Страница 31 из 37
В Христиании верят, что их защитит Русалочка из сказки Андерсена, точнее ее статуя, сидящая на камне. А еще точнее, несколько ее отпиленных голов, хранящихся в тайниках здешних «коммун». Отпиливать Русалочке голову раз в несколько лет во время массовых беспорядков стало ритуалом и делом чести для особо пассионарных местных жителей. Русалочка (и Андерсен вообще) воплощает для сквоттеров все, что не нравится им в буржуазной культуре и обывательской психологии. Фарисейская сентиментальность и мечтательность, примиряющие нас с абсурдной моделью общества и властью меньшинства, противоестественность нежизнеспособного гибрида, химерические упования, мазохистская жертвенность и согласие с высшей властью, неэквивалентный обмен, пассивная роль женщины и много чего еще… Большинство жителей Христиании далеко не христиане, так что отпиленные бронзовые головы этой милой героини, которые тайно хранятся у них, — нонконформистские обереги, защищающие Христианию от оккупации. Их показывают только самым надежным и проверенным жителям. Здесь вообще особое отношение к скульптуре: на центральной площади райончика вас встречает антиамериканская «статуя свободы» в нимбе из ракет-лучей, сжимающая в руке наручники и кандалы.
В современном Стамбуле полно выселенных пустующих домов, но захватывать их под сквоты никому не приходит в голову, ибо это вызвало бы слишком быструю и решительную реакцию местных полицейских. Сквот по-стамбульски — это вовсе никакой и не сквот, а совместно снятый группой единомышленников дом. Тотем сквота в районе Таксим — пустой аквариум в центре главной комнаты, в которой по ночам все смотрят кино. Аквариум окружен бутылками с разнообразным алкоголем. Это традиция: каждый приезжающий в сквот из своей страны привозит местный алкоголь и сквоттеры его пробуют и обсуждают, задавая новоприбывшему краеведческие вопросы. лумусульманской стране такое поведение воспринимается как оппозиционное обычаям. Хотя и здесь пьют меньше, чем курят. Что курить — выращивают в садике на крыше.
На дне пустого аквариума мраморные камушки, гладкие, как монеты, грот для рыб и пластмассовый джазист с саксофоном. На все вопросы гостей и новичков о рыбах, турецкие сквоттеры отвечают: «Все рыбы в Босфоре».
Это правда, и ее легко проверить. Рыбы сплываются на свет прибрежных ресторанов и просто фонарей, и их можно рассматривать. Аквариум в центре стола остается пуст, и это наполняет всех надежным ощущением свободы, за которую не нужно выплачивать высокую цену. Тотемом сквота могла бы быть птичья клетка, но клетка означала бы то же самое и в любом другом городе — в Москве или Берлине. В Стамбуле, где ветер с Мраморного моря сменяется ветером с Черного, а в конце любой улицы видны корабли, аквариум — гораздо точнее. Организаторы сквота местные программисты и врачи — довольно престижные для Турции профессии, и потому сквот считается «богатым». Степень обобществления вещей и денег каждый определяет сам, дело добровольное, и потому эта степень очень высокая. Показателем внутреннего уровня доверия может быть, например, то, что никто никогда не убирает свои деньги, и они открыто лежат, где их оставили — на столах, коврах, стопках книг или подоконниках. Во-первых, все справедливо уверены, что их никто не возьмет, а во-вторых, если вдруг такое редчайшее событие случится, это не вызовет протеста, потому что кому-то из сквоттеров они оказались вдруг нужнее, чем тому, кто их оставил на виду. Кроме организаторов, в таксимском сквоте постоянно тусуются гости со всего света, местные левые активисты и университетская богема.
