Страница 11 из 52
— Иван! Ваня! Мужчины останавливаются, удивленно смотрят на нее.
— Эльза?! — Хрущев разводит руками. — Вот так встреча!
— Ванюша, родной! — Она обнимает его, самого близкого и желанного человека.
— Ну и ну! — дивится Геннадий Подшивалов, выходя из засады. — Не зря, стало быть, она искала его.
— Эх вы, — смеется над ними Феликс Домбровский, Узнав историю их знакомства. — Ведь предлагал же переждать в одной копне до вечера. Глядишь, и свадьбу сыграли бы...
— Теперь сыграем, Феликс, обязательно сыграем, — весело отвечает капитан Иван Максимович Хрущев. Свадьбу они сыграли лишь через полгода. Война потребовала [41] от них новых суровых испытаний на мужество и отвагу: Эльза Ефимовна в составе партизанского отряда продолжала рейды по тылам врага. Иван Максимович водил эскадрилью на бомбежку фашистских аэродромов, военных объектов, переправ, складов... Встретились они снова в канун победного 1945 года в штабе фронта, куда были вызваны за
получением наград: Иван Максимович — ордена Ленина и Золотой Звезды Героя, Эльза Ефимовна — ордена Красной Звезды.
1
На востоке у самого горизонта небо багрянится и теплым пламенем медленно поднимается ввысь, растекаясь нежным светло-сиреневым цветом чуть ли не до самого зенита; вершина купола — синяя, с бирюзовым отливом, а к низу, на запад, небо темнеет, спадает за горизонт ультрамариновым пологом. И на земле все живое и неживое, движущееся и неподвижное, будто в сговоре с этим цветом, играет его красками, то светлеет, то темнеет, то багрянится, ласкает глаз какой-то непонятной волшебной разнотонностью. В низинах и над рекою висит тонкая неощутимая дымка тумана, и от нее веет приятной прохладой, еле уловимым росным запахом, наполняющим грудь, каждую клеточку тела бодростью, хорошим настроением. Даже кони, кажется, чувствуют эту красоту, пофыркивают от удовольствия, головы высоко подняты, шеи выгнуты дугой, глаза светятся, будто и они радуются этой заре. И к речке на водопой они спускаются неторопливо, грациозно, словно боясь нарушить предутреннюю идиллию.
Николай Молибога, напарник Семена, сидит на коне, как на диване, свесив ноги на одну сторону, лениво отмахивается от назойливых комаров и мошкары, мурлыкает себе что-то под нос. Гимнастерка не подпоясана, ворот расстегнут, густые темно-каштановые волосы небрежно и залихватски чубом свисают на лоб, и это ему идет, вполне соответствует его характеру — бесшабашному парню и лихому кавалеристу. Семену Николай нравится: красивый украинский хлопец, веселый, смелый, острый на [42] язык. А главное справедливый — ни себя, ни товарищей в обиду не даст. Командиры тоже его уважают, хотя Николай иногда и выкидывает такие коленца, за которые другим не поздоровилось бы...
Кони спустились к реке, разбрелись по берегу и, зайдя в воду, стали жадно пить.
Николай в один миг сбросил сапоги, гимнастерку, брюки и нырнул. Плавать и нырять он мастак, показался метрах в семидесяти от берега, и то ли от холодной воды, то ли от удовольствия пронзительно взвизгнул и широкими взмахами поплыл к середине. Кукла, его лошадь, вдруг перестала пить, посмотрела на своего недавнего ездока и... поплыла за ним.
— Ты куда?! Назад, назад! — закричал Семен, но лошадь и ухом в его сторону не повела.
Николай услышал встревоженный голос Семена, увидел Куклу и повернул наперерез ей. Но не тут-то было. Лошадь круто взяла в сторону, обогнула ездока и, вытянув шею, устремилась к противоположному, вражескому берегу. Что ей взбрело в голову, кого она там увидела? Вот скотина!..
Семен метался по берегу, не зная, что предпринять. Лошадь сбежала к японцам. Это же ЧП!
Николай сделал круг на середине, тоже раздумывая, как поступить, и — за Куклой.
— Да ты что! — понял его намерение Семен и ужаснулся. Берег, правда, пуст, а вдруг японские пограничники где-то затаились.
Кукла вышла на берег, отряхнулась и преспокойно стала щипать траву. Ну не зануда ли? Будто там слаще!
