Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 70

И как это Серега, вбежавший по лестнице после разговора с Викторией, не столкнулся с Павлом, который спускался по этой же лестнице аккурат в тот же момент? Да и откуда Павел спускался, интересно? С третьего этажа, где расположена гостевая комната, в которой его разместили? Сколько он вообще пробыл в доме до их встречи? На чем приехал из Москвы и на чем уехал обратно? Ведь машин-то около дома не было! Да и охрана, по заявлению Синичкина, никого не впускала на территорию. Что за чертовщина такая! Получается, что Павла сегодня днем видела только она. Одна! А он шатался по дому неизвестно сколько времени до их встречи и исчез непонятно куда после. И это как раз в тот час, когда была убита Надя. Да был ли он вообще? Может быть, ей он почудился? Тогда с кем она целовалась?!

«Кто такой этот Павел? Почему все наши беды начались с его появления в вашем доме?» — вспомнила она слова Сереги.

А ведь он прав. Если и не все беды, но убийства точно. Галю застрелили на приеме — в первый день приезда Павла. Связан ли он с убийствами женщин? И еще зеркала эти треклятые, которые лопнули как по команде в ночь приема, как раз перед убийством Гали.

«А что, если…» — у Сашки перехватило дух, она сглотнула и робко подняла глаза на Павла.

Тот сидел напротив в кресле лицом к ней и смотрел прямо на нее. Странная улыбка блуждала на его губах. Сашкины руки покрылись мурашками. Ей опять показалось, что он читает ее мысли. И эти мысли его забавляют. Аркадия Петровича он не слушал. Нет, он реагировал, кивал, когда нужно, но в суть рассказов не вникал. Благо тот не обращал внимания на остальных, упиваясь своими веселыми воспоминаниями.

— Ты был сегодня в доме? — ее голос предательски дрогнул.

— А откуда мы все едем? — усмехнулся он, ничуть не смутившись ее вопросом.

— А днем, ты был дома?

— А ты как думаешь? — он нагнулся и взял ее за руку. Его пальцы были холодными, и этот холод вмиг проник в нее до самого сердца.

Сашка замерла, пытаясь совладать с собой. Но ничего не выходило. Чувство было такое, будто ее сунули в холодильник, и выбраться оттуда не представляется возможным. На ее разум наползала страшная, непонятная чернь.

— Отпусти, — наконец прохрипела она. — Я больше не могу.

Как этот молодой парень мог источать и теплый желтый свет, и черный холод? Как?!

— Папа! — нервно крикнула она.

Аркадий Петрович вздрогнул, оборвал рассказ на полуслове и с испугом уставился на дочь. Та вжалась в кожаную спинку дивана, чтобы дрожь, пробивавшая все тело, была не столь очевидна для окружающих.

— Папа, Павел весь день был с тобой?

— А что такое? — отец удивленно вскинул бровь.

— Потом объясню. Просто ответь, ты весь день его видел?

— Ну… — он потер переносицу, — нужно вспомнить… У меня было совещание, по-моему, ему стало скучно, и он ушел. А почему бы тебе не спросить у него самого, ведь ты ведешь себя сейчас неприлично. Не находишь?

— Но он не отвечает. А я должна знать, потому что видела его сегодня днем в нашем доме.

— Да? — тут Аркадий Петрович искренне удивился. Впрочем, тут же ободряюще улыбнулся и похлопал ее по коленке: — Тебе почудилось. Павел не мог быть в двух местах одновременно, не так ли?..





И тут Сашка увидела перемены на его лице. Жизнерадостность, навеянная легкими воспоминаниями, враз покинула его, уступив место какой-то обреченной угрюмости.

Павел молчал, так и не ответив на ее вопрос, но Сашка поняла. Поняла не про него, а про отца — он не уверен в своем предположении. Он не уверен, что Павла не было в доме. Он вообще ни в чем не уверен. Даже в себе. Он вообще не понимает теперь, в каком мире живет. Он не осознает, что в его доме происходят страшные преступления, словно он не живет в этом доме, а лишь наблюдает, как по телевизору, за не очень увлекательным детективным сериалом. Почва уходила из-под ног Аркадия Петровича — вот что поняла Сашка. Он стоял на краю пропасти без всякой надежды на спасение, потому что сам к этой пропасти не шел — это она надвигалась на него. Его выкинули из его привычной жизни, в которой он был хозяином, и поместили в странную реальность, где он — лишь пешка в чьих-то руках. В чьих? В руках Павла?!

