, евреев и интеллигентов для применения к ним «особого обращения» (т.е. умерщвления).
Вопросы, связанные с делами о военнопленных, являлись для ОКВ функцией одной из руководящих и надзирающих инстанций. К тому же военно-морской флот и люфтваффе имели собственные лагеря для военнопленных. Но после побега генерала Жиро недоверие Пгглера еще сильнее подогревалось и использовалось рейхсфюрером СС, который рекомендовал фюреру передать контроль за всеми делами о военнопленных полиции, что, с точки зрения международного права, было недопустимо. Но Гитлер пошел на это, и тут начальник ОКВ, как он сам выразился, вновь оказался «громоотводом». В конце концов фюрер нашел приемлемый для ОКВ выход: ввести для рассмотрения дисциплинарных вопросов пост генерал-инспектора по делам о военнопленных, хотя нормально вышестоящей инстанцией для сухопутных войск в данном отношении являлось управление общих дел ОКВ во главе с генералом Рейнике, имевшее для того специального инспектора.
В ночь с 24 на 25 мая из стационарного лагеря «иггалаг III» в населенном пункте Саган (Силезия), в котором содержалось 12 тыс. военнопленных, попытались бежать 80 офицеров английской авиации (в том числе добровольно служившие в Королевском военно-воздушном флоте бельгийцы, французы, греки, норвежцы, поляки и чехи). Для побега они прорыли под колючей проволокой туннель. Четырех схватили еще в нем. Но 76 беглецов вырвались на обманчивую свободу. Трех из них поймать не удалось, и судьба их нам неизвестна. 15 человек настигла погоня, их вернули в лагерь, что, благодаря Кейтелю, спасло им жизнь. Восемь человек сразу или вскоре же попали в лапы гестапо. Но все-таки они избежали участи остальных 50 офицеров, которые были схвачены в различных частях рейха и расстреляны, — именно это и было поставлено в вину Кейтелю в Нюрнберге.
Массовые побеги такого рода являлись, однако, для ОКВ casus celebre632.
Луч гестаповского прожектора сразу выхватил начальника «иггалага» полковника Фридриха Вильгельма фон Линдайнер-Вильдау который был снят за халатность, а центральный суд ВВС приговорил его к заключению в крепость. На обсуждении обстановки в Берхтесгадене 24 марта 1944 г. рейхсфюрер СС (разумеется, «из лучших побуждений»!) по долгу службы доложил об этом побеге из лагеря в Силезии 80 английских офицеров-летчиков и драматически обрисовал последствия: надо немедленно поднять по тревоге «ландвахт» (вспомогательные формирования полицейского типа. — Прим, пер.), а это будет стоить миллионы рабочих часов и т.п. <...> Гитлер отреагировал немедленно: беглецов передать полиции (он имел в виду их расстрел)! А судьбу уже схваченных пусть Бшмлер решит сам.
Кейтель ответил резкой репликой: это было бы нарушением Женевской конвенции; ведь так или иначе, в конечном счете все военнопленные — это солдаты, и пытаться бежать из вражеского плена, по старому кодексу чести — это их неписаный долг. Но Гитлера, что называется, понесло, он упорствовал на своем: «Гиммлер, беглых летчиков не отдавайте никому!» Однако на сей раз фельдмаршал оказался тверд. Но добился лишь того, что уже схваченные офицеры, которых препроводили обратно в лагерь, высшему полицейскому начальнику рейха отданы не были. 50 офицерам, которые были убиты в период между 4 и 18 мая 1944 г., он помочь уже ничем не мог.
После этого инцидента Кейтель вызвал к себе инспектора по делам о военнопленных генерал-майора фон Гравеница и его уже намеченного преемника полковника Адольфа Вестхофа (начальника отдела общих дел при инспекторе). Как показал Кейтель на процессе, он откровенно (ибо боялся новой цепи упреков и неоправданных приказов Гитлера) сказал им следующее: ничего подобного впредь не должно иметь места; надо всеми средствами предотвращать попытки бегства; большинство беглецов, вероятно, уже расстреляно. Оба офицера были обескуражены: они прекрасно знали, что расстрел военнопленных за попытку побега означает такое нарушение международного права, которое может повлечь за собой необозримые последствия для немецких солдат во вражеском плену.
Ставший после фон равеннца инспектором Вестхоф дал впоследствии в качестве военнопленного американскому офицеру полковнику Куртису П. Уильямсу показания насчет этого инцидента. Однако полковник изложил его в протоколе довольно примитивно, и получилось, будто Кейтель требовал расстрелять бежавших офицеров. Однако тщательное расследование данного эпизода и сказанное Вестхофом на процессе показали: убийство 50 английских офицеров-летчиков никак не может быть инкриминировано Кейтелю. Указанный инцидент не поддается персонализации применительно к Кейтелю. Недоказанными остались и утверждения, будто он хотел убийства Вейгана и Жиро, будто он виновен в клеймении советско-русских военнопленных в лагерях или что он приказал готовить бактериологическую войну против Советского Союза.
К этой области следует отнести и обвинение, будто начальник ОКВ одобрил «суд Линча» над вражескими «летчиками-террористами» и подготовил соответствующие приказы. Комплекс «летчики-террористы»633 вместе с приказом о «линчевании» служит одновременно и примером особой ситуации, сложившейся для Кейтеля в ставке фюрера, и просто-таки классическим примером того, как осторожно следует судить о многих явлениях, которые нашли свое отражение в документах
Третьего рейха, а не составлены лишь с единственной целью — вести «бумажную войну» по многим вопросам (до тех пор пока, возможно, не возникнет шанс похоронить этот документ, поскольку Гитлер либо забыл об этом деле, либо занялся новыми проблемами) 634.
Впервые вопрос, следует и возможно ли противопоставить действиям «летчиков-террористов» собственный террор, возник у Гитлера в начале лета 1944 г. в связи с почти полным господством в воздухе над территорией рейха англо-американских бомбардировщиков дальнего действия и сопровождавших их истребителей.