Страница 78 из 96
В сентябре 1940 года Каваи вернулся в Японию по делам. Одзаки попросил Мияги позаботиться о нем, но похоже, что Мияги и Каваи находились не в самых дружеских отношениях. Дело в том, что Мияги попросил Каваи выполнить разведывательное задание в районе Нагой, однако или из-за лени, или из-за невежества, но Каваи это дело провалил, и в конце концов именно Одзаки нашел ему работу в бумажной компании в мае 1941 года.
По этой ли причине или из-за того чувства восхищения, которое Каваи испытывал перед Одзаки, но японская полиция и прокуроры зачислили Каваи в число субагентов Одзаки, а не Мияги.
Трудно поверить, что после 1940 года, когда он вернулся в Токио, Каваи мог быть очень полезен группе Зорге. Его арестовали 22 октября 1941 года и в конце концов приговорили к десяти годам тюрьмы.
Мизуно Шигери, описанный Зорге как «скорее ученый, а не политический шпион», поступил в Восточно-Азиатскую школу режиссуры в Шанхае в 1929 году, когда ему было девятнадцать лет. Там во время учебы он и познакомился с Одзаки. Позднее коммунистический аппаратчик Кито Гиничи представил его Зорге, и Мизуно стал членом шанхайской группы.
Мизуно, как и остальные студенты школы, придерживавшиеся левых убеждений, был арестован консульской полицией за распространение пацифистских листовок среди японских военно-морских кадетов, посещавших Шанхай: листовки эти он и его друзья опускали в почтовые ящики. Мизуно посчастливилось: самое худшее, что досталось на его долю — десять дней пребывания в полицейском участке. Правда, он был исключен из школы и отныне оказался вовлеченным в подпольную работу в Китайской коммунистической партии. Что, конечно же, не могло не привести к повторному аресту и депортации в Японию.
В Японии Мизуно, благодаря помощи Одзаки, поступил на работу в широко известный частный исследовательский институт в Осаке. Но в 1936 году был вновь арестован за участие в тайном воссоздании запрещенной Японской коммунистической партии. Хотя, судя по тому, что власти быстро его освободили, его роль в этом бьша скорее пассивной и второстепенной. Вскоре он переехал в Токио, без сомнения, по предложению Одзаки, всегда проявлявшего значительный интерес к Мизуно и высоко ценившего его.
Одзаки действительно говорил в полиции: «Я очень верил Мизуно и считал его своим преемником». Всегда сохранялась вероятность, что Одзаки может получить назначение от своей газеты «Асахи» в Китай, и если бы такое случилось, он хотел, чтобы доверенное протеже заняло его место в группе Зорге. Факт, что он считал Мизуно подходящим для такой роли, вызывает некоторый интерес, ибо подразумевает, что Мизуно обладал прекрасными способностями к конспиративной работе, а также живым умом и точным пониманием политической ситуации в Японии.
Одзаки позаботился о том, чтобы Мизуно получил хорошую работу в ряде научных организаций Токио. Похоже, что Мизуно лишь один раз встречался с Зорге за все время пребывания последнего в Японии.
Одно время Одзаки использовал Мизуно в качестве своего рода секретаря или личного помощника, и обычно просил его подготовить письменные отчеты по широкому кругу политических и экономических вопросов. Это было задумано специально для того, чтобы обеспечить Москву основополагающими материалами. Одзаки передавал отчеты Мизуно Мияги, который в свою очередь передавал их Зорге, поскольку было очевидно, что осторожный Одзаки всегда крайне неохотно передавал письменную информацию непосредственно самому Зорге.
Мизуно, как и Мияги, часто болел, и существуют некоторые данные, что именно по этой причине Одзаки сомневался в его пригодности в качестве агента. Тем не менее, кроме подпольной информации общего характера, Мизуно мог добывать и некоторые полезные сведения по военным вопросам, касающимся особого района, а именно — Киото. Этот древний город был его родиной, куда он всякий раз возвращался на поправку после очередного приступа болезни. Он докладывал о месте назначения крупных войсковых соединений, перемещаемых из района Киото в 1939 году, когда номонганская битва была в самом разгаре, и в 1941 году, когда Зорге и Одзаки пытались вычислить реакцию Японии на русско-германскую войну и растущий кризис в японо-американских отношениях.
