Страница 55 из 59
Он забывает даже про счет, стараясь поскорей добраться до буя. С каждым взмахом руки все ближе и ближе его железные, блестящие, точно смазанные жиром, бока. Бун смешно кланяется во все стороны, и решетчатая башенка с ацетиленовой горелкой кажется причудливым
восточным украшением на бритой голове. Но Острогла-зову некогда делать сравнения. Еще несколько гребков, и он хватается за решетчатое холодное железо н безвольно повисает на нем. В первую минуту он блаженно отдыхает, не думая ни о чем, затем взбирается с трудом (буй скользкий и увертливый) на железную поверхность. С буя уже все прекрасно видно: оказывается, берег совсем рядом — до него не больше трехсот метров. Не долго думая, лейтенант вновь бросается в воду. Вскоре он уже может достать ногами дно. Здесь же, на берегу, он видит всех ра-велиновцев, ушедших сюда раньше его. Он выходит на сушу, и огромный добродушный Вулаев первым жмет его небольшую ладонь:
— С благополучным прибытием, товарищ лейтенант!
Остроглазое счастливо улыбается, кивая головой на
приветствия, хотя он расстался со всеми не больше, чем час назад. Здесь же толпятся и несколько бойцов из других частей. Они смотрят на прибывших с того берега, словно на воскресших. Кто-то даже произносит недоверчиво:
— Неужто до сих пор сами держались?
Ему не отвечают, только смотрят снисходительно, добродушными взглядами, как смотрят взрослые на детей, задающих наивные вопросы.
Остроглазое вдруг, подходит к нему вплотную и быстро с надеждой спрашивает:
— А у вас как тут дела?
Боец прячет глаза, затем нехотя, еле слышно отвечает:
— Плохо, товарищ лейтенант! Немцы уже на Павловском мыске. Сегодня ночью пустили дымзавесу и за ней переправились, гады!
— Не отбили?! — с мольбой спрашивает лейтенант, по глазам пехотинца чувствуя, что задает ненужный вопрос.
Боец виновато разводит руками, избегая прямого взгляда. Остальные равелиновцы, слыша весь разговор, понуро смотрят в землю.
— Слухай, парень! Да ты, никак, рамен?—обращается вдруг к бойцу невесть откуда появившийся Шамяка.
— Где? — спрашивает тог дрогнувшим голосом.
— Ха! Где. Да вот! — Шамяка показывает на широкую дыру в штанах пехотинца, чуть пониже спины.
— Да не-с-е. То гвоздем! — смущенно говорит парень иод дружный хохоток окружающих.
— То-то, гзоздем! — не унимается Шамяка. — А если пулей, то беда! Пуле это место ни в жисть не подставляй! Вот у нас на селе один дед с турецкой воротился, так у пего...
Тесным кольцом окружив Шамяку, все жадно смотрят ему в рот, радуясь, как воздуху, веселому слову в это страшное время.
Застывшими, зловещими развалинами, напоминая древний мертвый город, лежал равелин после ухода последних его защитников. Стояла такая тонкая, такая неподвижная тишина, что порой казалось, будто камни еле-еле шуршат друг о друга.
Медленно, словно прощаясь с каждым казематом, с каждым камнем, прошел Евсеев по оставленному равелину, и почти повсюду под ногами жалобно звенели стреляные гильзы, будто напоминая о людях, которые совсем недавно лежали здесь, прижимаясь к этим камням. Подумав об этом. Евсеев даже приложил ладонь к одному из них — камень был теплый и влажный, словно и вправду хранил еще тепле живого тела.
Евсеев почувствовал, как что-то защекотало в ноздрях и нервно передернул плечами.
* — А ведь держались же! Стояли! — сказал он сам
себе, набрав с пола полную горсть гильз и медленно просыпая их между пальцами. И сквозь видение последних боев, сквозь крики атакующих, стоны раненых и грохот бомбежек встал перед ним нежный профиль Ирины Вначале, как на киноэкране, просвечивающий и бесплотный, он затем вытеснил собой все. н вот уже они были один, с глазу на глаз, среди страшной ночи отступления...
— Ирины! — Евсеев вдруг всем своим существом почувствовал. как необходимо ему хоть раз ешс увидеть ее, и это чувство усиливалось тем, что теперь он мог остаться в живых.
— Ирнша! — повторил Евсеев, но перед глазами уже стоял маленький командующий с длинной указкой. Его глаза сверлили Евсеева, и капитан 3 ранга вытянулся в струнку:
— Мы сделали все, товарищ адмирал!..
