Страница 116 из 208
Нет ничего удивительного, если самодержец испортил и допустил испортить даже те реформы свои, которых он искренно желал, — а потом вовсе прекратил всякие реформы и, наконец, начавши прикрывать своею мантиею всякого Трепова и Мезенцева, — дождался до целого ряда покушений.
Не устранив причин, не устраните и последствий того, что Вы называете «преступными действиями, позорящими наше общество», — то устраните в России самодержавие царское с его спутником — произволом чиновников. Только тогда можно будет говорить о каком бы то ни было «дальнейшем преуспеянии отечества». Обдумали ли Вы серьезно то, что Вы писали? Уважаете ли Вы сколько-нибудь то «общество», к которому обращаетесь? Если да, то Вы должны знать, что наименьшее, что Вы должны сделать, это:
1) Отменить не только поставленных после 2 апреля 1879 г. сатрапов со всеми их постановлениями, но и вообще все чрезвычайные меры, принятые с 1863 г., и все особенные суды по политическим делам.
2) Восстановить во всех их правах всех тех, которые пострадали от действий этих сатрапов мер и судов.
3) Уничтожить III отделение со всеми его подобиями и действиями их, вроде административной ссылки, и оградить неприкосновенностью лица, не обвиненные правильным судом.
4) Дать свободу печати и другим способом заявления мнений личных и свободных (сходкам, прошениям).
5) Созвать земский собор хоть в виде делегаций от существующих земств, если уже не «учредительное собрание», избранное поголовною подачею членов, как предлагала «Народная воля».
Имеете ли Вы полномочия и силу на эти меры? Если нет, то зачем же Вы наболтали фраз об успокоении общества, о мирном преуспеянии и т. п. хороших вещах? Зачем Вы написали, что «смотрите на поддержку общества как на главную силу, могущую содействовать власти» ? Какой поддержки хотите Вы, если ни корпорации, ни города, ни земства не имеют никакой свободы ведать свои дела, если их члены поставлены сами под произвол чиновников власти, если не существует никакого общественного учреждения для обсуждения совокупности дел земских, если даже личное теоретическое мнение не свободно...
Итак: если Вы точно понимаете то, что Вы написали в Вашем воззвании, — то, право, несите Вашему августейшему монарху к подписи воззвание о земском соборе, а в ожидании его, указы об амнистии, о неприкосновенности личности без суда, о свободе печати и сходок...
М. драгоманов.
Женева. 4 марта 1880 г.
драгоманов М. Соловья баснями не кормят. Письмо к генералу Аорис-Меликову. Летучая типография «Народной воли». С. 1—5, 8—9.
Драгоманов Михаил Петрович (1841 —1892) — историк, публицист, принадлежал к украинофильской либеральной оппозиции. С конца 1870-х гг. — в эмиграции, имел контакты с народовольцами.
№ 32
РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ О ЛОРИС-МЕЛИКОВЕ
По свидетельству А.С. Суворина, Ф.М. Достоевский возлагал определенные надежды на Лорис-Меликова, но волновался, «хорошими ли людьми окружает себя Лорис, хороших ли людей пошлет он в провинцию. Ведь это ужасно важно, — говорит он. — А хорошие люди есть, выбрать есть из чего... Да знает ли он, отчего все это происходит, твердо ли знает он причины?» И, считая главным именно знание «причин», а не ответный террор, сердито добавляет: «Ведь у нас все злодеев хотят видеть...»
Суворин А.С. Некролог Ф.М. Арстоевского // Новое время. 1881. 1 февраля.
Салтыков-Щедрин — Н.Д. Хвощинской. 15 мая 1880 г. Петербург «На днях был у гр. Лорис-Меликова (сам пожелал познакомиться), принял отличноу благосклонно, расспрашивал о прежней моей ссылке в Вятку, и вдруг, среди благосклонности, вопрос: «А что, если бы Вас теперь сослали (я, конечно, шучу, прибавил граф) ?» На что я ответил, что в 1848 г. мое тело было доставлено в Вятку в целости, ну а теперь, пожалуй, привезут только разрозненные члены оного. А впрочем, дескать, готов, только как бы члены в дороге не растерять. Тем не менее должен сказать: это человек хороший и умный, знает солдат до тонкости, а стало быть, не чужд и знания народа».
Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. Т. XIX. Кн. I. Письма. М., 1976. С. 150—151.
Салтыков-Щедрин — А.Н. Островскому. 25 июня 1880 г.
Петербург
«По цензуре теперь легче, да и вообще полегчало. Лорис-Меликов показал мудрость истинного змия библейского: представьте себе, ничего об нем не слыхать, и мы начинаем даже мнить себя в безопасности. Тогда как в прошлом году без ужаса нельзя было подумать о наступлении ночи».
Там же. С. 157.
И.С. Тургенев — ММ. Стасюлевичу. 21 апреля 1880 г.у Москва.
«Какое же вы мне поднесли вчера красное яичко!! Представьте, кому ни скажешь, кому ни покажешь телеграмму — первым делом все крестятся. Вот ненавидим был человек! Но каким образом это случилось? Как рухнул этот столп?! Подробностей, ради бога, подробностей!..1 Молодец Лорис-Меликов!»
1 Речь идет об отставке министра народного просвещения Д.А. Толстого. Тургенев И.С. Поли. собр. соч. Письма. Т. XII. Кн. 2. Л., 1967. С. 236.
И.С Тургенев — М.Т. Аорис-Меликову. 6 (18) апреля 1880 г.,
Париж.
«Вся Россия знает и высоко ценит то благотворное влияние, которое деятельность Ваша оказала на ее судьбы с тех пор, как доверие монарха призвало Вас на высокий пост, Вами занимаемый. Особенным сочувствием встретило общество меры милости, применяемые к молодым аюаям, которым возвращена была возможность снова приняться за прерванные занятия и, отказавшись от необдуманных увлечений, предаваться вполне интересам наций».
Там же. С 311.
Из воспоминаний В.Г. Короленко
<...> На станциях под Костромой уже слышались разговоры о Лорис-Меликове, о данных ему царем особых полномочиях, о покушении на него со стороны Млодецкого. В одном месте станционный писарь, молодой и толковый отставной солдат, рассказывал жандармам о Лорис-Меликове, под начальством которого он служил на Кавказе. Его отзывы были проникнуты восторгом и... политикой. В его речах слышалось осуждение террористических покушений...
<...> Обращение тюремщиков было нарочито грубое, непременно на «ты». А так как эта система практиковалась и в то время, когда харьковским генерал-губернатором был Лорис-Меликов, то его возвышение было встречено сомнением и враждой. Выстрел Млодец-кого был выражением этих чувств, а немедленная казнь его, казалось, подтвердила усиление репрессий.
<...> Конечно, Россия тогда еще далеко не созрела для настоящего народства, но всякая страна всегда является созревшей для законности. Если бы Лорис-Меликов понимал это настоящим образом, — он мог бы поддержать требование законности сильным еще тогда авторитетом царской власти и, кто знает, — может быть, эпизод Лорис-Меликова мог бы стать поворотным пунктом, своего рода осью, вокруг которой повернулась бы русская жизнь — от самодержавия, через твердый просвещенный абсолютизм, к конституционному строю. Но... все это лишь гадания. Сам Лорис-Меликов не понимал этого и дал только «диктатуру сердца». Одной рукой он старался смягчить действия административного произвола, отпускал арестованных сыновей и дочерей, «утирая слезы родителей», а другой — принципиально закреплял тот же произвол...
<...> Мы вместе пили чай, и Волкенштейн1 рассказывал петербургские новости. Все общество охвачено порывом надежды. Лорис-Меликов разрабатывает проект Конституции. Он имеет огромное влияние на царя, в котором сумел пробудить его молодые настроения освободителя. Тюрьмы раскрываются, и в них он видит первых ласточек освобождения. Мы далеко не разделяли этого оптимизма.
Короленко Ь.Г. История моего современника. М1965. С. 583, 590, 618—619, 644.
1 Волькенштейн М.Ф. — петербургский присяжный поверенный.