Страница 2 из 47
Борис Владимирович Бычевский родился в 1902 году в Москве. В Коммунистическую партию вступил в 1926 году. Почти полвека прослужил в рядах Советской Армии. За боевые отличия награжден многими орденами и медалями. Во время Великой Отечественной войны был начальником Инженерного управления Ленинградского фронта Его воспоминания — живой правдивый рассказ о бойцах, командирах, славных тружениках города-героя.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОТ БАРЕНЦЕВА ДО БАЛТИЙСКОГО
1
Жизнь военных в приграничной полосе особенно насыщена заботами о боевой готовности войск. Но весна 1941 года прибавила еще и тревоги. Гулкое эхо войны на Западе уже докатывалось до Ханко и Бреста. В середине июня штаб Ленинградского военного округа располагал сведениями о сосредоточении в Финляндии немецко-фашистских дивизий, перебрасываемых из Г ермании и Норвегии. На железнодорожных станциях нашего северного соседа царило необычное оживление, туда были стянуты крупные полицейские силы — ожидалось что-то чрезвычайное. Наши пограничники сообщали об усиленном строительстве по ту сторону границы наблюдательных вышек.
Опытный глаз военных разведчиков замечали десятки других примет надвигающейся опасности. Германские суда, заходившие в Ленинградский порт, вдруг перестали разгружаться и возвращались с переполненными трюмами. Сотрудники немецкого консульства по ночам усиленно жгли какие-то бумаги.
15 июня мы с генерал-майором П. А. Зайцевым вернулись в Ленинград с полуострова Ханко, где проверяли первые сооружения укрепленного района. Полуостров превращался в военно-морскую базу.
Командир базы генерал-лейтенант С.И. Кабанов и командир 8-й отдельной стрелковой бригады полковник Н.П. Симоняк спешили. Не дожидаясь, когда саперы закончат долговременные сооружения, моряки-балтийцы и пехотинцы ускоренно создавали полевую оборону. Трехкилометровый перешеек уже пересекался противотанковым рвом, на наиболее опасных направлениях появились дзоты.
— Так-то надежней будет, пока дождемся вашегожелезобетона, — ворчал Николай Павлович Симоняк, человек плотного сложения, с едва приметной хитрецой в карих глазах.
В штабе округа обстановка казалась спокойнее. Кабинеты громадного здания на Дворцовой площади полупусты. Командующий войсками генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов выехал в очередную полевую поездку на кандалакшско-мурманское направление и взял с собой большую часть старших командиров. Член Военного совета, секретарь обкома и горкома партии А. А. Жданов 19 июня уехал в Сочи.
20 июня меня срочно вызвал начальник штаба округа генерал-майор Дмитрий Никитич Никишев.
— Хорошо, хоть начальник Инженерного управления здесь, — заметил он, указывая мне на стул. — Обстановка, братец, стала усложняться. Финны на Карельском перешейке активизируются. —Будем начинать боевое прикрытие границы. Понятно?
— Не совсем.
— Г отовь саперов к установке минных полей на границе.
— Но у меня все люди заняты на бетонных работах, Дмитрий Никитич.
— Так сними!
— А из Москвы на этот счет указания есть? Я считаю, что укладку бетона прекращать нельзя.
Никишев сердито перебил:
— Мало ли что ты считаешь! Сейчас нет времени ждать указаний, самим головой работать надо. Собери все мины, что есть на складах, и вывези в войска. А пока будем писать указания армиям.
Я принес недавно разработанный план инженерного прикрытия границы и стал писать распоряжения в 14, 7 и 23-ю армии о перекрытии минными полями важнейших направлений и дорог. Начальник штаба подготовил приказание командующему 23-й армией генерал-лейтенанту П.С. Пшенникову о выдвижении в район Выборга одной дивизии из второго эшелона. Этим пока и ограничились.
