Страница 38 из 83
- Дайте мне платок.
Энтони протянул ей платок, она вытерла невидимые слезы и вернула его.
- Некоторое время назад, - произнес он, видя, что Пакита не собирается больше ничего прибавить к сказанному, - вы сами предлагали мне высказать свои опасения. Вот они, вкратце. Уже несколько лет моя жизнь как будто остановилась. Я нахожусь в застое, профессиональном и личном, и не видно признаков, что положение может измениться. Я видел множество подобных случаев и не питаю иллюзий: блестящие студенческие годы, прекрасные перспективы, несколько лет процветания, а потом ничего, маразм, вторичность и посредственность. Я двигаюсь по той же схеме: позади осталась молодость, и я пячусь назад, словно рак. И вдруг самым неожиданным образом мне открывается уникальная возможность, и в моей жизни и вообще в мире искусства. Приключение, полное риска, на грани закона, и мало того, в его ход вмешиваются мощные эмоциональные факторы. Но если несмотря ни на что всё окончится благополучно, если хоть один чертов раз дело выгорит, я получу нечто большее, чем удовлетворение своего смехотворного академического тщеславия. Я завоюю престиж. И деньги, да, деньги, чтобы купить себе независимость и достоинство. Наконец-то я перестану побираться... Знаете, что это означает, сеньорита Пакита?
- Это знают все женщины, сеньор Уайтлендс, - ответила она. Но не бойтесь, я не буду настаивать, я слишком гордая. Конечно, я вас понимаю, как и вы поняли бы меня, если бы я вам рассказала о своих мотивах. Но не расскажу. Пока нет. Однако, дам вам кое-какие подсказки. Остальное вам придется разгадать самому, а там посмотрим, хватит ли у вас проницательности распутать загадку настоящего, как вы справились с тонкостями XVII века.
Пока они беседовали, кафе уже покинули те клиенты, с которыми они зашли одновременно, и заведение стала наполнять новая, шумная публика. Энтони подозвал официанта, расплатился, и они вышли. Ветер утих, и солнце стояло высоко на безоблачном небе, наполняя воздух теплым предвкушением весны. На ветках деревьев набухли почки. Они молча дошли до задней двери сада особняка и остановились там, пока Пакита искала ключи.
- Раньше я говорила вам, что хочу попросить об одолжении, - сказала она, приоткрыв дверь. - Я об этом не забыла.
- Конечно. Говорите.
- Сегодня вечером, в семь, Хосе-Антонио Примо де Ривера устраивает митинг в кинотеатре "Европа". Я хочу туда пойти, и чтобы вы меня проводили. Ждите меня в шесть часов на углу Серрано и Эрмосильи. Там возьмем такси. Я могу на вас рассчитывать?
- С удовольствием.
- Тогда увидимся. Но уверена, что этот опыт вам пригодится. В шесть. С пунктуальностью англичанина.
Глава 21
Все горести и превратности истории, безвластие и раздоры, накопившиеся в Испании в 1936 году, с взаимного согласия сторон были немедленно временно позабыты на время аперитива. Разодетые клиенты наполнили элегантные кафе квартала Саламанка, в точности так же, как и грязные забегаловки района Лавапьес наполнились вульгарными типами, когда Энтони Уайтлендс шагал в сторону гостиницы, погруженный в самые разнообразные размышления.
Впервые со времени своего приезда в Мадрид он был доволен развитием событий. По его мнению, последняя беседа с Пакитой в "Мичигане" протекала в благоприятном для него русле, она отказалась от своего прежнего неприветливого и закрытого поведения, а Энтони, со своей стороны, смог изложить свою точку зрения без позерства или застенчивости, в общем, не наделав ошибок, о которых стоило бы раскаиваться, и глупостей, как раньше.
