Страница 19 из 60
— Пришло. Но я должен проверить.
Заинтриговал он нас до потери пульса. Не говоря больше ни слова, он выгреб из кармана лупу и стал внимательно просматривать ошметки, один за другим. В конце концов, когда мы уже единодушно постановили его придушить, он издал победный возглас.
— Бинго! Все-таки я точно разглядел!
И выкопал какую-то некачественную картинку. Остальные он отодвинул в сторону.
— Все время терзало меня это фото, как соринка в глазу ближнего. Все время мне казалось, что я правильно угадал, но только лупа помогла все разглядеть. На снимке есть люди. Присмотритесь.
Нам с Баськой удалось не стукнуться лбами.
— Это люди? — недоверчиво сморщила нос Баська — Я думала, цветочки засушенные.
Действительно, кучка чего-то мелкого, рассыпанного возле фрагмента здания, выглядела как увядшая растительность, то ли ягодки, то ли чем-то обрызганные листики.
Я напрягла зрение и сосредоточилась. Нет, все-таки не цветочки-листочки. Человечьи головы и лица. Я далее разглядела, что одну голову украшает буйная шапка растрепанных рыжих лохм.
— Он прав, — заверила я Баську. — Это люди. Башки и морды. Семейное фото на память.
Баська недоверчиво посмотрела на меня, схватила лупу и внимательно вгляделась в размытое фото.
— Ну надо же! Факт. Если подольше всматриваться, можно даже лица различить. Ну, почти…
Я отобрала у нее лупу и тоже принялась всматриваться. Лица словно увеличивались на глазах. Мне показалось, что в одном из них угадываются знакомые черты.
— Посмотри-ка вот сюда. Это, случайно, не Феликс?
Баська едва не разбила нос о стол.
— Да чтоб меня кабан закусал! Очень похоже, что Феликс Только молодой.
— Вот именно! — гордо поддакнул Патрик.
Зрение у него было лучше, чем у нас обеих, вместе взятых, а впридачу имелась еще и зрительная память, достойная золотой медали. На участке он обратил внимание на этого Феликса, человека весьма пожилого, и глаза тут же зафиксировали увиденное. Потом Патрик заметил лицо на снимке, по которому всего лишь скользнул взглядом. Сознание даже не отметило увиденного, зато подсознание кололо его, как шипами, гневно возглашая, что Патрик видел, но упустил нечто важное. Опытный в таких мелочах Патрик все понял, быстренько стибрил самую мощную лупу из своего родного отдела реставрации антиквариата и примчался с нею домой.
— Я могу увеличить этот снимок, — предложил он. — И четкость поправить. Нет, я сделаю лучше: отнесу фото приятелю, он в таких делах специалист, сразу нам все исправит и отпечатает.
— Может, вообще все исправить и напечатать? — неуверенно предложила Баська.
— Нет, ну что ты. Тут работы недели на две как минимум, не могу же я такого требовать от занятого человека. Ну разве что еще один снимок, но не больше…
Другой фотографии с головами у нас, увы, не оказалось. Занятому человеку перенапрягаться не пришлось.
Добытые вместе с головой зубы немедленно довели до глухого отчаяния весь отдел по расследованию убийств во главе с патологоанатомом. Таких чудовищно здоровых зубов еще никто и ни у кого никогда не видел. Все тридцать две штуки, вкупе с зубами мудрости, не тронутые сверлом стоматолога.
Обладатель сего шедевра природы, конечно, мог бывать у зубного в целях профилактики раз в год или раз в пять лет, врачу достаточно было внимательно посмотреть, щупать такое не обязательно, а рентгеновских снимков никто без надобности не делает. Возможно, такому пациенту даже карточку не заводили, врач видел его раз в жизни… возможно, убитый вообще каждый раз ходил к другому врачу?
Столько зубов — и никакой пользы!
Возняк рассвирепел: убийцу он фактически держал на мушке, а кем была жертва, все никак не мог докопаться. Он потребовал распространить фотографии этих рекламно прекрасных челюстей по всем стоматологам в стране, мало того, вывесить фото в Интернете: пусть все посмотрят, может, кто-то знал такого человека. Может, кто и завидовал этим нечеловечески здоровым зубам!
