Страница 100 из 164
Гросс-адмирал Дёниц (с 1943 г. — главнокомандующий военно-морского флота) в своих воспоминаниях свидетельствует:
он избегал слишком долго находиться в Ставке фюрера из-за присущей Гитлеру силы внушения618. Министру Шпееру, умному и вовсе не подверженному мистицизму человеку, сила гитлеровского внушения казалась крайне зловещей. А ведь Кейтель проработал с Гитлером почти семь лет и постоянно находился под его прямым влиянием.
Среди главнокомандующих составных частей вермахта и других высших военных чинов, которые долгое время прослужили в самом близком окружении Гитлера, считалось неписаным правилом: свои сомнения и опасения высказывать ему, по возможности, наедине. Так, по его показаниям на Нюрнбергском суде, действовал и гросс-адмирал Редер. Поступать именно так посоветовал ему шеф-адъютант фюрера генерал Шмундт619.
Никакого коллективного противоречия Гитлер не терпел; при своем безбрежном недоверии ко всем и вся, он при малейшем поводе и даже без оного приходил в ярость — «эти генералы» хотят устроить ему заговор!
Кейтель тоже придерживался правила говорить с фюрером с глазу на глаз. Он настолько строго следовал этому правилу, что в щекотливых ситуациях (скажем, при острых дебатах с целью не допустить отдачи фюрером какого-либо нежелательного приказа или своего намерения смягчить его) сначала посылал для разговора с Гитлером наедине острого на язык и оперировавшего юридическими понятиями генерала Лемана — советника по юридическим вопросам. А уже потом фельдмаршал продолжал начатый разговор, хотя, по его собственным наблюдениям, с мнением его Гитлер считался довольно мало.
Генерал-полковник Йодль, начальник штаба оперативного руководства вермахта, сравнивал ставку фюрера в Восточной Пруссии с концлагерем. Действительно, жизнь в 1-й заград-зоне (А) «Волчьего логова» означала отказ от всего, что называется нормальной жизнью. Даже совершенно официально чудовищный объем работы, возложенный на такого дотошно исполнительного человека, как Кейтель, не оставлял ему времени получить действительное представление обо всем в целом. Руководство невероятно разросшимся аппаратом военноадминистративного управления отнимало у него и день и зачастую ночь. К тому же многие часы он проводил на ежедневных обсуждениях обстановки в бункере Гитлера, на которых обязан был присутствовать по своему служебному положению.
Хотя Кейтелю и приходилось соприкасаться со многими частными вопросами ведения войны и военного управления, лежавшими за пределами его круга задач, все равно это полной картины происходящего ему не давало, а выглядело какой-то мозаикой, и он это ощущал. А то, что по воле «верховного полководца» ему знать было не дозволено, так и оставалось для него тайной за семью печатями. Но именно это включало не только проблемы большой политики, но и те методы ведения войны, которые практиковались рейхсфюрером СС. Так неестественная жизнь за письменным столом военной машины приводила Кейтеля к изоляции от жизни и от страны, от тысяч вещей, принадлежавших к повседневному бытию Германии тех лет.
Тот, кто занимал такое высокое положение в военной иерархии, как он, внешне казался человеком могущественным. Но этот фельдмаршал практически не мог по своему собственному приказу сдвинуть с места ни одну-единственную роту! Ему ровным счетом нечего было приказывать самостоятельно; более того, он не обязан был делать это! Позже Кейтель скажет: «Я не стал орудием Пгглера, я был им с самого начала!» Всякие слухи, пустую болтовню — все это он отвергал. У его адъютантов сложилось такое впечатление, что он отбрасывал от себя прочь всякую критику в адрес Пгглера, а также и насчет условий жизни в Третьем рейхе. Он отказывался (по крайней мере, в большинстве случаев) покрывать офицеров своего ведомства, когда у них возникали «трудности» с гестапо (скажем, по причине презрительных реплик в отношении фюрера или партии). Но он считал недостойным для себя поступком донести гестапо на какого-нибудь офицера, который без прикрас высказывал ему свое мнение, критиковал его поведение или жаловался на существующие в тылу, на родине, условия. Но кто же вообще отваживался в этом фюрерском государстве своими нелицеприятными высказываниями навлечь на себя немилость высокопоставленных персон!
