Страница 60 из 208
Познакомились они у К. К. Грота — главного управляющего IV отделением Его Императорского Величества канцелярии. Кони вспоминал: «А! — сказал уже находившийся не у дел Лорис, шутливо грозя мне пальцем, — не хотел ко мне прийти!» — «Не мор>, ответил я. «А почему?» Кони объяснил, что его приход к «всемогущему министру» мог быть истолкован как желание получить «великие и богатые» милости. «Умное лицо Лорис-Меликова осветилось мягкой улыбкой, и он, горячо протянув мне руку, воскликнул: «Душа моя! Правильно! Чудесно! Так и следовало! Ну, а теперь ко мне придете?»568
Кони действительно пришел к Лорис-Меликову. Произошло это в Висбадене в 1884 г. Сразу выяснилось, что они во многом единомышленники. Воспоминания Анатолия Федоровича хорошо передают атмосферу и характер общения этих двух порядочных, глубоко мыслящих людей: «Почти каждый вечер он ждал меня с нетерпением, и мы проводили два-три часа в оживленной беседе, в душной комнате с затворёнными окнами (он очень боялся простуды и постоянно чувствовал себя озябшим) среди облаков дыма, иногда за стаканом тяжелого кахетинского вина... Если я не был у него два вечера подряд, то на третий день рке доставлялось письмо Лориса с тревожным запросом о моем здоровье или в моем отдаленном уголке Висбадена появлялось закрытое со всех сторон ландо, привозившее Лорис-Меликова справиться обо мне»569.
Со страниц мемуаров проглядывает замечательный, выразительный образ: вместо «хитрого и лукавого царедворца» Кони увидел доверчивого, откровенного, доброжелательного человека, чркдого себялюбия и «корыстолюбивого эгоизма», который признавался в своих недостатках в бытность государственного деятеля. Понимая слабое знакомство с теорией государственного управления и устройства, Лорис-Меликов начал учиться этому, уже сойдя с правительственной арены. «Я не раз, — вспоминал Кони, — заставал его в Висбадене за чтением сочинений по финансовому и административному праву, причем он очень интересовался прогрессивным подоходным налогом, находя в нем практически близкое и справедливое... разрешение острых сторон социального вопроса». Увлекался Лорис-Меликов и чтением французских парламентских отчетов, расспрашивал Кони «о коренных началах конституции»570.
Следил граф и за внешнеполитическими событиями. 6(18) сентября 1885 г. в столице Восточной Румелии Филиппополе возникло народное восстание, турецкие власти были изгнаны, произошло соединение Восточной Румелии с Болгарским княжеством. В России к этому отнеслись отрицательно. «Возникшая на Балканах сумятица, — писал Михаил Тариелович Белоголовому, — все еще не прекращается, и трудно предвидеть, чем разрешится этот эпизод. Лишь бы мы не были вовлечены в вооруженное вмешательство. Государственный организм наш и без того уже страдает многими недугами — война, конечно, не может исцелить их, а, напротив, способна еще более осложнить болезненное состояние»571.
Международная жизнь вторгалась и непосредственно в курортные убежища графа. По воспоминаниям Кони, появлялись у Лорис-Мели-кова «интересные люди из чрких». С большим вниманием был встречен немецкий поэт, писатель и переводчик Фридрих Боденштадт (1819—1892). С ним было о чем поговорить. Он путешествовал по России, объездил Кавказ, одно время был директором учительского института в Тифлисе; выпустил книгу «Э1е Уб1кег с1е$ Каиказш ипс! тЬге РгеШеШкатГе ^е^еп сНе Яш$еп» («Народы Кавказа и освободи-
тельная борьбы против России»). Его сборник «Песни мирзы Шаф-фи» выдержал более полутораста изданий. Можно себе представить, как интересен был для Михаила Тариеловича такой человек. Среди посетителей оказались и бывший префект Парижа при Тьере — Леон Рено, и в прошлом губернатор Меца — Генкель фон Доннерс-Марк. Так в лицах всплывали реалии Западной Европы.
