Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 208

Узнав меня, он первым делом выругал меня по-грузински за мальчишество, «за трусость прослыть трусом», а потом принялся неудержимо изливать передо мною свой восторг. «Это ли не звезда? Это ли не перст Провидения?» — ежеминутно повторял он.

Я сам был на седьмом небе, и в ту минуту готов был и понять, и извинить всякое суеверие. Мы вернулись промокшие до мозга костей: палатки наши уже были сняты. Не знаю, что сделали другие, а я, усталый и телом, и душою, успел только привязать моего верного Буцефала подле копны сена и тут же завалился спать, на том же сене, под открытым небом и проливным дождем...

VII

Дальше события вышли уже из-под нашей власти. 3-го июня сами турки двинулись из Карса атаковать наши войска в Аравартане. Я не описывал этого дела, ибо на нем не присутствовал. Оно происходило в десяти верстах от нашего лагеря. Я за ним следил, стоя близ кареты, изображавшей из себя станцию военно-походного телеграфа. Главнокомандующий и командующий корпусом почти не отходили от этой станции с тех пор, как получилась первая и весьма тревожная депеша г. Геймана, требовавшая чуть ли не расстреляния покойного Рыд-зевского, тогда командовавшего грузинским гренадерским полком и принявшего бой без ведома и приказания отрядного командира г. Геймана. Любопытно было следить по этим депешам за перипетиями боя, а еще более за изменчивостью людских сркдении >: приговоров: в последней депеше г. Рыдзевский выдавался уже за героя, да он и действительно был таковым, в полном смысле этого слова...

VIII

Блистательный успех наших войск в Аравартане, обязанный, главным образом, бесподобной кавалерийской атаке, проведенной кн. З.Г. Чав-чавадзе, увы, не вернул нам инициативы в направлении военных событий. Скоро пришло известие, что турки осадили Баязет, что микроскопический эриванский «отряд», посланный в Алашкертскую долину под предводительством А. А. Тергукасова3 с целью отвлечь внимание Мухтара от Карса, наткнулся на превосходящие силы наседающего на него неприятеля. Военные совещания приняли новое направление: уже не о штурме Карса пришлось заботиться, а о лучших способах выручить ба-язетский гарнизон и эриванский отряд. Решено было послать за Соган-луг особый отряд, уже для отвлечения внимания Мухтара от Тергукасова. М.Т. Лорис-Меликов взялся пойти с этим отрядом, командование которым принадлежало, впрочем, В. А. Гейману.

Мне незачем описывать перипетий того зивинского похода. Он мною своевременно описан был с достаточной ясностью. Дополню только свой прежний рассказ несколькими штрихами, характеризующими личность Михаила Тариеловича.

Еще задолго до выступления в поход он сообщил мне как о цели, так и об опасности предпринимаемого движения. Но на этот раз он не отговаривал меня от этой поездки.

— Хоть поход и опасен, хоть мы, если только турки не идиоты, и можем найти себе могилу за Соганлугом, но я бы хотел, чтобы вы меня сопровождали, тем более что тут, под Карсом, дел никаких для вас не будет.

Поистине дантовские картины я видел тут, перед выступлением в этот поход. Нужно было железную силу воли иметь, чтобы спокойно выдержать, лицу, знавшему в чем дело, серьезные вопросы и недоумения окружающих о том, чья участь завиднее: тех, кто идет брать Эр-зерум, или тех, кто остается взять Карс. Люди серьезно спорили и рассчитывали, где больше наград предстоит. Выступавшие с завистью смотрели на остававшихся, думая, что эти последние «без нас возьмут Карс». И никто не хотел подумать: да с чем же возьмут Карс или Эрзе-рум, когда в обоих расчлененных отрядах имелось лишь по четыре пехотных полка? Лорис иногда грустно улыбался, когда спрашивали его совета: «ехать или оставаться». Но, большею частью, он нетерпеливо и желчно отвечал ядовитым сарказмом или просто бранью.

