Рыцарь-башня

Голые молодые граэррцы столпились посреди зала, испуганно озираясь, в то время как дворяне Страны Змей снимали с себя одежды и, пока ещё в человеческом облике, врывались в их круг. Скоро зала представляла собой кричащее и стонущее скопище зелёных, белых и смуглых обнажённых тел. Змеиная знать, как повелось исстари, перед ритуальным пожиранием удовлетворяла свою похоть, совершая насилие над жертвами.

Швазгаа взирала на гнусную картину с высоты трона. На её тонких губах играла усмешка, в немигающих, словно стеклянных глазах отражались переплетённые тела, оскаленные рты истязателей, гримасы жертв.

Снова загремели барабаны и завыли трубы: обряд вступления в наследство перешёл в завершающую, самую важную фазу. Насильники из человеческого обличья обратились в змеиное. Насытив свою страсть, они, подобно тому, как это сделала королева, начали заглатывать молодых граэррцев, натягивая на них свои тела. Вскоре крики несчастных затихли. В зале был слышен только глухой рокот барабанов.

Наконец безжалостные рептилии вновь вернулись в человеческий облик и прокричали громкое "ура" королеве. Теперь, по традиции, настало время принести человеческие жертвы Великому Богу Сеапсуну, которого специально для этой церемонии везли в Бронзовый Замок.

Но караван с Богом задерживался. Лишь через несколько часов, когда солнце стало клониться к закату, громкий рёв труб и вопли тысячной толпы змеиных воинов возвестили о том, что Сеапсун прибыл в столицу покорённой державы.

Глава XIII

Огнедышащая смерть

Ещё раньше королеве было доложено, что в тридцати километрах от столицы, в пустынном месте ларортской дороги, на Великого Бога и его конвой был совершён налёт. Руководил мятежниками человек, которого его сподручные называли королём. Налёт был отбит, Сеапсун с превеликими трудностями извлечён из рва и снова водружен на платформу, а предводителя напавших заковали в цепи и вместе с Великим Богом доставили в столицу.

Какой-нибудь самозванец, выдающий себя за короля Эрго или короля Крокки, - недовольно проворчала Швазгаа. - Таких теперь немало появится, помяните моё слово. Они ходят по сёлам и баламутят народ, призывая к восстанию!

Когда же она услышала, что пойманный действительно принадлежит к Роду Барса, ибо многие видели, как он превращался в это животное, королева встала. Жёлтые глаза её мрачно сверкнули.

Где этот пленник? - сказала она. - Я должна его видеть.

Спустя полчаса пятеро зеленокожих воинов ввели Крокки. Граэррского короля бросили к ногам Швазгаа, не выпуская концы длинных цепей, в которые были закованы его ноги, руки и шея.

Крокки! Барс! - воскликнула она и кулаки её сжались в сильнейшей досаде: если бы этого человека привели к ней на несколько часов раньше! Она проглотила бы его, настоящего короля Граэрры, вместо тех хнычущих девчонок, не имевших никаких прав на престол.

Но вторично проводить церемонию коронации было не в обычае змеиных владык. Королеве оставалось, скрипя зубами, смириться с тем, что Крокки миновал её чрево.

Граэррец смотрел на неё снизу вверх, простёртый у её ног. Тело его было покрыто ранами, нанесёнными Змеями при его поимке; некоторые из ран кровоточили, но Крокки не обращал на них внимание. Он не сводил глаз со змеиной королевы, о красоте которой был наслышан, и, ненавидя её, всё же вынужден был признаться в душе, что она чертовски привлекательна.

Швазгаа тоже вглядывалась в него, и взор юноши помутнел. Голова его поникла.

Я очнулся в гробу... - пробормотал он, не в силах противиться чарам колдуньи. - Гроб взломали мародёры-гиены и я бежал...

Тут Крокки напряг всю свою волю, борясь с охватившим его оцепенением, и взгляд его снова прояснился.

Нет, тебе не околдовать меня, проклятая ведьма! - закричал он, привстав. - Ты можешь проглотить меня, убить, но знай, что тебе никогда не удастся поставить на колени гордый народ Граэрры!

Змея расхохоталась и, подняв ногу, обутую в золочёную туфлю, поставила её на грудь поверженного короля.

