Страница 75 из 208
Генерал сошел с коня, поздоровался с солдатами и, приняв почетный караул и ординарцев, подошел к группе офицеров, в которой начались разные формальности.
Проделав всю эту неизбежную процедуру, Лорис-Меликов вошел в отведенное ему в нашем доме помещение. После некоторого туалета сервирован был для него завтрак на его половине, так как генерал чувствовал себя с дороги усталым, да и не пожелал тотчас по приезде беспокоить наше семейство.
Приезд последовал около часа дня, а часов в шесть вечера приготовлен был для гостя в нашей зале большой изысканный обед, на который приглашены были: командир батальона подполковник И.К. Мищенко, помощник моего отца по управлению округом майор В.Л. фон Клуген, адъютант капитан Воинов и штаб-доктор К.О. Савич.
Вот тут, за обедом, который я не стану подробно описывать, я совсем уже близко ознакомился с Михаилом Тариеловичем.
Когда все были в сборе, в залу вошел Лорис-Меликов и, сопровождаемый моим отцом, прошел в гостиную, где познакомился с моею матерью и увидел меня и брата моего — в то время гимназистов Тифлисской губернской (по старому титулу) гимназии.
Когда отец мой представил нас нашему гостю, он улыбнулся, подал нам руку и сказал:
— Какие молодцы, — оба в папашу!.. А вот этот (указывая на брата) совсем кавказец, — черный-пречерный... (брат мой был гораздо смуглее меня, что не ускользнуло от зоркого генерала).
После обычных светских любезностей, которыми генерал обменялся с хозяйкою дома, и нескольких минут беседы о совершенном генералом путешествии, о нашей резиденции, о нашем житье-бытье и проч., он был приглашен к закуске, а затем и к столу.
Михаилу Тариеловичу отведено было почетное место — по правую сторону прибора хозяйки, и, когда он начал усаживаться, мы с братом, стоявшие из скромности поодаль, попались ему на глаза. Тогда он, приветливо улыбнувшись, обратился к моей матушке и сказал:
— Вы позволите вашим молодцам поместиться возле меня? Я очень люблю молодежь... А вот этот красавчик особенно приглянулся мне...
И, взяв брата моего за руку, он притянул его к столу и усадил рядом с собою, а меня — рядом с братом. Остальные приглашенные разместились, вероятно, в соответствующем их рангу порядке, что, конечно, нисколько не занимало тогда меня. Все мое внимание сосредоточено было на Лорис-Меликове, оказавшем нам, гимназистам всего-то 4-го и 5-го классов, такую любезность.
За столом Михаил Тариелович был разговорчив, шутлив, весел. Держал он себя до крайности просто, непринужденно, — совершенно по-армейски, или, вернее сказать, по-кавказски...
В день приезда Лориса к нам в Ахты вечерний чай подан был, по его желанию, в его кабинет, где он оставался наедине с отцом моим до поздней ночи, беседуя о делах округа.
На другой день с утра Михаил Тариелович занимался ревизией и всякою канцелярщиной, знакомился с делопроизводством действовавшего тогда гласного суда — «деван-ханэ», где все уголовные и гражданские дела разрешались, а проступки и преступления карались не по российским законам, а по шариату и адату — двум кодексам мусульманского народного суда.
Это смешанное законодательство исходит из двух противоположных начал. Шариат составляет свод правил Корана, основанных на общих положениях религии и нравственности. Он строг и беспощаден, а потому нигде и никогда не имел большого значения и применения среди свободолюбивых горцев. Адат состоит из общепринятых правил, установленных обычаем и освященных временем. Вытекая естественным путем, под влиянием природы, из сложившихся условий жизни полудикого народа, он гораздо более популярен и гораздо чаще применяется у всех магометанских племен Кавказа.
После ревизии Лорис-Меликов осмотрел самое помещение деван-ханэ, которое находилось тут же, рядом с канцелярией начальника округа. Там представлены были ему члены суда, состоявшего из почтенных и почетных беков и кадиев. Председателем суда по тогдашнему времени был сам начальник округа.
В делах ревизии, насколько помню, Михаил Тариелович провел дня два, но прожил у нас дня четыре. В последний день своего пребывания ему вздумалось осматривать горячие целебные (серные и др.) источники, находящиеся в 6 или 7 верстах от аула Ахты, по дороге к аулу Сумугул.