В лагере над Меджингертом, 11-го июня, когда нам выяснилось расположение турецких войск, тоже разбитых на два лагеря, в расстоянии между ними свыше 40 верст, и когда все окрркавшие настаивали на безотлагательной атаке ближайшего неприятельского отряда, М.Т. в первый раз для меня обнаружил чрезвычайное колебание в принятии решения. Чтобы воздействовать на его мысли, мы с полковником





С.О. Кишмишевым улеглись на земле близ палатки «генерала» и принялись громко судить да рядить о положении неприятеля. Я яростно доказывал, что это расположение для нас весьма удобно, что оно выдвигает — как и в 1855 году — все значение Кериикойского моста, что надо захватить этот мост, и оба турецких отряда будут отрезаны от Эрзеру-ма: ничто нам не помешает разбить их порознь... С. Кишмишев пустил в ход всю свою ученость и военно-историческую эрудицию, чтобы доказать ту же самую мысль. Но М.Т. Лорис-Меликов не вышел к нам из палатки, а просто приказал нам философствовать где-нибудь подальше от него: и без вас-де тошно. Только на следующий день он мимоходом сказал мне: вот вчера вы тут глупости вслух говорили. Зачем? Разве я этого не знаю? Ведь мне, как участнику и знатоку кампании 1855 г., эта мысль не может не быть известна. Она верна. Но навряд ли другие на нее согластся. Чересчур сильна в них закваска столетней горской войны, сильна традиция налетов, внезапных штурмов, рискованных атак. В этом вся их стратегия, и только в эту стратегию они верят. Как же вы думаете, что людей, кто бы они ни были, возможно посылать на смерть, когда нет в них веры в свое дело? Вот на Зивин все они пойдут с охотою, тут «штурм». А в сложные операции и в это ваше излюбленное «наступление на хвост неприятелю» они не верят... Я попытаюсь убедить их, я исчерпаю все доводы, все просьбы, но если они не сдадутся, то будь на это их воля... Ведь они идут на смерть...

В день боя мы все трое корреспонденты638 так близко стояли к группе генералов, образовавших военный совет, что слышали почти все прения. Аорис очень горячо доказывал необходимость обождать, собрать сведения о неприятеле, осмотреть позиции и т. п. Все остальные боялись, что «турки уйдут». Наконец, Д.В. Комаров решил участь совещания, сказав Аорису:

— Нет, Михаил Тариелович, сознайтесь: вас больше всего лишь то останавливает, что нынче понедельник и тринадцатое число.

Этот намек на суеверность и «опасливость» Лориса взорвал последнего.

— Ну, если так, делайте что хотите. Я умываю руки!

С этими словами он подошел к нам, повторяя последнюю фразу даже и по-французски.

— Мне кажется, однако, — ответил ему Кутули, вообще понимавший толк в военных делах, — что вы, как корпусный командир, имеете право навязать свой взгляд.

Лорис резко отвернулся от нас и уныло уселся на камень созерцать неподвижный турецкий лагерь, белевшийся на высотах перед нами...

IX

В день зивинского боя волю и власть свою М.Т. Лорис-Меликов проявил лишь в сумерках. До того времени он все время неописуемо волновался. Мы наблюдали за боем с высоты, откуда видна была на противоположном подъеме лишь незначительная часть атаки. Но что делалось там внизу, в лощине, где текла «Зивинка», куда спустились наши войска и откуда они должны были подыматься для атаки неприятельской позиции, — этого «корпусный» видеть не мог. Одного за другим послал он туда всех своих адъютантов, ординарцев, «состоявших» и «фазанов» с поручением узнать, что там происходит и почему войска так долго не подымаются. Посланные или вовсе не возвращались, или же сильно запаздывали. Лорис остался почти один: разъехались даже и корреспонденты, кроме меня. Я же в этот день задался целью сделать любопытную в литературном отношении попытку — описать бой не роз*: {ж±шп, не после его окончания, а, так сказать, час за часом, под непосредственными впечатлениями его хода. Лорис зло издевался надо мною, остря, что я подражаю художникам-импрессионистам, довожу до абсурда приемы «рисованья под открытым небом», и то и дело отрывал меня от работы, чтобы указать на ту либо другую картину. По целым часам смотрели мы с ним на героические попытки грузинского гренадерского полка вскарабкаться по отвесной скале до неприятельских траншей, окутанных сплошным дымом безостановочно трещавших выстрелов. Гренадеры опрокидывались то и дело. Тела убитых кувырком слетали в пропасть, но полк не подавался назад: его изнурение и бессилие виднелись лишь в том, что приостанавливалось его наступательное движение, и он пассивно принимал смерть, градом на него сыпавшуюся. У меня мутился взор. Лорис старался скрывать слезы. «Да где же мои эриван-цы, что они не поддерживают грузинцев», — то и дело спрашивал он. «Посмотрите в ваш бинокль, не видать ли кавалерии?» Но кавалерия, посланная в обход, все не показывалась...