Живой тотем второго, более аскетичного и радикального сквота в особняке района Саматия — белая болонка, у которой нет конкретного хозяина и которая живет и кормится сразу на всех этажах особняка. Здесь живут режиссер, писатель и несколько музыкантов, их доходы гораздо скромнее, чем в таксимском сквоте, и потому, наверное, вся собственность в их доме объявлена необсуждаемо общей. Здесь не стесняются слушать «Дорз» и «ЭйСи/ ДиСи». На закате длинноволосые — для Турции это до сих пор редкость — обитатели саматийского сквота с воодушевлением смотрят на видео, как какие-то японские энтузиасты хором исполняют «Smoke on the water» на народных самурайских инструментах, барабанах и смычках. Эта редкая версия песни стала гимном общины и заглушает азан, влетающий в открытые окна. Потом все жарят на решетке общую курицу во дворике с пальмой, вишней и цветущим гранатом, не забывая подкармливать местных кошек и наблюдая за их дракой из-за куриных костей, обсуждают биологическую и социальную сторону конкуренции и взаимопомощи, ссылаясь на Кропоткина. Общая болонка, демонстрируя врожденный шовинизм, бешено лает на кошек и, кидаясь ко всем по очереди, страстно протестует против того, чтобы им доставалось мясо, ведь кошки не обитатели сквота и не члены братства, на что обитатели сквота напоминают болонке о необходимости поддерживать приятельские отношения с местным населением. Местное население, судя по одобрительным и шутливым выкрикам с ближайших балконов, к сквоттерам относится прекрасно и воспринимает их как некий современный аналог дервишей, чудаков и вообще бесплатное реалити-шоу, за которым можно следить каждый день. Про свою тотемную болонку сквоттеры говорят: «Единственная турецкая девушка, которая готова с нами жить».
Действительно, для большинства турецких девушек, даже очень университетских и богемных, сквоттерский образ жизни неприемлем, а весь этот японский дым над водой их отпугивает. Такая проблема решается за счет множества девушек приезжих, которые останавливаются в обоих сквотах, списавшись с их обитателями по Интернету и пользуясь этим местом как бесплатным хостелом.
32/ Кибуцы
С иврита это слово переводится как «община».
В 1980-х годах, когда кибуцы Израиля переживали свои лучшие дни, в 250 общинах проживало в общей сложности 120 тысяч человек. С тех пор и число общин, и число жителей в них несколько (но не фатально) уменьшилось. Какие принципы были положены в основу этих еврейских поселений, первые из которых появились в Палестине около ста лет назад? Общее имущество («нет больше ни частной собственности, ни частной жизни») + всеобщее вооружение + отмена права наследования + отмена (внутри общины) всех товарно-денежных отношений + отказ от наемного труда + работа всех для общины + раннее отселение детей от родителей.
Кибуцы оказались незаменимы в условиях военных действий. Они легко превращались в укрепленные и обороняемые «до последнего человека» крепости. Они накормили Израиль на стадии возникновения этого государства, поскольку никогда не рассчитывали на натуральное хозяйство и самообеспечение и всегда поставляли результат общинного труда на рынок. До сих пор 4 % населения Израиля, живущего в кибуцах, производит почти половину (более 40 %) всей сельхозпродукции. И это притом, что не все кибуцы аграрные, есть и рыбацкие, есть кибуцы — мебельные фабрики и т. п. Согласно изначальной философии кибуцев социальное в человеке должно стать сильнее частного, если этому способствуют условия, воспитание и круговая поддержка. Поэтому в кибуце нет более дорогого и более дешевого труда: община старается выплачивать каждому по потребностям, исходя из общих возможностей. Результат труда и удовлетворение потребностей никак не связаны. Но равенство не должно означать усреднения, и твой «личный счет» в общине зависит и от того, сколько лет ты прожил здесь, и от твоего возраста, и от числа твоих детей, и т. д. «Личный счет» — это не заработная плата в рыночном ее понимании, но столько денег, сколько община считает нужным и возможным тебе выделить, оценивая тебя по самым разным признакам, но не по пресловутой «эффективности».
Там, где тебя все знают, никому не нужно «статусное потребление», которое сообщало бы окружающим о том, кто ты и как к тебе относиться. И потому все вещи там используются функционально, пока не испортятся, а не пока утратят «модность» и будут заменены другими, более статусными, на рынке.