В этой интересной поездке добрый и любезный Лорис-Меликов не забыл про нас — меня и брата, успевших, в силу его внимания к нам, привязаться к нему со всем пылом наших юношеских чувств.
Мы были не плохие наездники (как почти все на Кавказе), и Михаил Тариелович всю дорогу шутил и балагурил с нами, пускался в скачку и хвалил нашу посадку и смелую езду.
— Недаром папа ваш кавалерист: научил и вас хорошо ездить, — сказал он нам после одной такой скачки.
Так как с нами были на всякий случай охотничьи ружья, то удалось в пути и поохотиться на горных куропаток, которых на Кавказе в то время было изобилие. Михаил Тариелович не принимал сам участия в этой охоте, а подстрекал и подзадоривал к ней нас.
Поездка на воды так сблизила нас с Лорис-Меликовым, что он пожелал, чтобы мы провожали его в день отъезда вместе с нашим отцом.
Любезность генерала очень льстила нам, и мой брат, приглянувшийся ему, почти безотлучно находился при нем в свободные от дел часы. Лорис постоянно таскал его с собою, угощал сластями и говорил про него:
— Это мой компатриот! Посмотрите, какой черный!.. И глаза-то у него черные... Настоящий армянин!..
Провожала Михаила Тариеловича громадная кавалькада, состоявшая из 400—500 всадников. В ней участвовали: весь наличный персонал администрации: начальник округа, его помощник, адъютант, окружный врач, затем батальонный командир с адъютантом, все члены деван-ханэ, все наибы, ханы и беки, — как собственно ахтинс-кие, так и съехавшиеся из других аулов округа, — весь конвой, в числе 70 нукеров, с своим национальным оркестром — зурною — и с своим начальником Измаилом-башчи во главе, и в заключение всего — масса добровольных джигитов, жителей Ахты и соседних аулов, явившихся провожатыми как ради почета, так и из любопытства... Кто не знает, как падок восточный люд и особенно горцы до всех таких почетных встреч и проводов, а тем более в подобных исключительных случаях, где дело касалось их главного начальника...
Михаил Тариелович, как сообщил мне потом отец, вовсе не думал заезжать в аул Мескенджи, лежащий несколько в стороне, но, прослушав легенду и узнав только теперь, что мескенджинцы шииты, следовательно, совершенно обособлены от остальных жителей округа, выразил желание посетить этот аул.
Как только об этом стало известно, в Мескенджи вихрем понесся нарочный предупредить кого следовало — юзбаша (старшину) и других властей, что к ним в аул едет начальник Дагестана. Но такое предупреждение оказалось скоро излишним: из аула ехали навстречу нам и юзбаш, и беки, и разные почетные лица с приглашением к Лорис-Меликову почтить своим посещением Мескенджи, жители которого хотят-де видеть своего главного начальника и ожидают его с нетерпением... и любопытством, добавлю я от себя, ибо нет в мире народа любопытнее кавказских горцев...
* 627 627
Оказалось, что гостеприимный юзбаш не ударил лицом в грязь и на всякий случай с утра раннего распорядился готовить к полудню обед, достойный высокого гостя.
Аорис-Меликов, вовсе не предполагавший быть в Мескенджи, был очень удивлен, когда мескенджинский юзбаш, встретив его во главе своего народа, поднес ему хлеб-соль627 на медном вылуженном блюде, а затем просил принять скромную трапезу в его доме.
Отказаться было, разумеется, неудобно, дабы не обидеть в лице хозяина всех жителей Мескенджи, и Лорис-Меликов, пошутив с отцом моим и окружающими насчет вечных й повсеместных кормежек гостеприимных кавказцев, вынужден был слезть с коня и войти в дом старшины.
Там на подобающей кунацкой628, устланной коврами и обложенной по стенам мягкими подушками в канаусовых чехлах, где все рассаживались прямо на полу, по-восточному, тотчас подан был обед, состоявший из всевозможных восточных блюд, среди которых первое место, и по значению своему, и по самому виду, занимал, конечно, пилав. Он, как всегда у азиатов, подан был под особым шлемообразным металлическим колпаком, хорошо вылуженным и еще лучше вычищенным.