Страница 15 из 208
Сообщая, что назначение Аорис-Меликова генерал-губернатором встречено всеобщим сочувствием, консервативные «Московские ведомости» привели отрывок из заметки в «Санкт-Петербургских ведомостях» некоего г. Львова, не раз встречавшегося с Лорис-Меликовым в Терской области. Вспоминая, как в ту пору всем «очевидно было, что в области есть хозяин, есть душа в деле», Львов не сомневался в успехе миссии Михаила Тариеловича и в Астраханской губернии. Перед отправлением графа к этому месту назначения г. Львов посетил его с целью сказать, что «вся Россия смотрит на него с доверием». «Сердцем чувствую это, — ответил Лорис-Меликов, — я глубоко тронут». — «А Ветлянку сожжете?» — перебил я его. «Сожгу, братец, все что нркно сжечь, ни одной хаты более, ни одной менее... А прежде всего, расстреляю двух-трех должностных за мерзости, которые там делаются...»130 Вот это-то намерение генерал-губернатора кое-кого «расстрелять» столь пришлось по душе редактору-издателю «Московских ведомостей» М.Н. Каткову, что его газета воспроизвела (в фельетоне Б. Маркевича) рассказ Львова со страниц петербургской газеты. Репрессии Катков считал самым надежным средством наведения порядка и в Лорис-Мели-кове усмотрел единомышленника.
Но и либеральная интеллигенция в такой экстремальной ситуации была не против крайних мер, к тому же обнадеживало стремление генерал-губернатора взглянуть на положение дел шире, чем принято было в официальной печати. «Болезнь болезнью, — высказался Лорис-Меликов перед отъездом в Астрахань, — а меня озабочивают экономические вопросы, политические...»131 Это звучало многообещающе...
Лорис-Меликов выехал из Петербурга 26 января экстренным поездом, а 27 января прибыл в Царицын. Саратовский губернатор М.И. Галкин-Врасский встречал генерал-губернатора в Козлове, сопроводив затем до конца пути. Лорис-Меликов ехал вместе с огромной свитой. С ним прибывала санитарно-совещательная комиссия, сформированная из медиков, военных и административных лиц (для совещаний на месте), адъютантов (для сообщения распоряжений), представителей Красного Креста. В ее состав входили генералы и флигель-адъютанты, камергеры, профессора академий и университетов. Генерал-губернатора сопровождали также полевой штаб и интендантство, чины полевой жандармерии и полевой суд. Вместе с Лорис-Ме-ликовым в край эпидемии ехали 70 врачей, а также корреспонденты влиятельных столичных газет. Одновременно к границе Астраханской губернии двигались несколько пехотных и казачьих полков, пограничная и карантинная стража для содержания карантинного кордона протяженностью 1500 верст.
Свою временную штаб-квартиру Лорис-Меликов учредил в Царицыне. Удивительна судьба этого юрода на Волге, основанного в XVI в. как сторожевая крепость для охраны юго-восточных окраин России.
ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ ^--^
Его особая роль неоднократно проявлялась в важных, а порой и решающих событиях российской истории, как это случилось в Гражданскую войну и в войну Великую Отечественную, когда он носил уже другое имя и стал известен всему миру как Сталинград. На рубеже 1870—80-х гг. Царицын — уездный город Саратовской губернии с населением менее 50 тысяч жителей — был одним из главных торговых пунктов Поволжья.
Можно представить, с какими чувствами ожидали местные власти новоявленного генерал-губернатора, находившегося еще в ореоле славы «героя Карса» и облеченного самим царем столь обширными полномочиями! Никогда за всю свою историю скромный Царицын не собирал в себе разом столько титулованных особ и высоких чинов гражданского и военного ведомств, как в зиму 1879 г. К приезду Лорис-Меликова в Царицын съехались и подчиненные ему губернаторы самарский, астраханский и ставропольский, каждый со своей свитой.
Встречавшие Лорис-Меликова толпы народа, по сообщению столичных газет, несколько дней не отходили от подъезда скромного домика, где поместился генерал-губернатор. «Выезжал граф — толпа крестилась и желала ему доброго пути, веруя, что «покоритель Карса» едет... на поле сражения с врагами жизни», на свою местную Плевну132.
Лорис-Меликов не теряя времени принялся за работу по своему плану и в определенном им самим темпе. На другой день по приезде генерал-губернатора состоялся его первый официальный прием. Он предстал на нем уже во всеоружии первых впечатлений от Царицына. Начав осмотр городских учреждений с тюрем, он был потрясен их теснотой и грязью, но свое возмущение адресовал не только коронным, но и выборным властям, присутствовавшим на приеме: уездному предводителю дворянства и царицынскому городскому голове. Их граф пообещал «немедленно выслать из Царицына», если в ближайшее время порядок не будет наведен, а тюремному начальству пригрозил смертной казнью133. Угрозы не показались пустыми: полномочия генерал-губернатора предусматривали подобные акции.
