Страница 171 из 208
«Для своих пятидесяти шести лет граф кажется еще очень бодрым на вид. Красивые черные глаза полны жизни и огня; они постоянно в движении, подобно и остальной части лица. Волосы все еще черны, густы и растут упрямо; бакенбарды, с пробивающеюся сединою, отпущены по образцу русских военных людей, хотя несколько длиннее обыкновенного. Граф среднего роста, худощавый, весь из нервов, с медноватым оттенком кожи, загоревшей от лучей солнца Кавказа. Он живет в здании бывшего III отделения, по Фонтанке, выезжает лишь во дворец или в заседание государственного совета, в легкой коляске, сопровождаемый двумя конвойными казаками, скачущими у задних колес и держащими длинную пику у стремени. На козлах сидит дагестанский горец, его бывший ординарец, преданный ему душою и подозрительно смотрящий на всех попадающихся на пути. После обычного доклада у Государя граф удаляется в свой кабинет, стены которого видели такое множество высокопоставленных лиц. Он допускает к себе всякого, как только улучит свободную минуту; в приемной вместе с министрами ожидают его прибытия бедные женщины; каждый имеет о чем-нибудь просить этого вельможу, и каждый убежден в его высоком уме и справедливости. Граф обедает в шесть часов. За обедом подается старое кахетинское вино, нагретое елико возможно и очень крепкое: оно восстановляет силы этого кавказского уроженца, весьма чувствительного к внезапным переменам петербургского климата. Затем граф снова принимается за работу до поздней ночи. В минуты умственного отдохновения граф любит пошутить и посмеяться. Но это случается весьма редко, так как служебные дела не дают пользоваться минутным удовольствием. Никто никогда не думал сомневаться в полнейшем бескорыстии графа Лорис-Меликова. Это тем замечательнее, что у него нет никакого обеспеченного состояния, и министерского содержания ему вполне достаточно для удовлетворения потребностей жизни — жизни совершенно патриархальной, которую ведет он, вместе с своею супругою и тремя дочерьми. Его домашний быт чужд всякой роскоши, и граф никогда не дает официальных вечеров. Вся жизнь его поглощена непомерным трудом, сопряженным с обязанностями его положения. Усиленная деятельность его ума доходит иногда даже до того, что он как бы теряет представление о внешних предметах. Один из состоящих при нем офицеров рассказывал, что когда почивший Император Александр Николаевич имел пребывание в Ливадии, то граф часто писал по ночам длинные конфиденциальные письма. Он громко редактировал эти письма, как будто диктуя их невидимому секретарю; иногда останавливался, отворял дверь в комнату, где находился дежурный адъютант, спрашивал у него папиросу и возвращался в кабинет, громко повторяя начатую фразу. Можно было подумать, что эти внешние действия он производил в припадке сомнамбулизма. Я уже говорил, что у него кроткий характер. Но среди его многотрудных обязанностей встречаются иногда поводы к гневу, и тогда, как рассказывал мне один свидетель, черты его лица принимают грозное выражение. Так случилось, однажды, в прошлом году, летом. В Петербурге вздорожала цена на хлеб, вследствие спекуляций некоторых торговцев. Граф, разгневанный, призвал к себе городского голову и многих гласных.
— Что сделано, — спросил он, — для того, чтобы народ мог покупать хлеб по прежней цене?
Никто не нашелся, что ответить. Некоторые заикнулись было о свободе торговли.
— Я не хочу, — возразил граф, — чтобы предмет первой необходимости, как хлеб, слркил средством для спекуляций. Я, вообще, склоняюсь на кроткие меры, и вам это известно; но если я узнаю, что с завтрашнего дня хотя один из торговцев продолжит заниматься подобным постыдным делом, то я поступлю с ним так, что он долго будет меня помнить.
И при этих словах лицо графа выразило, как говорят, такой гнев и сделалось до того грозным, что торговцы не замедлили понизить хлебные цены до их прежней нормы».
