Страница 3 из 14
— Только разбоем и убийствами, — ответил Том.
— Нет, а делать-то мы чего будем? Дома обчищать или, там, скот угонять…
— Чушь! Угонять скот и прочее это не разбой, а воровство, — говорит Том Сойер. — А мы не воры. В ворах нет настоящего блеска. Мы будем надевать маски, останавливать на дорогах кареты и экипажи, убивать людей и забирать их часы и деньги.
— А убивать обязательно?
— Конечно. Это самое лучшее. Правда, некоторые авторитеты иначе считают, но большинство думает, что лучше всех убивать — кроме тех, кого мы притащим в эту пещеру и будем держать здесь, пока они не выкупятся.
— Выкупятся? Это как?
— Ну, я не знаю. Но обычно разбойники так и поступают. Я об этом в книжках читал, значит, и нам придется то же самое делать.
— Но как же мы делать-то это будем, если не знаем что оно такое?
— Проклятье, да мы просто обязаны делать это и все. Я же тебе говорю, так в книжках написано. Ты что, собираешься против книжек идти и поступать так, как тебе в голову взбредет?
— Говорить-то легко, Том Сойер, но как, бог ты мой, эта публика будет выкупаться, если мы ей ничего объяснить не сможем? Вот что я хотел бы знать. Скажи, как ты это понимаешь?
— Да никак я не понимаю. Ну, может, держать их, пока они не выкупятся, значит держать, пока они не помрут.
— А, ну вот это на что-то похоже. Это ответ. Чего же ты сразу-то не сказал? Ладно, будем держать их, пока они не выкупятся до смерти, хотя так мы с ними мороки не оберемся — они же все наши припасы сожрут и все время будут пытаться сбежать.
— Скажешь тоже, Бен Роджерс! Как же они сбегут, когда мы к ним стражу приставим, готовую пристрелить их, если они хоть пальцем пошевелят?
— Стражу! Ничего себе. Выходит, кому-то придется торчать при них всю ночь и не спать только для того, чтобы следить за ними? По-моему, это дурь. Почему бы просто не взять хорошую дубину да и не выкупить их всех до единого, как только они сюда пожалуют?
— Потому что этого в книжках нет, вот почему. Слушай, Бен Роджерс, ты хочешь все делать как положено — или не хочешь? Скажи. Ты полагаешь, люди, которые книжки пишут, не могут правильное от неправильного отличить, так что ли? Полагаешь, что ты их учить будешь? Нет уж, сэр, давайте-ка выкупать всех как следует.
— Да ладно. Я не против, но, по-моему, это все-таки глупо. Слушай, а женщин мы тоже убивать будем?
— Знаешь, Бен Роджерс, если бы я был таким невеждой, как ты, я бы вообще помалкивал. Женщин убивать, надумал тоже! Да такого ни в одной книжке не встретишь. Женщин следует приводить в пещеру и обходиться с ними, как положено воспитанному паиньке, а после они в тебя влюбляются и домой нипочем уходить не хотят.
— Ну, если так, я не против, только опять же не понимаю, на черта это нужно. Этак у нас скоро в пещере протолкнуться негде будет от женщин да от тех, кто дожидается, когда его черед выкупаться придет, — а разбойникам куда деваться прикажешь? Ну ладно, рассказывай дальше, я больше ничего не скажу.
К этому времени маленький Томми Барнс заснул, а когда мы его разбудили, испугался, заплакал и сказал, что хочет домой, к маме, а бандитом больше быть не желает.
Все стали смеяться над ним, обзывать плаксой, а он взъерепенился и заявил, что вот пойдет сейчас и расскажет всем про наши секреты. Но Том дал ему пять центов, чтоб он помалкивал, а после сказал, что сейчас мы все разойдемся по домам, а на следующей неделе опять соберемся и ограбим кого-нибудь да убьем хоть пару человек.
Бен Роджерс сказал, что каждый день ему из дома выбираться будет трудно, он только по воскресеньям может, и потому предложил в следующее воскресенье и начать, но остальные мальчики сказали, что по воскресеньям заниматься такими делами — грешно, чем этот разговор и закончился. Все согласились, что хорошо бы нам было сойтись как можно скорее и назначить день для разбоя, а после выбрали Тома Сойера атаманом шайки, Джо Харпера его главным подручным и отправились восвояси.
На навес я вскарабкался и в окно моей комнаты влез еще до рассвета. Новая одежда моя была вся в глине и свечном сале, а сам я устал, как собака.
Глава III
Мы садимся в «секрет» и нападаем на А-рабов
Ну ладно, утром мне здорово досталось от старой мисс Ватсон — за одежду. А вдова ругаться не стала, просто очистила ее от сала и глины и уж такая была печальная, что я решил пока что вести себя получше, если удастся. Потом мисс Ватсон завела меня в чулан и стала молиться, да только ничего не вымолила. Она сказала, что, если я буду молиться каждый день, то получу все, о чем попрошу. Куда там. Я уж пробовал. И даже получил как-то раз леску для удочки, но без крючков. А на фига она мне без крючков-то? Я помолился и насчет крючков, раза три, а то четыре, но без толку. Тогда я попросил мисс Ватсон за меня попробовать, и она обозвала меня дураком. Почему я дурак, она не сказала, а сам я, как ни ломал голову, этого не понял.