Забегая вперед, следует сказать, что Лорис-Меликов не воспользовался доброй половиной своих полномочий: никого не выслал и никого, несмотря на обещания, не казнил, не объявлял в крае во-
енного положения. Предоставленные ему права он использовал прежде всего для того, чтобы заставить всех работать с полной отдачей. Учитывая опыт своей деятельности на Кавказе, генерал-губернатор стремился опереться на местное общество. Санитарной комиссии было предоставлено им широкое право «по приглашению всевозможных сведущих людей», хорошо знакомых с условиями и особенностями края134.
Край этот, как и вся Русь, воспетая поэтом — приятелем молодого Лорис-Меликова135, был «и убогим и обильным»: плодороднейшие почвы пойменных лугов, огромные рыбные богатства и бедность трудовых низов, граничившая с нищетой. Только обжившись и оглядевшись на месте, Михаил Тариелович понял всю серьезность угрозы возобновления и распространения эпидемии чумы на Волге, несмотря на ее очевидное затухание с наступлением холодов. Обстановка в Поволжье и особенно в низовьях Волги была самая благоприятная для разного рода инфекционных заболеваний: жаркий климат при заболоченности местности. Здесь были привычны вспышки тифа, малярии, проказы. Неоднократно появлялась и чума: в последний раз ее эпидемия бушевала в 1807—1808 гг. В период пребывания Лорис-Мели-кова в Поволжье наблюдалось серьезное распространение здесь оспы и кори. Неблагоприятные климатические условия усугублялись антисанитарными, поистине чудовищными, мало чем отличавшимся от существовавших в прошлых веках. Особую опасность таило и основное для края рыбное производство в ватагах (артелях). Рыбные рассолы (тузлуки), из-за экономии соли сохранявшиеся в нечищеных ларях в течение 4—5 лет, застаивались, становясь подходящей средой для болезнетворных бактерий. Создавались условия и для скорейшего распространения заразы. В Астраханскую губернию на рыбные промыслы в горячую пору — с весны до осени — стекались массы пришлого населения, в межсезонье возвращавшихся на свои места. Десятки тысяч «промысловых рабов» — главный источник богатства края, по свидетельству столичного журналиста, — не смели иметь «не только дома, семьи, но даже лишнего кафтана», ведя «жизнь зверей»136. Здесь, среди многонационального населения (русские, малороссы, татары, грузины, армяне, персы), были сотни тысяч кочевников — калмыков и киргизов, также способных стать разносчиками заразы.
Крестьянское население в губерниях Поволжья бедствовало от периодических неурожаев. Недоимки (особенно по Самарской губернии) достигали громадных размеров. У всех в краю еще в памяти был самарский голод 1873 г., когда вымирали целыми селами после засухи и неурожая. Засуха в Астраханской губернии вызвала неурожаи подряд в течение 1877—1879 гг., что привело к истощению продовольственных запасов137. Не случайно Поволжье стало одним из главных районов действий революционеров-народников, о чем Лорис-Меликов конечно же не мог не знать.
Волга притягивала революционеров не только памятью о Разине и Пугачеве, но и бедствиями трудового населения. В пору генерал-губернаторства Лорис-Меликова в Самарской и Саратовской губерниях функционировали землевольческие поселения народников. Сестры Фигнер, выжитые местными властями из Самарской губернии, весной 1878 г. поселились в Петровском уезде Саратовской: Вера как фельдшерица, Евгения как учительница. В Вольском уезде в кузнице работал А.К. Соловьев. Рядом действовали А.Д. Михайлов, А.И. Иванчин-Писарев, тогда же здесь побывали В.Г. Плеханов и Н.А. Морозов. Работа в деревне, по признанию В.Н. Фигнер, стала для нее «тяжелым испытанием по тем ужасным впечатлениям», которые она вынесла «из знакомства с материальной стороной народного быта». Больные, грязные, истощенные, приходили с застарелыми болезнями — «неисправимые катары желудка и кишок, грудные хрипы, слышные на много шагов, сифилис, не щадящий никакого возраста, струпья, язвы без конца, и все это при невообразимой грязи жилища и одежды, при пище, столь нездоровой и скудной, что останавливаешься в отупении над вопросом: есть ли это жизнь животного или человека?»138 139 При существующих порядках деятельность в деревне все более представлялась народникам бессмысленной.