Занимаемая Кейтелем должность априори делала его одиноким, превращала в человека, далекого от жизни, а поскольку обладатель этой должности во всех вопросах (особенно касавшихся сухопутных войск) фактически никаких властных полномочий не имел, а мог решать только сравнительно пустяковые дела, то он и снискал себе чудовищную непопулярность среди офицерства и генералитета. Но те, кто поносил этого «лакейтеля»620 в фельдмаршальском мундире, забывали, что и сами бы они на его месте не добились большего.
Разумеется, вновь возникает вопрос: почему же Кейтель сам не ушел с этой неблагодарной должности? Начальник центрального управления ОКВ генерал-лейтенант Пауль Бинтер однажды напомнил ему старый афоризм: «Там, где повиновение не приносит чести, выбери неповиновение». Но Кейтель видел ситуацию по-иному. Однажды он честно принял решение: удерживать эту позицию до последнего, иначе ее займут СС! Начиная с 1942 г. Кейтель постоянно испытывал на себе давление рейхсфюрера СС, желание последнего использовать его в своих интересах, особенно под предлогом, что ОКВ слишком «вяло» занимается делами военнопленных, входившими в компетенцию этого военного ведомства. Кейтель видел, как на его глазах непрерывно растущие войска СС превращаются в новую, пока еще пусть и официально не признанную, четвертую составную часть вермахта. Фельдмаршал уже кое-что узнал о том зловещем и омерзительном полицейском режиме, который показал себя сначала в Польше, а потом был доведен до совершенства в России. Этот режим благодаря введению в войсках должностей «высших фюреров СС и полиции» перекинулся на все захваченные вермахтом области.
Кроме того, Кейтель очень хорошо знал, что с провалом «блицкрига» в России в 1941 г. исход войны в основе своей решился: никакой крупной победы вермахту больше никогда не одержать! С тех пор он видел только одну-единственную необходимость: выстоять, пока не представится возможность избежать войны на два фронта. Мысль покинуть свой пост в бедственном для собственной страны положении просто не входила в его понимание долга. И он так и остался на этом посту до горького конца!
Конец же этот он встретил, занимаясь разработкой и передачей в войска приказов, которые сам никогда нс отдавал!
* * *
Приказы, о которых здесь идет речь и которые обвинение вполне серьезно инкриминировало фельдмаршалу на Нюрнбергском процессе — например, насчет его участия в «заговоре» (против мира и человечности. — Прим, пер.), если рассматривать их методически, можно подразделить на две группы. При этом не имеет никакого смысла упорствовать в утверждении, что и другая сторона (к примеру, англо-американцы при ведении воздушной войны против гражданского населения) тоже несомненно виновна в нарушении международных правил. Взаимное нарушение права самого права отнюдь не создает.
Первая группа этих особых приказов охватывает те три меры, в результате которых еще за три месяца до нападения на Советский Союз международно-правовой характер ведения войны был Германией кардинально изменен. Таковой мерой явилась директива о наделении рейхсфюрера СС и подчиненных ему полицейских и гестаповских органов и формирований «особыми правами» во фронтовой и тыловой полосе германских войск. Хотя вермахт и не нес за них ответственности, они затрагивали не только население вражеской страны, но и оказывали свое воздействие на сам вермахт. Далее, это приказ о подсудности в районе «Барбаросса», т.е. в предназначавшемся для оккупации пространстве России, и так называемый приказ о комиссарах.
Эти приказы были сформулированы и зафиксированы в письменном виде в марте, мае и июне 1941 г. Они означали ведение военных действий полицейскими командами — точнее говоря, командами специально предназначенных для того формирований партийной полиции, СС и СД (Службы безопасности) — с целью массовых убийств по расовым или идеологическим мотивам. Это также приказ по войскам, предписывавший ни в коем случае не подчинять правовым нормам обычные уголовные, с юридической точки зрения, преступления военнослужащих вермахта против гражданского населения в предназначенных для захвата восточных областях. Это, далее, приказ войскам проводить немедленную селекцию (сортировку) военнопленных с целью выявления и ликвидации политических комиссаров, принадлежавших к структуре Красной Армии. Как и вышеназванные, данный приказ ниспровергал многовековую традицию ведения войн. Для самих же немецких войск наихудшим и наиопаснейшим являлся «приказ о неподсудности военнослужащих вермахта за уголовные преступления в захваченных областях Востока».