И все же мимолетные встречи с интересными людьми, письма друзей, чтения, международные новости не могли скрасить курортную жизнь графа; он с тревогой следил, как разваливаются в России все его начинания.
Естественно, как только болезнь отступала, возникал тревожный вопрос: а не возвратиться ли в Россию, в Петербург? Тем более, что Лорис-Меликов формально числился членом Государственного совета, генерал-адъютантом. Вроде бы было чем заняться. Именно об этом 7 сентября 1885 г. из Берлина он писал своему другу Кони. Идея возымела действие — семейный совет так и решил: в начале мая 1886 г. отправиться в Петербург. Но, сообщив это, Михаил Тариелович в письме к Кони от 30 сентября 1885 г. оговорился: «Стремлюсь возвратиться в отечество не для того, чтобы посвятить себя, как Вы указываете, работе по званию члена Государственного Совета. К работе этой едва ли я теперь пригоден; хилая старость взяла уже меня в свои объятия, а при такой гостье немыслим серьезный или усидчивый труд. Вот почему хочу возвратиться на родину ради самого себя и из эгоистических побуждений; хочу жить вблизи таких немногих лиц, общение с которыми влияет на меня гораздо благотворнее, чем всевозможные микстуры, порошки и ванны, столь обильно и ретиво прописываемые врачами на всех курортах»572.
Летом 1886 г. Лорис-Меликов приехал в Петербург. Он заметно похудел, мучила одышка, лихорадочно горели глаза. Таким он и представился царю. Александр III участливо принял графа, спросил о здоровье, сообщил, что дела на Кавказе идут удовлетворительно, и дал разрешение на бессрочный отпуск.
И все же Михаил Тариелович не остался в Петербурге — решил немедленно вновь отправиться за границу. «Мне, — рассказывал он Кони, — столь многие здесь противны до невыносимости. Душа моя! Когда я был диктатором, они толкались в моей приемной так, что проходу не было — и мне приходилось видеть их душу, вывороченную наизнанку... Отец родной! Какая это гадость»573.
* * *
...В С.-Петербурге готовились торжества в честь победы России над Турцией в войне 1877—1878 гг. В феврале 1886 г. у Троицкого собора началось возведение памятника из турецких орудий, захваченных у неприятеля. К осени работы закончились. Почти тридцатиметровый памятник венчала фигура «Победа». В 1930 г. этот монумент исчез — советское правительство продало его в Германию на переплавку574.
Открытие состоялось 12 октября 1886 г. — в годовщину победы русских под Горным Дубняком. В торжестве участвовали войска, поименованные на бронзовых досках памятника, все высшие начальники, прославившиеся в войну. На гранитной части монумента — главная надпись: «Участники в войне: Государь император Александр II, общий руководитель всех действий; их Императорские высочества великие князья: Николай Николаевич старший, Главнокомандующий в Европейской Турции; Михаил Николаевич, Главнокомандующий в Азиатской Турции; наследник цесаревич Александр Александрович, начальник Рущукского отряда; Владимир Александрович, командир 12-го армейского корпуса».
Это торжество резко нарушило душевное состояние человека, сыгравшего одну из главных ролей в упомянутой войне, — вызвало справедливое негодование. Своими горькими думами граф, как всегда, поделился с Белоголовым. Так появилось обширнейшее письмо — весьма содержательный, ценнейший исторический источник (см. док. № 16), вышедший из-под пера Михаила Тариеловича (правда, первые три страницы он писал сам, а остальной текст, лежа в постели, диктовал) и ярко отражающий его настроения и идейные воззрения в конце жизни. «Совершившееся на прошлой неделе в Петербурге торжественное открытие памятника войны с Турцией 1877—1878 годов, — писал из Ниццы Лорис-Меликов 20 октября 1886 г., — сопровождалось таким невежеством и невниманием к прошлым моим заслугам, что вот уже 8-й день, хотя и стыдно сознаваться в этом, не могу отделаться от гнетущего меня чувства досады и раздражения. Взялся я сегодня за перо и хочу высказать Вам, дорогой мой Николай Андреевич, свою печаль, надеясь, что от изложения своего горя на бумаге, авось, полегчает на душе»575.