Будущее их отношений оставалось непредсказуемым, но по меньшей мере они развивались в правильном направлении. Возможность, которую она предложила в тот вечер, свидетельствовала об этом изменении поведения: эта была демонстрация доверия и, вероятно, предложение перевести отношения в другую плоскость, разрешение вступить в прямое состязание с соперником, чье превосходство было бы наивно не признать, однако с мастерством и терпением победить его было возможно. Всё это в общем-то в душе у Энтони отходило на второй план перед важностью того, что в его руки попал Веласкес. Это вызывало в нем такой восторг, что лишь природная сдержанность и строгое воспитание мешали ему вести себя при всём честном народе как безумец. Он двигался большими шагами, размахивая руками и непроизвольно выкрикивая какие-то фразы или отдельные слова, что привлекало внимание прохожих.
Он торопился добраться до гостиницы, чтобы записать водоворот крутившихся в его голове мыслей, отчасти чтобы привести их в порядок, а отчасти чтобы успокоиться. Под влиянием этого решения, хотя его и подстегивал голод, он не прислушался к призывам сирен из ресторанов и забегаловок, по прежнему не замедлив шаг.
Когда до гостиницы оставалась сотня метров, он услышал, как кто-то окликает его из-за спины, обернулся и столкнулся лицом к лицу с Ихинио Саморой Саморано.
- Ну надо же! - воскликнул он. - Опять вы! Не слишком ли много совпадений?
Ихинио Самора рассмеялся и сказал:
- Вы правы. Такая случайность была бы слишком случайной. Но это не так. Я искал вас в гостинице, и портье сказал, что вы ушли.
- Понятно. А можно узнать, зачем вы меня искали?
- Можно, можно. Тем более, когда мы наконец увиделись. Но такие вещи на ходу и за минуту не рассказывают, только за хорошим обедом с бутылочкой Вальдепеньяса.
- Простите, - ответил Энтони. - Но сейчас я не могу себе этого позволить.
- О, сеньор, я не совсем точно выразился. Я приглашаю.
- Дело не в этом. У меня много дел, мне нужно немедленно вернуться в гостиницу.
Ихинио Самора улыбнулся одними глазами.
- Что ж, если у вас и правда есть дела, то не ходите в гостиницу. У входа стоит один тип, очень смахивающий на полицейского, и когда я спросил про вас, он осмотрел меня с головы до пят. Из этого я сделал вывод, что он ждет вас. Такое возможно?
- Возможно.
- В таком случае, оставьте его с носом и пойдемте поедим жаркого. Стоило мне это сказать, и вижу, как у вас слюнки потекли. И не бойтесь, я не стану спрашивать, из-за чего за вами следят.
Энтони не стал терять времени на размышления: если его кто-то ждет в гостинице, то это капитан Коскльюэла или другой посланник подполковника Марранона, и лучше не подавать признаков жизни, ему есть что скрывать. А если они снова отвезут его в Главное управление госбезопасности, то он может забыть о свидании с Пакитой и посещении митинга Хосе-Антонио Примо де Риверы.
- Ладно, идемте, а платить будем вскладчину.
- Это не в обычае у испанцев, - заметил тот, - но согласен.
Они отошли от гостиницы и через некоторое время Ихинио Самора зашел в закусочную, англичанин последовал за ним. Внутри было довольно много людей, но царила почти гробовая тишина, нарушаемая лишь звоном тарелок. По знаку официанта они поднялись на второй этаж и заняли свободный стол. Вскоре он уже был покрыт блюдами, наполненными капустой, горохом, ветчиной, картошкой и разными видами колбасы. Толстая женщина в довольно грязном фартуке подала им суп в глиняных тарелках, а мальчишка принес вино.
Ихинио Самора положил себе всего и без лишних слов принялся есть с большим аппетитом. Брошенный собеседником, Энтони сделал то же самое. Еда была вкусной, а вино, хоть и не столь хорошее, всё же отлично ее дополняло, так что уже на середине обеда у обоих раскраснелись щеки, а глаза удовлетворенно заблестели. Именно этот момент Ихинио Самора выбрал для того, чтобы положить приборы на тарелку, вытереть губы с выдававшей хорошее воспитание аккуратностью и начать разговор:
- Прежде всего, позвольте мне повторить, хотя, впрочем, я делаю это в первый раз, что ни в чем из того, что я вам скажу, я не преследую свои собственные заурядные интересы.
Энтони принял это к сведению, сделал неопределенный жест, и его собеседник продолжил: