Страница 66 из 121
Однажды отряд с Тюкалы и Подборной встретился у церкви с отрядом Тобольского края. Наш командир Алешка Зырянов, слегка выступив вперед, объявил тоболякам:
— Мы за красных! — Он явно старался упредить всякие иные предположения.— А вы?
— И мы за красных,— весело ответил главарь тобольского отряда, тоже мальчишка лет двенадцати, по виду отчаюга и пройдоха.
Алешка Зырянов был озадачен.
— Врете!
— А ты чо, ослеп? — И тобольский вожак показал на маленькую красную ленточку на своей груди.— Может, сами врете?
— Тогда давайте так...— Алешка мучительно искал выход из затруднительного положения.— Седни мы за красных, а вы за белых. Завтра мы за белых, вы за красных. А то у нас никакой войны не выйдет.
— Это пошто же вы седни за красных? — рассмеялся тобольский пройдоха.— Ишь удумал! Да у тебя даже и ленточки красной нету! Вот и будь ты седни белым!
Что было делать? Пришлось на время разойтись, чтобы обдумать и обсудить непредвиденное обстоятельство. Начался митинг, как и полагалось в настоящих партизанских отрядах. Ребята долго галдели, будто стая галок при отлете. Но выхода не находили. И совсем было выдохся митинг, как один из наших рядовых дикарей заявил:
— А они, товарищ командир, совсем и не красные! Они беляки! Только они переоделись под красных, чтобы взять нас обманом!
— Верна-а! — заорал отряд.
— Совершенно верно, товарищи солдаты! — обрадованно подтвердил Алешка Зырянов.— А я смотрю, смотрю — что такое? Хотя и с ленточками, а на красных совсем непохожи! Ну хитряки! Мы им сейчас зададим! По ко-оням!
Начался бой. Защищаясь, тоболяки продолжали кричать, что они за красных, но мы, не останавливаясь, действовали огнем и мечом. Мы атаковали дружно, с боевым русским кличем и быстро рассеяли тобольский отряд по дворам и закоулкам. Трое пленных после короткого допроса были признаны виновными в грабежах и порках мирных жителей, а потому приговорены к расстрелу. Когда их поставили у церковной ограды, чтобы привести в исполнение суровый, но справедливый приговор, они трусливо канючили, даже плакали, твердя, что умирают безвинно. Но мы остались неумолимы. Прогремел залп, потом второй и третий. Мы не жалели патронов на извергов и грабителей. Ну а потом они стыдливо поплелись в свой край.
На другой день, опередив нас, тоболяки дерзко объявили, что считают нас беляками, а потому будут сражаться с нами до полной победы. У них даже появилось небольшое красное знамя, сделанное из какого-то вылинявшего лоскута. Со знаменем они стали, конечно, куда храбрее. Нам пришлось защищаться, не щадя своей жизни. Убитых в нашем отряде, правда, не было, но многие тогда умылись юшкой.
II
Всю осень продолжалось объединение разрозненных поветан-ческих сил в единую армию. Вслед за алейцами, соединившимися с отрядами Мамонтова, с ним установили связь повстанцы, действующие в глубине степи под командованием Игнатия Громова. Надо отдать должное Ефиму Мамонтову: несмотря на происки деятелей эсеровского толка, которые вились около него, как таежный гнус, он сразу же осознал важность процесса, подсказанного самой жизнью, и смело шел на собирание под одно знамя всех партизанских сил в междуречье Оби и Иртыша.
7 октября была создана Западно-Сибирская Красная Армия в составе двух дивизий. Из отрядов Мамонтова было сформировано пять полков: 1-й Алейский, 2-й Славгородский, 3-й Бутырский, 4-й Семипалатинский и 5-й Степной. Они составили первую дивизию. Из отрядов Громова — четыре полка: 6-й Ку-лундинский, 7-й Красных орлов, 8-й Бурлинский и 9-й Каргат-ский, составившие вторую дивизию. Главкомом армии был единодушно избран Ефим Мамонтов, а командиром корпуса Игнатий Громов. Начальником штаба стал Яков Жигалин, бывший учитель из забайкальской станицы, избранный когда-то казаками командиром 2-го Читинского полка, боровшийся вместе с Лазо против Семенова, а потом скрывшийся в Рубцовке — там он и вступил в отряд Мамонтова. Постоянным местопребыванием штаба армии была избрана Солоновка.
