Страница 33 из 96
Борман не старался участвовать в общей беседе за ленчем. Точнее, фюрер вещал в полной тишине, а перемолвиться вполголоса несколькими словами с соседом дозволялось лишь во время недолгих пауз оратора. Гитлер был вегетарианцем, но не требовал того же от гостей. Время от времени Борман тоже заказывал себе вегетарианские блюда, а затем рассказывал [165] всем, что получает от такой диеты мощный заряд энергии. Кстати, в собственной кладовой его ждали ветчина и сосиски домашнего приготовления, и он не упускал случая подкрепиться несколькими изрядными ломтиками мяса, едва выйдя из-за гитлеровского стола. Ежедневные прогулки в чайную не вызывали у Бормана восторга, но хозяин неизменно звал его с собой, и ему приходилось терпеливо ждать окончания ритуального чаепития с пирожными, во время которого Гитлер нередко погружался в дрему прямо в своем кресле. Затем в течение двух часов рейхсляйтер инспектировал строительство («Необходимо всех подгонять, подгонять и подгонять», — записал он в дневнике), диктовал секретарям, вел деловые переговоры по телефону и выписывал чеки. В восемь часов вечера он вновь занимал свое место возле Евы Браун в обществе постоянных сотрапезников хозяина, стараясь не пропустить указаний фюрера, которые тот формулировал, расправляясь со сваренными вкрутую яйцами, картофелем и творогом.
Затем все рассаживались в просторном зале гостиной и смотрели фильмы. Во время сеанса Борман любил пристроиться в уголочке и подремать. Во-первых, это позволяло отчасти компенсировать постоянное недосыпание, а во-вторых, после просмотра от него не ждали критического анализа фильма или активного участия в традиционном обсуждении игры актеров, поскольку сие не входило в его обязанности. Но в последующие несколько часов высокие требования предъявлялись именно Борману. Фюрер мог позволить себе удовольствие произнести монолог или, похлопывая себя по бедрам, посмеяться по поводу досужих вымыслов и сплетен об отсутствовавших. Всегда оставаясь начеку, Борман неустанно делал пометки в дневнике. Порой, далеко за полночь, Гитлер мог поинтересоваться какой-либо информацией — например, розничной ценой на яйца в 1900 году. Борман [166] срочно направлял по телефону или телетайпу соответствующий запрос в свой штаб, поднимая с постели десять — двенадцать человек, которые стремглав бросались выполнять поручение рейхсляйтера. Всего час спустя он мог с гордостью продемонстрировать свое усердие, предоставив фюреру исчерпывающие сведения. Если на Шпеера, по его собственному признанию, однообразные будни Бергхофа, где царила атмосфера угодничества и ничегонеделания, действовали угнетающе, издергивали нервы и даже отрицательно влияли на его профессиональные способности, то для неутомимого бюрократа — то есть для вездесущего Бормана — каждый такой день становился новой возможностью показать себя персоной значимой и незаменимой. Он напоминал собою паровой котел с избыточным давлением, готовый вот-вот взорваться. Крепкое здоровье позволяло ему выдерживать такой жизненный ритм, когда приходилось вставать ранним утром после нескольких часов сна и обходить огромную территорию строительства, на ходу устраивая разгромные скандалы, выписывая чеки, определяя порядок охраны, отдавая распоряжения строителям, водителям, партийным чиновникам и уборщицам.
К лету 1936 года завершилось строительство Бергхофа. О «реконструкции» уже давно не было и речи, поскольку этот термин ни в коей мере не соответствовал истинному размаху работ. От бывшего дома Вахенфельда фактически ничего не осталось. После пристройки длинного крыла новое сооружение занимало площадь, в четыре раза большую против прежнего. В доме, к первому этажу которого прибавилось еще два, насчитывалось тридцать комнат. Сразу за просторной передней располагалась оборудованная [167] для проведения совещаний гостиная с украшенным разноцветной мозаикой окном от пола до потолка. На втором этаже находились жилая комната, спальня и кабинет Гитлера, рядом с которыми были подготовлены апартаменты для Евы Браун — на тот случай, если фюреру понадобится ее присутствие. Убежденный в своем таланте архитектора, Гитлер сам рисовал эскизы планировки, однако плоды его труда далеки от гениальности{28}.