Дневник событий. С 1 марта по 1 сентября 1881 г. СПб., 1882. С. 247—248.
№ 77
ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН ГОРОДА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
В понедельник, 18 мая, назначено экстренное заседание петербургской городской думы, в котором, между прочим, будет рассматриваться следующее предложение 130 гласных о поднесении графу Лорис-Меликову звания почетного гражданина города Петербурга: «Граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов, по причине болезни, на днях оставил должность министра внутренних дел. Не продолжительная, но плодотворная была деятельность бывшего председателя верховной распорядительной комиссии и потом министра внутренних дел, к которой граф Лорис-Меликов был призван доверием в Бозе почившего Государя Императора, Царя-Освободителя, ныне всею Россией оплакиваемого. Петербург, спасенный пред тем, в числе других городов России, графом Лорис-Меликовым от ветлянской заразы, зловещие признаки которой уже обнаруживались в столице, был ближайшим и постоянным свидетелем трудов и дел графа Михаила Тариеловича, направленных к возвеличиванию верховной власти, к водворению в России порядка и спокойствия и к удовлетворению народных нужд. Трудно указать на государственного сановника в России, который когда-нибудь был облечен большим полномочием по всем делам государственного управления, как граф Лорис-Меликов. Приняв громадную власть тотчас после взрыва царских чертогов, граф сразу выставил стремление: при полном доверии к обществу, пробудить лучшие охранительные его силы и в этом иметь оружие для спасения Престола и России и для подавления крамолы. Твердо и последовательно проводил и поддерживал граф этот взгляд во все время своего управления, не щадя сил, здоровья и даже жизни. Все мы испытали плоды этой политики, и все мы видели, как опасение и тревога постепенно заменялись спокойствием и доверием к силе и правосудию правительства. Ярко блещет Императорская корона при таких случаях, а такая деятельность государственных помощников не забывается ни благодарными современниками, ни потомством. Доверие, выраженное графом Михаилом Тариеловичем к представителям городского населения приглашением их к занятиям в верховной распорядительной комиссии, участие, принимаемое графом в делах городских и могущественная его помощь столичному рабочему населению в последней минувшей его нужде в хлебе — все это не может не вызывать в представителях столичного населения чувства глубочайшей благодарности к бывшему председателю верховной распорядительной комиссии и министру внутренних дел — графу М.Т. Лорис-Меликову. Искренно сожалея, что болезнь остановила дальнейшую государственную деятельность графа Михаила Тариеловича, мы, нижеподписавшиеся, имеем честь предложить городской думе, в память управления графа Лорис-Меликова, поднести ему звание почетного гражданина города Петербурга1.
Киевлянин. 1881. 20 мая.
1 Узнав, что столичная дума предложила избрать Лорис-Меликова почетным гражданином города Петербурга, Катков обрушился на тех, кто «осмелился сказать, что эта диктатура спасла русский престол» (Московские ведомости. 1881. N° 138).
Документы свидетельствуют, что газетам было запрещено касаться этого заседания думы (ГА РФ. Ф. 776, п. 8, д. 31, л. 1; См.: Хейфец М.И. Указ. соч. С. 218).
№ 78
«тут ЧТО НИ СЛОВО, ТО НЕПРАВДА...»
Рисуя «недовоспитанность» и «легкомыслие» петербургского общества, «Московские ведомости» утверждают, что для него «слово гораздо внушительнее и красноречивее фактов». В доказательство этого обвинения приводится следующая тирада:
«Попробуйте сказать ему, что в прошлом году либеральный режим не был озабочен ни постановкой чрезвычайных мер общественной безопасности на строго определенную Законом почву, ни понижением выкупных платежей, ни реформой бюджета, ни упразднением целых управлений, ни сокращением кораблестроительной деятельности... — попробуйте привести все это на память тем, кто кричит о реакции, о рассеянных надеждах, о тьме мракобесия — и едва ли вы что-нибудь путное услышите в ответ».