Повстанцы степного Алтая, собранные в единую армию, с гораздо большим успехом повели боевые действия против белогвардейских карательных частей. Отражая удары карателей, полки бросались то в один, то в другой край степи. Фронта как такового не было. Все кипело, как в огромном котле. Многие села без конца переходили из рук в руки. Весь колчаковский тыл был в огне.
В конце октября через наше село, в сторону Солоновки, прошел 7-й полк Красных орлов под командованием двадцатитрехлетнего, но уже широко прославленного командира Федора Ко-лядо. Сам Федор Колядо с небольшой конной группой на часок задержался в Гуселетове, чтобы перековать коней. Конечно, все гуселетовские мальчишки, живущие вблизи тракта, прервав очередной бой, восторженно встречали и провожали партизан, а заметив, что несколько конников задержались у сборни, немедленно бросились туда.
На крыльцо сборни вышел молодой дядя в длинной шинели и папахе, богатырского вида — высокий, широкоплечий, белокурый и голубоглазый,— совсем как добрый молодец из былины. Мы так и ахнули! И гадать было нечего — перед нами был сам легендарный Колядо! Но больше, чем его внешний вид, нас поразила широкая алая лента на его груди. Кстати, об этой лепте. С той поры прошли десятилетия, и я на всякий случай решил проверить: а действительно ли я видел тогда, в Гуселетове, Федора Колядо, да еще с алой лентой на груди? Оказалось, память меня не подвела. Да, я видел тогда именно Колядо. Нэ откуда у пего была эта лента? А вот откуда. В октябре полк Красных орлов двое суток вел жестокий бой за село Павловское на Касмале, где раньше был сереброплавильный завод,— это недалеко от Барнаула. И вот в благодарность за освобождение от белых жители Павловского наградили храброго партизанского командира алой шелковой лентой. Федор Колядо принял награду с большой благодарностью и очень гордился ею.
— Ну шо, хлопчики? —- весело заговорил с нами Федор Колядо, видя нас при оружии и, конечно, понимая, с кем имеет дело.-- Звыняюсь, товарищи солдаты Красной Армии,— поправился* он вполне серьезно, что было оценено по достоинству всеми мальчишками.— Як идуть у вас туточки боевые дела? Мабуть, лихо бьете белякив?
— Лихо! — ответили мы дружно.
— Це добре! Гонитъ их, растреклятых, покуда не захрипять и не начпуть харкать кровью! А затим —- добивайте! И мы вот пидемо добивать их, злодиев! Ще зовсим немного — и тут поганых не будэ! Очистим усю степ!
Наш командир Алешка Зырянов зачем-то все же спросил:
— А правда, что вы —- Колядо?
Дядя-богатырь застеснялся и порозовел, как девушка.
— Так точпо, я Хвёдор Колядо, командир седьмого полка Красных орлов,— ответил он после большой паузы.— А шо?
— А у Мамонтова есть такая лента?
— Будэ.
Только тут Федор Колядо сошел с крыльца и оказался в нашей мальчишеской толпе. Мы беззастенчиво рассматривали его красную ленту, его саблю. Дружески похлопав нескольких мальчишек по плечу, он вдруг спросил:
— А у кого, товарищи солдаты, есть дома кавуны? Чи уси доилы?
Но многие ребята закричали:
— У нас есть! У пас!
— Тоди угощайте,— попросил Колядо.— Покуда подкують коня, я кавун одолею. Люблю кавуны.
Многие, кто жил поблизости, бросились на свои дворы. Побежал и я, рассчитывая, что могу прршести арбуз первым — жили-то мы напротив сборни. Так и вышло. Беря мой арбуз, Федор Колядо поблагодарил:
— Спасибичко, хлопчик!
Тут подлетели другие ребята:
— У меня возьми! У меня!
Но Колядо, к моей великой радости, отказался:
— Ни, хлопчики, мне и одного хватэ.
Однако друзья мои не остались в обиде. Колядо позвал от кузницы своих солдат, и они, рассевшись на лавке у крыльца, с удовольствием принялись за арбузы. Мы во все глаза наблюдали за партизанами и ловили каждое их слово.
Мой арбуз оказался с плотной, сахаристой мякотыо. Колядо надкусывал сочные арбузные пласты осторожно, боясь обронить на ленту капли сока.