Отклики посыпались моментально, главным образом от стоматологов, которые назойливо допытывались, где и когда можно увидеть своими глазами сфотографированные челюсти живьем, ибо они не в состоянии поверить, что у человека среднего возраста могут быть такие зубы. Один дантист на пенсии сообщил, что один раз в жизни у него был такой пациент, которого даже трудно назвать пациентом, потому что тот не требовал абсолютно никакого лечения. Было это давно, больше тридцати лет назад. Молодой человек пришел на контрольный осмотр, а его карточка пропала во время переезда стоматологической клиники, лет шестнадцать назад. Челюсти стоматолог помнил во всей красе, а вот личные данные пациента — нет. Но он уверен, что второго такого на свете не существует.
Утешения это известие не принесло, зубы ни на что не сгодились. Возняк упрямо гнул свою линию, да и весь отдел по расследованию убийств его поддерживал, кто вслух, кто про себя, но уже было ясно, что нужно реконструировать лицо. Сумели же воссоздать Нефертити, тем более сумеют и эту безымянную жертву.
Никто не протестовал, напротив: лучший специалист по этим вопросам сам уже сгорал от любопытства узнать, как выглядело лицо такого великолепного черепа, и только притворялся, что капризничает по поводу сроков. Вместо месяца удалось выторговать три недели, но даже этот срок показался Возняку с патологоанатомом тремя годами.
К счастью, комиссару было чем заняться. Личность предполагаемого убийцы по-прежнему оставалась загадкой. Возняк куда больше знал о его пристрастиях и характере, чем о паспортных данных, которые упорно оставались тайной за семью печатями.
Он тщательно проверил те два адреса, что дали две кошмарные бабы, личные знакомые создателя лопаты, благодаря чему встретился еще с одной его знакомой. На Селецкой жила некая Анна Бобрек, которая без малейшего сопротивления призналась, что да, она знает пана Бартоша в квадрате — двадцать лет назад он записал ее ответственным квартиросъемщиком этой квартиры. Без всяких рациональных причин, просто так, бесплатно. Ей на тот момент было восемнадцать лет, до этого она воспитывалась в детском доме, а еще двумя годами раньше жизнь показалась ей слишком тяжелой, и она попыталась утопиться. Пан Бартош вытащил ее из воды и привел к себе, именно сюда, на Селецкую. Нет, он с ней не сожительствовал, она не была его любовницей, ничего такого. В этом смысле он был холоден как рыба, зато дал ей возможность окончить школу и получить специальность. Она переплетчик, работает в реставрационной мастерской, где спасает старые книги.
Что касается пана Бартоша, то она уже одиннадцать лет его в глаза не видела и не знает, что с ним происходит.
Комиссар делал все, что мог, чтобы выжать из нее что-нибудь еще, но ничего не помогло. О самой Анне Бобрек он узнал множество всякой всячины, но об этом кошмарном Бартоше — ноль. Для Анны пан Бартош был божеством, почитаемым, как кумир на алтаре, и она никогда в жизни не осмелилась бы задать ему какие-то личные вопросы. Нет, гомосексуалистом он не был… Гомосексуалист сам напросился Возняку на язык, потому что пани Бобрек была поразительно красивой женщиной и если уж Бартош на нее не отреагировал… Нет, что вы, исключено, даже речи о чем-то таком быть не может. Ни одно существо мужского пола, от мальчика до дедушки, никогда не появлялось рядом с паном Бартошем Однако же пан Бартош должен был быть нормальным мужчиной, потому что у него есть сын, один раз Анна сама видела его собственными глазами с этим сыном, так потрясающе на него похожим, что никаких сомнений не оставалось, что это его сын. Анна наткнулась на них на автобусной остановке, но пан Бартош сделал вид, что с нею не знаком, поэтому она тоже притворялась, будто его не знает, а потом, конечно, ни о чем не спрашивала. Жена? Ну, наверное, жена у него была, в любом случае — какая-то женщина, ведь не сам же он этого сына родил.
На Подхорунжих вышло еще хуже. В квартире, которую указала Росчишевская, вот уже пятнадцать лет жил художник-график в расцвете лет, который о пане Бартоше сроду не слышал. Раньше квартира принадлежала его отцу, тот как раз пятнадцать лет назад умер, и сын унаследовал жилье. Раньше он жил с мамой на улице Видок, родители были в разводе. А семнадцать лет назад отца год в стране не было, он работал в Штатах, квартиру кому-то сдавал, но вот кому — теперь это можно узнать разве что на спиритическом сеансе. Мамуля, может, и знала, но года два назад тоже умерла.