Страница 14 из 106
6. В летописи немало противоречий, а разные ее списки иной раз излагают одно и то же событие по-разному, с диаметрально противоположной окраской. Это говорит о том, что авторы летописи не были отрешенными от мира иссохшими старцами, что они заботились не только о запечатлении на века событий и дел своего времени, не писали, «добру и злу внимая равнодушно». Как заметил А. А. Шахматов (1916:1: XVI), «рукой летописца управляли политические страсти и мирские интересы». Поэтому нет уверенности в том, что рассказ о призвании варягов является точным изложением действительных событий, а не тенденциозным сочинением, долженствующим иллюстрировать ту или иную идею летописца и сильно исказившим первоначальное ядро легенды (Пресняков 1938; Кузьмин 1967).
7. Даже первоначальное ядро летописи отделено от событий, описываемых в рассказе о призвании варягов, почти двумя столетиями, то есть пятью-шестью поколениями. А первые местные письменные произведения появились не более, чем за век до летописи. Значит, сведения, легшие в основу летописного рассказа, могли дойти до летописца лишь через устное предание и, быть может, из иноязычных письменных источников, не дошедших до нас (Ламбин 1874). Правильно понять и истолковать лаконичные сочинения иностранных авторов того времени нелегко и современным ученым, а восстановить исторические события IX в. по устным легендам летописцу было труднее, чем нам по народным песням, сказкам и анекдотам о Петре Первом восстановить действительную историю его царствования — ведь в новое время фантазия сказателей несколько сдерживается параллельным существованием письменной истории, а тогда и этого не было (Лихачев 1945; 1950).
8. Основание династии старшим из трех братьев — сюжет, который нередко встречается в генеалогических легендах. В той же летописи говорится о Кие, Щеке и Хориве, старший из которых построил Киев. Призвание князей для наведения порядка также находит себе аналогии в других легендах: Видукинд из Корве излагает легенду о призвании бриттами саксов Хенгиста и Хорста, причем бритты характеризуют свою землю почти теми же словами, что и славяне: «1:егга 1а1а е* $раЪ'о$а» («земля обширна и раздольна») (Замечания 1864: 63; Томсен 1891: 92). Значит, в основе предания лежит обычный сказочный сюжет, часто применявшийся в разных местах. Как же восстанавливать из туманных легенд действительную историю (Греков 1939, ссылающийся на исследования А. Стендер-Петерсена — 51:епс1ег-Ре1:ег$еп 1934,1953; Пархоменко 1938а; Лихачев 1950)?
9. Ранние антинорманисты предпочитали верить в реальность всех трех братьев, только не признавать их норманнами. Имя Синеус как раз помогало объявлять их славянами (есть же славянские прозвища Черноус, Сивоус и т. п. — Венелин 2003: 47) наряду со сближением имени Рюрик с западнославянским названием сокола (рарог, ререг — Клас-сен 1854). Позже критический анализ легенды подорвал доверие анти-норманистов и к этому имени.
КОНТРПОЛОЖЕНИЕ АНТИНОРМАНИСТОВ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Историческим фактом IX в. было прибытие какого-то варяжского предводителя Рюрика в Новгород в качестве приглашенного князя или вождя наемной дружины. По летописи, Рюрик умер в Новгороде, и в самих событиях видны новгородские порядки — новгородцы и позже не имели наследственных князей, а «призывали» каждый раз нового князя, рядились с князьями об условиях княжения (Иловайский 1871; 1876). Наем дружины и приглашение временного правителя могли впоследствии быть переосмыслены в призвание мудрых властителей (в этом антинорманисты используют гипотезу В. 0. Ключевского). Призвание варягов, скорее всего, было, но не на княжение, а для помощи в войне, однако призванные узурпировали власть. Вскоре славяне восстали во главе с Вадимом Храбрым и перебили варягов [(Фроянов 1991)]. Долгое время память о Рюрике только в Новгороде и теплилась — там сохранилось Рюриково городище. В начале XI в., когда Ярослав Мудрый, правивший в Новгороде, призвал на помощь варягов, новгородцы некоторое время терпели бесчинства распоясавшихся «находников», а затем напали на варягов и перебили их.