Расходы попросту не принимались во внимание: в гостиной высились колонны из редкого мрамора, оконные стекла обрамлял свинец, камины были отделаны изготовленными по специальному заказу фарфоровыми изразцами, а обстановку составляла комбинация копий с лучших античных и классических образцов. Роскошное убранство Бергхофа полностью опровергало миф о непритязательности Гитлера в быту.
В горячий период строительных работ Гитлер редко наведывался в Оберзальцберг. Суматоха стройки, пыль и шум гнали его прочь. На первые месяцы 1936 года пришлось большое количество знаменательных событий, и Борман постоянно находился рядом с хозяином. В Мюнхене одна за другой состоялись конференции рейхсляйтеров, гауляйтеров и национал-социалистской ассоциации студентов; в Германии открылись очередные зимние Олимпийские игры; в Шверине состоялась траурная церемония похорон лидера швейцарских нацистов, застреленного в Давосе. Все чаще и чаще в дневнике Бормана появлялась запись «ехал вместе с фюрером» — в личном поезде, в автомобиле или в конном экипаже в сопровождении почетного эскорта. [168]
5 июля нацистские лидеры отпраздновали в Веймаре десятую годовщину первого съезда НСДАП, и вечером того же дня Борман записал: «В 18.45 выехал с фюрером в Оберзальцберг». Переночевав в Мюнхене, наутро они направились в Берхтесгаден. Для Бормана настал час триумфа: «Приехал с фюрером в Берхтесгаден. Новый дом фюрера, Бергхоф, готов!» Рейхсляйтер представил богу нацистов его Валгаллу.
Двумя днями позже на официальном открытии резиденции огромные толпы приглашенных поздравляли сияющего хозяина и хвалили его управляющего. Стрелки берхтесгаденской «рождественской» бригады — в неуместных для лета зимних нарядах — торжественным строем взошли на террасу и произвели салют. Целую неделю главари партии осматривали Оберзальцберг. «Первая церемония в новом Бергхофе», — записал Борман в дневнике. Времена споров с конструкторами и архитекторами остались в прошлом: завершив строительство Бергхофа, рейхсляйтер НСДАП приобрел непререкаемый авторитет в глазах всех специалистов-строителей, работавших в Оберзал ьцберге.
Борман имел в Оберзальцберге собственную резиденцию. Первый их домик в Икинге очень скоро стал тесен, но новое (тоже скромное) жилье они получили лишь в 1933 году, когда Борман стал начальником штаба в бюро Гесса и перевез семью в партийную колонию в Пуллахе. Вскоре — вследствие усиления его позиций во властных структурах и в связи с ростом семьи — ему потребовался более просторный дом, и они переселились в находившееся на балансе НСДАП здание на Маргаретенштрассе в Пуллахе.
Когда у Борманов появился пятый ребенок, строители уже приступили к возведению очередного их [169] дома в Пуллахе. Родившийся в середине июня 1936 года Генрих Борман был назван в честь Генриха Гиммлера — нового друга и союзника его отца. Во исполнение долга крестного рейхсфюрер СС дважды в год — в день рождения и на Рождество — преподносил ребенку подарки. Вначале то были серебряный паровозик и медвежонок, за которыми последовали модели подводных лодок, ружей и танков.
В середине сентября 1936 года в честь новоселья Борман устроил пир для рабочих, построивших ему новый дом. Пиво и сосиски ему ничего не стоили, равно как и земельный участок вместе с домом. По распоряжению Гитлера за все заплатила партия (это строение в документах НСДАП числилось зданием службы по связям с общественностью). Завершение внутренней отделки потребовало много времени, и семья рейхсляйтера НСДАП смогла вселиться только на следующий год. Почти в то же самое время было закончено строительство дома Бормана в Оберзальцберге. Отныне у семьи появился выбор: пожить в горах или отправиться в предместье Мюнхена.
Дом Гудлера, где поначалу располагалось представительство Бормана в Оберзальцберге, тоже был недостаточно просторен. Поэтому он занял одно из лучших зданий деревни, в котором доктор Рихард Зейц хотел устроить детский стационар. Этот трехэтажный дом был расположен недалеко от Бергхофа и достаточно высоко, чтобы рейхсляйтер мог из окна обозревать панораму строительства. После дополнительной реконструкции от прежнего дома остались лишь наружные стены из бруса, оставленные исключительно для создания впечатления внешней простоты, которой внутри не было и в помине.