Ничейная земля

И сделал это Кшемек. Он решился на такой шаг, сообщив предварительно вице-министру (следователь мог предполагать, что получил его согласие, хотя Чепек только кивнул головой и ничего не сказал), что хочет информировать Завишу в общих, конечно, словах о ходе следствия. По-видимому, речь шла о том, чтобы выяснить реакцию Поддембского и его хозяев (это слово о беседе с Чепеком Кшемек не употребил) на довольно неожиданный поворот в деле: судебный следователь считал, что приближается время, когда об его успехе можно будет раструбить в газетах. И все же его не покидало некоторое беспокойство, ибо он замечал пробелы и неясности, а также отдельные места, которые он постарался обойти, но ведь редко бывает так, утешал себя Кшемек, что на следствии все становится ясным и бесспорным.

— Вас может удивить то, что я до сих пор к вам не обращался, — каким симпатичным может быть Кшемек и как гладко строит фразы, — к близкому другу Станислава Юрыся, ибо таковым, я вас считаю, поверьте мне, в этом не было необходимости, следствие пошло по правильному пути, и, по сути дела, я могу это сказать со всей ответственностью, мы стоим в преддверии успеха, а убийца…

Он умолк и посмотрел на Завишу. Этот бывший легионер, подлинник, как любил говорить Чепек, не из какой-то там Четвертой бригады, полулежал в кресле, неряшливый, в мятом пиджаке, с большим животом, вылезающим из брюк, небрежно висящих на подтяжках. Казалось, что он не слышал или не понял ни слова «успех», ни слова «убийца». Завиша ждал дальнейших объяснений без удивления, даже без любопытства, как будто он уже все знал. Кшемек подумал, что Завиша играет хорошо, что с таким типом опасно садиться играть в покер, он даже вызывал восхищение, хотя следователь не терпел неряшливости и неаккуратности. Тут Кшемек понял, что он совершил ошибку, следовало поступать, как обычно: сначала задавать вопросы и выслушать то, что Завиша хочет ему сказать, а потом обрушить на него всю собранную информацию. Однако он не мог устоять перед желанием показать этому легионеру его, Альберта Кшемека, успех, благодаря которому можно в ближайшее время закончить дело и который по-настоящему заслуживает восхищения. Теперь ему приходилось говорить, и он чувствовал себя — и чувство это было для него неприятным — почти референтом, представляющим свой отчет. Он сам поставил себя в такое положение, а этот господин с толстым пузом даже не казался удивленным, даже не задавал вопросов… Итак, об Эдварде Зденеке, коммунисте, о Витынской, секретарше Ратигана, о показаниях Ротоловской — все это он выложил, убеждая Завишу в четкости и логике полицейского мышления.

— Красиво, — сказал Завиша, закуривая сигарету.

Видимо, он курил махорочные, потому что запах был не очень приятным. Отставной ротмистр думал о том, что, пожалуй, Альфред по прозвищу Понятовский был прав, когда считал, что полиция захочет кого-нибудь впутать в это дело, чтобы поскорее его закончить. Ему вспомнилась склонившаяся над столом физиономия Альфреда, лапа, берущая рюмку… «И я знаю, и вы знаете, зачем нам друг друга обманывать?» А может, действительно Зденек? Студентик, ничтожество, взял да и притаился в подворотне на Беднарской? Но откуда он знал, что Юрысь в тот день туда придет? И откуда это умение профессионально заметать следы, захватить врасплох? Перед домом стоял автомобиль, и Витынская работает секретаршей у Ратигана… В том же доме живет Ольчак. Завише показалось, что за спиной Кшемека стоит Владек Наперала, сильный, мускулистый, широко расставив ноги… Если Завиша сядет за эту партию покера, то нужно будет играть против Напералы. Он усмехнулся, а в это время Кшемек ждал, его злило и даже немного беспокоило, хотя он никогда в этом не признался бы, молчание Поддембского.

— Красиво, — повторил Завиша. — А этот… как его там… Зденек… конечно, не признается?

— Нет, — буркнул Кшемек.

— Он признался, что был тогда на Беднарской? Или пытается представить алиби?