Это открытие повергло Сашку в ужас. Ей стало жаль отца. Такого сильного и уверенного еще месяц назад, а теперь растерянного, снедаемого страхом. И еще… теперь она не понимала, в каком мире сама существует: в том, прежнем, к которому привыкла, или в новом, где страдает ее отец. А может, она на распутье и судьба дает ей выбор: остаться там — в тепле и счастье или броситься за отцом?

«Я пойду за ним!» — неожиданно решила она, удивившись попутно, что приняла столь мужественное решение, ни мгновения не колеблясь. Зачем она нужна отцу и нужна ли вовсе, сможет ли она ему помочь или лишь навредит своим присутствием — об этом она решила не размышлять.

«Он один. И кто, как не я…» — она обхватила его руку и прижалась к его плечу.

Фильм оказался неинтересным. Или это Сашке все в этот вечер было неинтересно. Она тупо пялилась на огромный экран и старалась отвлечься от своих грустных мыслей. Хотя единственной мыслью, вернее желанием, было убраться подальше от Москвы, от их еще недавно родного, а теперь ставшего чужим и холодным дома. Она почему-то решила, что именно дом повинен в переменах, которые произошли с отцом, с их жизнью. Теперь их будущее таило в себе немало загадок, которые вот-вот откроются и приведут к страшным, непоправимым последствиям, она в этом не сомневалась. Ей подумалось, что в другом месте будет гораздо спокойнее и жизнь вернется в прежнее русло. Ей захотелось прямо сейчас схватить отца за руку и тащить вон из кинозала. Ей хотелось бежать прочь, увлекая его за собой, бежать хотя бы в тот же Непал, где они смогут затеряться меж многочисленных буддистских храмов, и ни один Павел на свете, будь он хоть дьяволом во плоти, не сможет их отыскать.

Она повернула голову, чтобы проверить, как там Павел. Не смотрит ли вновь на нее своим проникающим взглядом, не читает ли ее мысли. Но тот увлеченно глядел на экран. Так увлеченно, будто был в кино впервые в жизни. Даже рот открыл. И в глазах его то и дело вспыхивали искры восхищения. Наверное, не сюжетом, а просто процессом.

— Ты что, первый раз в «Кодаке»? — шепотом поинтересовалась она.

— А? — не отрываясь, откликнулся он. — В «Кодаке»?

— «Кодак-Киномир». Так называется кинотеатр, в котором ты сидишь.

— А…

— Американцы совсем чувство меры потеряли. Не верится мне, что после этого фильма кто-то решит, что толстым быть просто замечательно. Как бы Эдди Мерфи ни прыгал на экране и не убеждал нас в том. Глупый фильм, — ворчливо откомментировала Сашка.

— Но он же прыгает! — совсем по-идиотски восхитился Павел, и она поняла: разговоры о сюжете, как и прочая критика, совершенно неуместны. Парня радует просто факт — идет кино. А какое — не имеет значения.

Она еще немного поерзала на стуле и повернулась к отцу. Того фильм, похоже, тоже не волновал. Он думал о своем. Лицо его было печальным. Это было лицо человека, не то потерявшего веру, не то растратившего родовое состояние, словом, человека, сбившегося с пути и не знающего, в какую теперь сторону направить свои стопы. Он думал и, видимо, приходил постепенно к выводу, что идти некуда, что куда ни двинься — тупик.

— Папа, — тихо позвала Сашка и взяла его под руку, — пап, почему бы тебе просто все не бросить?

— В каком смысле? — он опять вздрогнул. Как же его нервозность была непонятна и неприятна! Она пугала ее.

— Да просто так, бросить все свои дела, обязательства и сбежать. Таким образом ты всем утрешь нос.

— Это точно, — он вздохнул, — и в первую очередь себе самому.

— Ну и что! — воскликнула Сашка так громко, что с переднего ряда на них обернулись. Она тут же перешла на горячий шепот. — Ты выберешься. Ты и не из таких передряг выбирался. Подумаешь, разорится империя. Другую создашь! У тебя полно денег…