Твоё счастье, что я сегодня сыта, - сказала она. - Я позавтракала твоими племянницами. Их мясо было нежным и вкусным, словно их кормили одной карамелью...

Злорадно смеясь, Швазгаа повернулась к жрецу-распорядителю, вошедшему вместе со стражниками.

Всё ли готово для жертвоприношения Сеапсуну? - спросила она.

Великий Бог уже выпущен на арену, моя повелительница, - с поклоном ответил жрец.

Хорошо, - сказала Швазгаа. - Сначала мы предадим Сеапсуну приготовленных для него пленников, а уже потом, в самую последнюю очередь, этого смутьяна. Пусть перед смертью он узнает, что такое страх!

Крокки увели, а королева проследовала на широкий балкон, устланный коврами и украшенный пёстрыми военными штандартами. Здесь она уселась в специально поставленное для неё кресло, откуда хорошо просматривалась спешно выстроенная во дворе Замка круглая арена с высокими бортами.

Арену окружали поднимающиеся амфитеатром трибуны для зрителей. Трибуны были битком набиты зеленокожими воинами, которые громкими криками приветствовали свою владычицу.

Поскольку солнце заходило, вокруг арены зажгли факелы. В четырёх огромных медных чашах горели костры, отбрасывая зловещий багровый свет на толпу возбужденных зрителей, на балкон, арену и громадного змея, неторопливо ползающего по её каменному дну.

Сеапсун передвигался не извиваясь, как змеи, а полз, подобно пиявке - рывками подавая вперёд своё толстое грязно-зелёное тело. Красным огнём горели его бессмысленные глаза. Зубастая пасть, из которой выбивались языки пламени, была постоянно раскрыта. Сеапсун был настолько тяжёл, что не мог приподнять над полом свою уродливую голову, да ему это и не требовалось: пленники, которых сбрасывали к нему на арену, после недолгих метаний неминуемо оказывались в его пасти.

Голых, кричащих, корчащихся от ужаса граэррцев сталкивали на арену десятками. Чтобы они не могли слишком долго ускользать от неповоротливой твари, им наносили раны, чаще всего на ногах, распарывая мышцы и сухожилия. Очень скоро пол арены оказался весь залит кровью. Пленных было так много, что на арене возникла давка. Чудовище заглатывало своих жертв, не прилагая к их поимке никаких усилий.

Сгустились сумерки, вокруг арены зажгли ещё несколько десятков факелов, а пленных всё сбрасывали и сбрасывали. Сеапсун обладал удивительным свойством пожирать людей не насыщаясь, причём масса пожранных могла во много раз превосходить массу его собственного тела. Проглоченные мгновенно сгорали в его огненном чреве, превращаясь в прах. Поверье утверждало, будто пожранные Сеапсуном становились в потустороннем мире рабами умерших людей из Рода Змеи. Чем больше пленных поглотит ненасытный монстр, тем больше слуг будет у каждого погибшего в битвах зеленолицего воина.

Поэтому пленников не жалели. Большие толпы обнаженных окровавленных мужчин, женщин, юношей и девушек под конвоем зеленолицых копьеносцев сгонялись к бортам арены, где они, не в состоянии удержаться, переваливались через низкий поручень и падали на дно. Их было так много, что змей не успевал их глотать: многих он, передвигаясь, просто давил своей массивной тушей. Вскоре арена представляла собой настоящее озеро крови, в котором плавали раздавленные останки несчастных. В этом озере волочил своё скользкое туловище ненасытный Змеиный Бог, порождение гиблых пещер, тупая злобная тварь, бессмысленная даже в своём необузданном людоедстве.

Крики жертв мешались с воплями зрителей, опьяневших от вида крови. Ноздри зеленолицых раздувались, они проталкивались поближе к бортам и с жадностью вдыхали запах крови и смерти, со злобным смехом подбадривая тех граэррцев, у которых хватало сил уворачиваться от пасти Сеапсуна, а когда те всё же гибли, визжали и улюлюкали от восторга.

Наблюдавший это зрелище Крокки цепенел от ужаса. Наконец дошла очередь и до него. Змеи грубо схватили его и швырнули к наковальне, где рослый Змей-кузнец избавил его от кандалов. Сидевшая по ту сторону арены Швазгаа нетерпеливо махнула рукой, приказывая своим людям поторопиться.