Мизуно был арестован 17 октября 1941 года и приговорен к тринадцати годам тюремного заключения. Его слабое здоровье не выдержало подобного испытания: он умер в тюрьме 22 марта 1945 года.
Кавамура Йошио, третий субагент Одзаки, тоже умер в заключении. О нем мало что известно. Он умер вскоре после того, как был привезен в Токио после ареста в Шанхае 31 марта 1942 года. Кавамура был журналистом, шанхайским корреспондентом газеты «Маньчжурия Дейли Ньюс» и учился в свое время в одном классе с Мизуно в Восточно-Азиатской школе режиссуры в Шанхае. Однако оставил школу, не закончив курса, — возможно, что его попросту исключили, как и Мизуно, — и занялся журналистской работой в Маньчжурии. Однако он, конечно, тоже побывал на севере Китая, поскольку в 1933 году Каваи познакомил его в Пекине с Агнес Смедли. За год до этого Каваи завербовал Кава-муру в качестве сотрудника по секретной деятельности в пользу китайских коммунистов — шаг, одобренный Од-заки после того, как он посетил Кавамуру в Дайрене и «спокойно присмотрелся к нему». Так Кавамура стал шанхайским субагентом Одзаки. Утверждали, что Зорге знал о нем и считал его членом своей группы.
Четвертый член собственной группы Одзаки Фунакоси Хисао менее таинственная личность, чем Кавамура. Сын владельца предприятия по производству соусов в префектуре Окаяма, он вырос, как сказано в полицейских материалах, «в строгой домашней обстановке». После окончания университета Васеда в Токио он в 1925 году отправился в Китай, сначала в Чинзао, а потом в Шанхай, где стал работать репортером местной ежедневной газеты, выходившей на японском языке. Тогда же он познакомился с Одзаки, с которым они стали близкими друзьями.
Похоже, что Фунакоси пришел к марксизму в результате изучения китайской внутренней политики и вскоре был готов трансформировать академический интерес к учению Маркса в практическую деятельность. В шанхайскую группу Зорге его ввели Одзаки и Каваи, он часто встречался с самим Зорге, который до своего возвращения в Москву в 1932 году успел убедиться, что его европейский преемник «Поль» знаком о Фунакоси. Фунакоси и в самом деле через некоторое время после возвращения Одзаки в Японию стал ведущим японским членом шанхайской группы и поддерживал постоянный контакт с преемником Зорге «Полем», а также с Агнес Смедли. Он собирал денежные пожертвования для Китайской коммунистической партии среди японцев, проживающих в Шанхае и симпатизирующих коммунистам. В их числе оказался и один из преподавателей школы режиссуры[133].
Однако в начале 1933 года Фунакоси уехал из Шанхая и отправился в Ханькоу в качестве представителя агентства новостей Ренго. Почти год спустя он перевелся в Тянцзин, где вновь встретился с Каваи, и когда Каваи захотел вернуться в Японию, Фунакоси оплатил его дорожные расходы.
Как мы видели, именно Фунакоси нашел для Каваи место в Институте исследования проблем Китая в Тянцзи-не после освобождения его из тюрьмы. Фунакоси, должно быть, испытал огромное облегчение, узнав, что Каваи ничего не сказал полиции о шанхайской группе Зорге или ее преемнице в Токио, поскольку Фунакоси по-прежнему находился в контакте с Одзаки и продолжал время от времени встречаться с ним в течение последующих нескольких лет. Одзаки проявлял активный интерес к деятельности исследовательского института Фунакоси: заведение это стало своего рода троянским конем для японских коммунистических писателей и ученых, живущих на севере Китая.
С октября 1938 по май 1941 Фунакоси как член подразделения спецслужб Ханькоу стал советником поддерживаемых японцами китайских политических лидеров в Уханьском районе. Этот пример успешного проникновения коммунистов на ключевые посты вызвал, должно быть, нешуточную тревогу в Особой высшей полиции Токио, в руки которой передали Фунакоси после его ареста на севере Китая 4 января 1942 года. Отчет Токко о деле Фунакоси заканчивается словами:
133
Это был Нозава Фураи.