Эта история очень напоминает летописный рассказ о приходе варягов в XI ., только конец несколько отличается: там у славян начались усобицы «и не бе в них правды» — пришлось призвать варяжского князя, чтобы «рядил... по праву», а здесь Ярослав дал новгородцам «Правду», то есть закон. Сходство обеих историй подозрительно. Но поскольку запись событий осуществлялась в XI в., а не в IX, можно полагать, что поздние события повлияли на изложение ранних. Сюжет, дошедший от IX в., был осовременен и детализирован в духе событий XI в. (Черепнин 1848: 247-249). Для новгородцев рассказ о событиях IX в. был ценен как исторический прецедент, как опора для традиции «рядиться» с приглашаемыми князьями. В виде устного предания этот рассказ еще в XI в. попал в Киев, где и был подключен искусственно к родословной правившего княжеского рода. Летописцу это пришлось по душе, так как обосновывало независимое от Византии происхождение русской государственной власти и подводило под идею о политическом братстве князей Русской земли реальную основу их кровного братства (Лихачев 1950 [Лихачев 1970; ИкНасЬеу 1970]). В начале XII в. очередной летописец, редактируя предшествующие записи, особенно подчеркнул момент «призвания», чтобы освятить традицией современные ему события — призвание Владимира Мономаха в Киев в нарушение законных прав других князей (Мавродин 1945).
ВОЗРАЖЕНИЯ НОРМАНИСТОВ
Все это только предположения, а не факты. В древнеславянском мире не было традиции выводить свои династии от знатных иностранцев. Летописцев интересовали не политические вопросы, а моральные проблемы (РазгИемсг 1954) и т. д.
[Что касается отсутствия имени Рюрик в агиографических сочинениях Киевской Руси, то Фомин (2005: 313-322) несколько ослабил значимость этого факта: при именовании князя традиция требовала только называть его отца и деда, а не основателя династии. А долгому отсутствию его в именослове Фомин привел параллель: у Михаила Романова тезка появился только через три века — в конце династии].
ВЗВЕСИМ ПОЛОЖЕНИЯ И ДОВОДЫ ОБЕИХ СТОРОН
Трактовка эпизода призвания все время колебалась, с перевесом то в одну, то в другую сторону (Нильсен 1992), и в конце концов обе крайности дискредитированы.
История, построенная антинорманистами, действительно, хотя и правдоподобна, но не доказана. Однако для сути спора это и не важно. Важно другое: достоверность норманистской версии рассказа весьма подточена. Нельзя сегодня говорить с уверенностью ни о Рюрике как родоначальнике династии князей Киевской Руси, ни о двух его братьях, ни об их благодетельной и спасительной миссии наведения порядка на Руси. Ведь это все детали позднего рассказа о давних событиях. И у нас нет оснований верить в хорошую сохранность сведений, дошедших до рассказчиков через многие руки, нет оснований верить в древность этих деталей и, наоборот, есть основания возводить эти детали к поздним обстоятельствам.
С другой стороны, кое-что от фактов, отстаивавшихся норманистами, все-таки остается. [Остается соглашение между славянами и варяжским князем о его правлении по договору — по «ряду». Это очень важная традиция в севернорусских городах (Пашуто 1874; Мельникова и Петрухин 1994).] Остается имя знатного варяга Рюрика, княжившего в Новгороде в IX в. Остается варяжское происхождение киевских князей Олега и Игоря и многих их дружинников — их имена действительно не славянские (по-славянски они ничего не означают — в отличие, скажем, от имен Святослав или Всеволод). Варяги и позже не раз приходили на берега Днепра и Волхова. Это остается.
А это уже много. Вспомним, что Погодин многое соглашался отдать Костомарову, но не хотел отдать Рюрика, Игоря и Олега... Это много — но лишь при условии, что уцелеют следующие звенья в цепи положений норманизма. А как обстоит дело с ними?