Николай размашисто выбрасывал руки вперед, быстро приближался к тому берегу. Семен смотрел то на него, то на Куклу, то вглубь берега. По-прежнему было тихо и спокойно.
Когда Николай встал на ноги и пошел из воды, Кукла перестала щипать, навострила уши. В общем-то смирная и покорная лошадь. А тут вдруг взбрыкнула: от табуна отбилась, над хозяином издевается — он к ней, а она от него. Николай пригнулся, вытянул вперед руку, будто бы сахар предлагает. А она не верит, глазом косит и все Дальше отходит: дудки, мол, не обмануть, вижу твою пустую руку. И все-таки сомневается, подпускает к себе поближе. Вот, слава богу, и совсем остановилась: видно, что-то ласковое, доходчивое сказал ей Николай. [43]
Он подошел к ней, погладил по шее и, взявшись за коротко подстриженную гриву, одним махом вскочил на спину. В ту же минуту прогремел выстрел. Семен увидел, как вдали из туманной мари появились две человеческие фигуры. Японские пограничники.
Николай ударил пятками лошадь в бока, и Кукла, то ли не ожидавшая такой грубости, то ли тоже услышавшая выстрел и почуявшая опасность, хватила с места в галоп. Влетела в воду, поднимая ввысь брызги, упала, сбрасывая с себя седока, вскочила на ноги, но не торопилась плыть, давая возможность Николаю ухватиться за гриву.
Издали донеслось еще несколько выстрелов и чужие голоса, но когда японцы подбежали к берегу, Николай и Кукла подплывали уже к своим...
После завтрака начальник заставы построил отряд.
Рядом с ним стоял майор с голубыми петлицами и авиационной эмблемой на рукаве.
— Товарищи, — заговорил начальник заставы строго. — Только что получен протест японских властей по поводу нарушения на нашем участке японской границы. Красноармеец Молибога, выйти из строя!
Николай сделал два шага вперед, круто повернулся лицом к строю.
— Объясните товарищам, что у вас произошло, — потребовал начальник заставы.
— Так хиба ж це нарушение? — непонимающе пожал плечами Николай. — Коняка, Кукла, сдурела, тудыточки подалася. Ну а я домой ее возвернул.
— Видали? — сердито указал на красноармейца начальник заставы. — Коняка сдурела, а он, умный, нашелся, границу нарушил. Пять суток ареста! Становитесь в строй!
Потом начальник заставы предоставил слово майору с голубыми петлицами. Оказалось, его приезд никакого отношения к нарушению границы не имел.
— Товарищи красноармейцы, — заговорил майор тепло и доверительно. — Я прибыл к вам из Чкаловской авиационной школы. Вы наверное слышали призыв Центрального Комитета комсомола «Комсомолец — на самолет!) Вот я и приехал по этому поводу. Кто из вас имеет образование не ниже рабфака или неполной средней школы, после построения прошу подойти ко мне...
Николай толкнул Семена в бок — давай.
— Что ты, — грустно усмехнулся Семен, — Какой из [44] меня летчик. Я за лошадью плыть испугался. Вот тебе бы...
Николай глубоко вздохнул.
— Я бы с удовольствием... Надо ж этой Кукле... Кто меня со взысканием возьмет?..
— А ты попробуй.
Молибога безнадежно махнул рукой. Майор сам разыскал его:
— Хотите стать штурманом? — спросил без обиняков.
— Еще бы! — Глаза у Николая азартно загорелись. — Но вы ж не возьмете.
— Возьмем, — твердо сказал майор. — Смелые люди нам нужны. Смелые и дисциплинированные. Надеюсь, вы поплыли на тот берег не для того, чтобы показать, какой вы храбрый?
— Та шо вы! То ж Кукла — лучшая коняка...
— Значит, записывать вас?
— И меня и друга моего Семена Золотарева. Он самый ученый среди нас, десять классов окончил...
У Семена зарделись лицо и уши. Он не знал, радоваться ему или огорчаться.
2
Поезд неустанно и резво мчал их мимо однообразных сопок, поросших кедрачом, белоствольными березками, багульником, вдоль нешироких быстротечных речек с зелеными лугами, усеянными яркими цветами — лето в этом году выдалось дождливое, жаркое, — мимо редких маленьких деревушек. Семен подолгу смотрел в окно и тревога никак не покидала его сердце. Что ждет его впереди? Николай не раз подшучивал: «Боишься?» Он и впрямь боялся высоты.