И спять вокруг только ночь да жалобный звон гильз • под ногами.
Нет! Так больше нельзя! Скорее отсюда! Но прежде надо взорвать все ценное, что осталось в равелине.
Сквозь пустынный, темный и исковерканный воронками двор Евсеев быстро зашагал в свой кабинет, и каждый его шаг гулко раздавался вокруг, будто шагал целый взвод.
В кабинете его ожидал Алексей Зимскнй, которому Евсеев, после колебаний и раздумий, решил поручить взрыв.
Тот, кто должен был выполнить такое задание, почти не имел шансов остаться в живых, и Евсеев долго внутренне противился собственному же решению, которое толкнуло бы на смерть одного из лучших бойцов. Но с другой стороны, быстрее и лучше других это мог сделать только Зимскнй. Уже уходили на ту сторону люди Булаева.а Евсеев все еще колебался, запутавшись между жалостью и долгом.
Наконец последний взял над ним верх, и Зимскнй был вызван в кабинет... Когда Евсеев привычным жестом толкнул дверь. Зимскнй поднялся ему навстречу. С любо-пытстаом, будто видел его впервые, смотрел капитан 3 ранга на изменившееся за эти дни лицо юноши — впалые щеки, синие круги под глазами и острые скулы, обтянутые сухой кожей, нервная игра мускулов з уголках рта.
— Садитесь! — сказал Евсеев после того, как они прямо, не мигая посмотрели друг другу в глаза. — Вот посмотрите. — Капитан 3 ранга подвинул к нему бумажку с набросанной от руки схемой, в которой Зимскнй без труда угадал расположение помещений равелина.
Зимскнй потянулся к схеме, и вдруг в коридоре раздался странный шорох, будто кто-то бежал мелкими быстрыми шажками.
Евсеев быстцо вскочил, схватился за пистолет, Знм-скнй резким движением вскинул автомат. Оба, прижавшись к стене, выжидали. Шорох продолжался, не приближаясь к двери. Тогда Евсеев ударом ноги внезапно распахнул ее, и в полосе света они увидели, как, плотно прижимаясь друг к другу, одна за одной, толстые, с облезлыми хвостами, уходили вниз, к выходу во двор, огромные крысы. Зимскнй брезгливо передернул плечами, Евсеев зло сплюнув, в сердцах произнес:
— Почуял», сволочи, беду! Бегут, как с гибнущего корабля!
Он вновь захлопнул дверь л жестом пригласил Знм-ского к столу:
— Так вот, на этом схеме помечены крестиком объекты для взрыва — коммутатор, погреб с боезапасом, баня и электростанция. Взрывы нужно произвести одновременно, чтобы взлетело на воздух все сразу!
— Я... взорву! — глухо выдавил Алексей пересохшими губами.
Евсеев встал и посмотрел на часы. Встал и Зимскнй, вытянув руки по швам. Плоским и неживым казалось его бледное, без кровники, лицо, но это не было страхом. Он просто подумал о Ларисс, о том, что, может быть, никогда больше ее не увидит, и оттого, что она сейчас плыла в неприветливом море, пусть даже рядом с надежными друзьями, ему вдруг стало до боли жаль ее, такую нежную, хрупкую и беззащитную...
Но несмотря на неодолимую жажду встречи с нею, он все же вспомнил, зачем он еще здесь, на этом, занятом врагом берегу и чего требует от него в этот миг суровый долг матроса-вомна!
Вот почему, затмевая резкую бледность липа, таким горячим огнем загорелись его черные, не раз видавшие смерть глаза.
Достаточно было взглянуть в них, чтобы до конца, без оглядки, поверить этому человеку. Евсеев не глядя нашел руку Зимского н, молча сжав ее. произнес:
— У вас впереди еше целых двадцать минут, Алексеи! Когда все подготовите для взрыва, доложите мне. Я буду ждать зас здесь!
Наклонив голову, Зимскнй четко повернулся, выходя из кабинета. Прозвучали по коридору и затихли вдали его твердые шаги. И вновь упала тишина, гнетущая, первозданная, наполненная лишь глухими ударами собственного сердца. Евсеев сделал несколько шагов по кабинету, вновь сел за стол. Надо было набраться терпения и ждать — он даже в мыслях не допускал, что покинет равелин, не убедившись, что все ценное, что еще оставалось в нем, неминуемо взлетит на воздух. Тяжело опершись на руку, он напряженно слушал, как тикали часы на его