И как-то раз я ушел в лес и долго сидел там, обдумывая все это. Я себе так говорил: если каждый может получить все, о чем он молится, почему же тогда дьякон Винн не вернул себе деньги, которые потерял, когда свининой торговать взялся? Почему вдова не вернет серебряную табакерку, которую у нее сперли? Почему мисс Ватсон хоть немного жирка не нарастит? Нет, говорю я себе, ерунда это все. Ну, пошел я к вдове, рассказал ей, что надумал, а она сказала, что молящийся может получить только «духовные дары». Чего это такое, я не понял, и она объяснила — я должен помогать ближним, делать для них все, что в моих силах, с утра до вечера блюсти их интересы, а о себе и вовсе не думать. А ближние, как я понимаю, это и мисс Ватсон тоже. Я снова пошел в лес, опять посидел, подумал-подумал, но так и не понял, какой от этого прок будет — ближним, оно конечно, а мне-то? — и решил больше на этот счет не беспокоиться, пусть все идет, как идет. Вдова, бывало, позовет меня к себе и давай рассказывать о промысле Божием — слушаешь ее, просто слюнки текут; а на следующий день мисс Ватсон как начнет рассуждать о том же самом, так все и испортит. В общем, мне стало ясно, что промыслов этих два, и тот, который у вдовы, предлагает грешнику хорошие шансы, а вот если за него возьмется промысел мисс Ватсон, то все — пиши пропало. Обдумал я это и решил, что лучше буду держаться вдовьего промысла, — я, правда, так и не смог взять в толк, что уж он такого наживет, промысел-то этот, если начнет обо мне заботиться, я же вон какой невежественный, и бессовестный, и непослушный.
Папаши моего никто уж больше года не видел и меня это устраивало, я с ним вообще больше дело иметь не хотел. Он же только и знал, что лупить меня, если, конечно, трезвый был и если я ему в руки давался, — я ведь, когда он в городе объявлялся, сразу в лес удирал. Ну вот, и примерно в то время его нашли утонувшим в реке, милях в двенадцати выше города, так мне сказали. То есть, все думали, что это он, потому как утопший был в точности его роста, весь в лохмотьях и с длиннющими волосами, в общем, вылитый папаша. Другое дело, что по лицу его ничего сказать было нельзя — он столько времени пробыл в воде, что от лица ничего, почитай, не осталось. Говорили, что он плыл по реке этим самым лицом кверху. Короче, выудили его и закопали на берегу. Однако радовался я недолго, потому как вспомнил то, что всегда хорошо знал: утопленник, если он мужчина, лицом кверху плыть ну никак не может, только книзу. И я сообразил, что никакой это был не папаша, а вовсе утопленница в мужском платье. И мне снова стало не по себе. Я рассудил так, что рано или поздно, а мой старик объявится, хочу я того или не хочу.
Месяц примерно мы проиграли в разбойников, а потом я ушел из шайки. И другие мальчики тоже. Никого мы не ограбили, никого не убили, одно притворство и больше ничего. Выбегали из леса, налетали на свинопасов или на женщин, которые ехали на рынок в телегах со всякими овощами, да и из тех ни одной к себе не увели. Том Сойер называл свиней «слитками», а репу и прочее «самосветами», и мы забирались в пещеру и хвастались нашими подвигами, рассказывали, сколько народу перебили да на скольких наши метины оставили. Но я что-то не видел, какая нам от этого прибыль. Как-то раз Том послал одного мальчика бегать по городу с горящей головней, которую Том называл «боевым кличем» (то есть знаком, что разбойникам следует собраться вместе), а после сказал, что получил от своих лазутчиков секретное донесение — дескать, назавтра в Пещерной лощине станет становищем целая орава испанских купцов и богатых А-рабов, а с ними будет две сотни слонов, да шесть сотен верблюдов, да больше тысячи «бьючных» мулов и все они будут нагружены брильянтами, а охраны у них все-то четыре сотни солдат, и стало быть, мы засядем в «секрет», так он сказал, всех их поубиваем и сорвем здоровенный куш. Он велел нам наострить мечи, начистить пистолеты и вообще изготовиться. Он даже на телегу с репой ни разу не напал, не заставив нас первым делом мечи заострить да пистолеты начистить, хотя мечи у нас были из реек и метловищ, а их остри хоть до посинения, ни фига они лучше не станут. Я вообще-то не верил, что нам удастся расколотить такую кучу испанцев и А-рабов, но мне охота было взглянуть на верблюдов со слонами, поэтому на следующий день, в субботу, я, как миленький, сидел со всеми в «секрете», и мы, получив сигнал, выскочили из леса и понеслись вниз по склону горы. Да только никаких испанцев с А-рабами там не оказалось — и слонов с верблюдами тоже. Всего-навсего, пикник воскресной школы, и тот для первоклашек. Налетели мы на них, разогнали детишек по всей лощине, и захватили добычу: несколько булочек с вареньем — ну, правда, Бену Роджерсу все же досталась тряпичная кукла, а Джо Харперу сборник гимнов и религиозная брошюрка. А тут еще откуда ни возьмись учительница выскочила, так что мы всю добычу побросали и дали деру. Брильянтов я ну никаких там не увидел, так Тому Сойеру и сказал. Но он ответил, что брильянтов там было хоть завались — и испанцев с А-рабами тоже, и слонов и прочего. «Чего же мы их тогда не увидели?» — спросил я. А Том сказал, что, если бы я не был таким неучем и прочитал книжку, которая называется «Дон Кихот», так сразу все понял бы и никаких вопросов не задавал. Сказал, что во всем виноваты заклинания. Дескать, и сотни солдат там были, и слоны, и сокровища, и прочее, однако наши враги, он их магами назвал, обратили все это в воскресную школу — просто по злобе. Я сказал, ладно, тогда нам надо изловить этих магов. А Том обозвал меня олухом.