А Никишев сразу же заперся в своем кабинете с работниками разведывательного и оперативного отделов. А я засел у себя за свои рабочие карты, стараясь представить, какие задачи могут встать перед инженерным управлением округа в случае возникновения войны. Всего месяц назад Генеральный штаб потребовал от нас сосредоточить главное внимание на укреплении рубежей севернее Ленинграда. Псковско-Островские укрепленные районы, подчинявшиеся до 1940 года нам, перешли к Прибалтийскому Особому военному округу. Полевых войск на юге наш округ тоже не имел, если не считать 1-й танковой дивизии в районе Струги Красные.
В эти часы раздумий я не знал, чем занимается мой коллега — начальник Инженерного управления Прибалтийского Особого военного округа генерал-майор В.Ф. Зотов. Позже он рассказывал мне, что 21 июня спешно собирал население для рытья траншей и окопов на границе с Восточной Пруссией. Начали даже минировать некоторые участки границы, но на минах подорвалась колхозная корова, и Зотову приказали прекратить работы, «не сеять паники».
21 июня я уехал домой поздно ночью, обеспокоенный неясностью обстановки.
А через час позвонил дежурный и передал, что в штабе объявлена тревога.
Собрались быстро. Командиры ходили из комнаты в комнату, пытаясь выяснить причины тревоги, но толком никто ничего не знал. Сознавая, что сбор связан с тревожным положением на границе, я предупредил работников Инженерного управления, чтобы каждый был готов выехать в части.
Лишь около пяти часов утра генерал Никишев пригласил к себе в кабинет начальников родов войск.
— Война, товарищи! Фашистская Г ермания напала на нас. Всем приступить к исполнению мобилизационных планов, — распорядился он.
Вынули из сейфов опечатанные папки. И сразу, перед нами возникла уйма неотложных дел: два инженерных и один понтонный полк надо переформировать в отдельные батальоны и подготовить к переброске на усиление армий. Бетонные работы в укрепленных районах придется прекратить.
Начальник отдела боевой подготовки нашего управления майор Николай Сергеевич Иванов сомневается:
Может быть, не торопиться с этим? Из Москвы ведь указаний не поступало.
Сейчас нет времени ждать указаний, — повторяю я то, что слышал от Никишева. — Есть план, и надо его выполнять. Строительные материалы передадим войскам, металл и цемент перебросим на второй армейский рубеж.
Отдаю приказания, а мысленно спрашиваю себя: «А не спешу ли?»
Завидую Иванову. Он выдержанный, спокойный, все делает размеренно, суматохи не терпит. Протирая платком очки, он в раздумье говорит:
— Значит, война? — И решительно заканчивает: — Ну что ж, будем воевать!
Через час разведывательный отдел штаба сообщает новость. На Карельском перешейке наши зенитчики сбили немецкий самолет Ю-88. Он вылетел из Восточной Пруссии, прошел через Прибалтику, пересек Финский залив и сфотографировал всю южную часть Ленинградской области. Из экипажа в живых остались бортмеханик и радист. Опрос показал, что немцев интересует передвижение войск к югу от Ленинграда и на Карельском перешейке.
В восемь часов начальник штаба фронта [С началом войны Ленинградский военный округ развернулся в Северный фронт с границами от Баренцева моря до Финского залива и Пскова. — Прим. авт.] ознакомил нас с телеграфной директивой Наркома обороны СССР Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко и начальника Г енерального штаба генерала армии Г. К. Жукова. В ней содержалось требование советским войскам разгромить вражеские силы, вторгшиеся на нашу территорию. Но границу переходить запрещалось, так же как и бомбить территорию Финляндии.
Итак, немцы осуществили вторжение. А что предпримут финны?
В коридоре меня встречает начальник разведывательного отдела штаба комбриг П.П. Евстигнеев.
Спрашивает:
Директиву читал?
Читал. А как вы думаете, Петр Петрович, финны выступят?
Евстигнеев укоризненно крутит крупной лобастой головой с удивительно спокойными голубыми глазами. Заученным жестом поглаживает реденькие волосы, расчесанные на пробор. Его, как видно, поразила наивность моего вопроса.
— Без сомнения, выступят! Немцы нацеливаются на Мурманск и Кандалакшу.
А Маннергейм мечтает о реванше. Авиация его уже действует...