— Так вот, — начал Кшемек, и снова ему не удалось выйти из роли отчитывающегося референта, — этот Зденек что-то крутит. Он утверждает, что в тот день его вообще не было на Беднарской, а вечер он провел у некоего Болеслава Круделя, который несколько месяцев тому назад вышел из тюрьмы; два года сидел за распространение нелегальной литературы и за подстрекательство…

— Так-так, — прервал его Завиша. — А Крудель?

— Трудно поверить в показания Круделя. Он защищает сообщника, не исключено, что мы можем обвинить его в соучастии. Крудель заявил, что Зденек пришел к нему после девяти, но нет никого, кто мог бы это подтвердить. К тому же в ходе следствия выяснилось, что Зденек, который снимает угол на Козьей улице, шел к Круделю на Добрую именно через Беднарскую. Сомнений нет: он решил на минуту зайти к Витынской и встретил Юрыся. А потом попросил Круделя, чтобы тот вместо «после десяти» сказал: «после девяти».

— А что Зденек делал до девяти часов?

— Это еще не ясно; утверждает, что был у себя. Зденек живет у пенсионера по фамилии Ковалик, которого именно в тот момент не было дома.

— А орудие преступления?

Кшемек молчал. Завиша замолчал тоже; он закрыл глаза, будто вдруг потерял интерес к этому делу.

— Накануне, — сказал наконец следователь, — Зденек был в редакции «Завтра Речи Посполитой» и спрашивал Юрыся. Это тоже важная улика, особенно потому, что он ничего об этом не сказал на следствии. Два журналиста его узнали.

Уж больно шито белыми нитками, подумал неожиданно Завиша, уж слишком грубо… Поспешил этот следователь. Ну так что, сыграть с Напералой? Что бы он сейчас ни сказал… Да, он был уверен, — все, что он сейчас скажет… Но ведь он пока не откроет ни одной карты до разговора с Вацлавом Яном. Может быть, только начать, дать понять, что решил сесть за этот столик?

Становясь все более официальным, Кшемек ждал. А если еще поговорить с Чепеком? Не стоит, вице-министр слишком осторожен, чтобы подтолкнуть дело.

— А Ратигана вы уже, конечно, допрашивали?

Собственно говоря, а кто такой Завиша? Допрашиваемый, свидетель? Визитная карточка вице-министра в конце концов не дает ему никаких полномочий. Кшемек не обязан отвечать, он сам может задавать вопросы.

— Вы считаете, что существует или может возникнуть необходимость впутать в это дело Ратигана? — Сформулировано очень плохо, следователь Кшемек явно не в форме.

Завиша открыл глаза.

— Необходимость? Впутать? — Каждая неосторожность будет использована. — Ведь его лимузин стоял у ворот, и его шофер приносил Витынской бумаги. Вы же сами так сказали. А может, эта была машина не Ратигана?

— Простите, но на этом этапе следствия… — Нужный тон Кшемек нашел слишком поздно.

Завиша делает вид, что не слышит.

— А если они друг друга знали?

— Кто?

— Ратиган и Юрысь.

— Мне об этом ничего не известно. А вам? Хотите дать показания?

Теперь уже только улыбка: прошу не нервничать, пан Кшемек, видно, не приходилось вам разыгрывать серьезных партий, вы слабый противник…

Завиша проверяет, все ли пуговицы на брюках застегнуты, и демонстративно расстегивает верхнюю, чтобы несколько распустить живот, тогда можно будет глубже и свободнее вздохнуть.

— Юрысь, пан следователь, знал многих людей, к примеру Ольчака. Он тоже живет в доме на Беднарской, не так ли?

— Что вы знаете об Ольчаке? — И сразу же совершенно ненужная ретирада: — Впрочем, это не имеет значения для следствия.

— Интересный тип, — продолжает Завиша, ему кажется, что сейчас он даст следователю что-то и для Владека Напералы, такое, что поможет начать игру, — они познакомились в Берлине и работали вместе.

— Знаю, — бормочет Кшемек.

— Бывшие начальники Юрыся могут рассказать об этом подробнее. А Ольчак должен был убитому деньги…

— Сколько?

Снова улыбка.

— Деньги. Но они здесь играют не столь важную роль.

— А что важнее?

Ротмистр пожимает плечами. Прошу, пан следователь, теперь ваша очередь.

— Не понимаю, к чему вы клоните. — Кшемек все же должен приступить к атаке. — Вероятно, я не знаю прошлого Юрыся так хорошо, как вы, но мне кажется, что ему давали различные задания…