Страница 16 из 20
Она мгновенно вышла из транса и позволила увести себя из комнаты.
– Беннер, – сказал Дерроу. – О, извините, продолжайте. Э-э… Мистер Дойль, не будете ли вы так любезны сказать Клатэроу подать кареты поближе к фасаду?
– Разумеется. – Дойль остановился в дверях, чтобы бросить последний взгляд на Кольриджа, – ему казалось, что он не был достаточно внимателен и не извлек из этого вечера так много, как, скажем, Тибодю. Он сокрушенно вздохнул и направился к выходу.
Везде тьма кромешная, пол в каких-то рытвинах… а Беннер и медиум куда-то запропастились. Дойль пробирался на ощупь, но, вместо того чтобы выйти в холл, вдруг наткнулся на какую-то лестницу. Хм, ступеньки… Тусклый газовый рожок на стене. Должно быть, это другая дорога, подумал он и повернул обратно.
Дойль вздрогнул от неожиданности: у него за спиной стоял очень высокий человек – лицо угловатое, изрезанное глубокими морщинами, словно он прожил долгую жизнь, преизобилующую несчастьями, а голова, как у грифа – такая же лысая.
– О Боже, вы испугали меня! – воскликнул Дойль.
– Извините меня, я, кажется…
С удивительной силой человек схватил руку Дойля и, заломив за спину, дернул вверх. Дойль задохнулся от внезапно нахлынувшей боли и ощутил на лице влажную ткань – судорожно вдохнул, но вместо воздуха в нос ударил резкий запах эфира. Он совершенно растерялся, стал вырываться и лягнул лысого ногой так сильно, что явственно услышал, как каблук башмака стукнул по кости. Сжимающие его сильные руки дрогнули, но не ослабили хватки. Брыкаясь, Дойль уже успел наглотаться паров эфира, как ни старался задержать дыхание. Он почувствовал, что теряет сознание, и вяло удивился: почему бы Дерроу, Беннеру или хотя бы Кольриджу не повернуть за угол и не позвать на помощь.
При последних проблесках обескураженного сознания он вдруг понял, что это и есть «похожий на покойника лысый старик», которого Беннер испугался в шатре, в Излингтоне в 1805 году, пять лет или несколько часов назад.
* * *
Вечерняя прогулка, которой Окаянный Ричард наслаждался как временной передышкой от потогонного труда по расплавлению бесконечного запаса ложек из британского металла [3], была сейчас порядком испорчена рассказом Уилбура о том, как их добыча появилась на этом поле.
– Я улизнул оттуда и незаметно так крался за стариком, – тихонько шепнул ему Уилбур, пока они дожидались возвращения Ромени, – а тот неспешно, как бы прогуливаясь, петлял между деревьями. То остановится, то опять несколько шагов сделает. А в руках он нес свои дьявольские игрушки, ну, ты знаешь – глиняный горшок. Тот самый, в нем, говорят, кислота и свинец, и он очень больно кусает, если коснуться двух блестящих пуговиц на крышке. И он останавливался и нажимал на эти пуговицы. Черт его знает, зачем он все это проделывал! Я сам видел – он каждый раз отдергивал руку от боли, но продолжал нажимать и отдергивать руку, когда эта дьявольская штука жалила его пальцы, и еще он нес с собой такую трубу, чтобы в нее смотреть, – ту самую, с непристойными картинками.
Ричард знал, что Уилбур говорит о секстанте. Уилбуру было совершенно невозможно растолковать, что устройство, вызывающее его негодование, вовсе не называется «секс-тент». Уилбур упорно продолжал считать, что их главарь смотрит в «секс-тент» и смакует непристойные картинки с голыми бабами, которые якобы спрятаны в трубе.
– И он останавливался много-много раз. И каждый раз смотрел в нее, в эту штуку. Наверняка он проделывает такое, чтобы подогреть свою стариковскую кровь. Ему помогает, я думаю. Так вот, я следил из-за деревьев, как он двинулся через поле, то и дело останавливаясь и рассматривая картинки. А затем он нажимал на пуговицы и причинял себе боль, мне даже стало жалко старика. Он шел так и шел по полю, но вдруг что-то изменилось – он коснулся горшка, а руку не отдернул. Он посмотрел удивленно на руку, потряс ею и снова коснулся горшка. И опять не дернулся от боли. Я понял, что дьявольская штуковина сломалась. И он побежал к деревьям, быстро-быстро побежал и совсем не останавливался и не смотрел в трубу с картинками. И тут я весь сжался от ужаса, что старикашка видит меня. Нет, он меня не видел. Я осторожно выглянул из-за дерева – он стоял совсем рядом, ярдах в пятидесяти, и угрюмо смотрел на поле. Я боялся пошевелиться: вдруг старик меня заметит? Я совсем не знал, что мне дальше делать – удрать или остаться за деревом.
Уилбур остановился и перевел дыхание – он очень нервничал. Ричард воспользовался паузой и засунул руку под рубашку. Он нащупал голову маленькой деревянной обезьянки и заткнул ей пальцами уши. Ричард полагал, что подобные жуткие рассказы вовсе не для ее ушей – пусть лучше не слушает, это может ее расстроить.
– Ну вот, – продолжал Уилбур, – так мы и оставались еще несколько минут в полной неподвижности. Старик уставился на поле и стоял столбом, уж не знаю, что такого интересного он там углядел – никого и ничего там не было, поле как поле. А я боялся шелохнуться – вдруг он услышит шорох, обернется и увидит меня. Не думаю, чтобы он обрадовался тому, что я за ним подсматривал. И вдруг я услышал громкий звук, похожий на взрыв, и сильный порыв ветра закачал верхушки деревьев. Я выглянул из-за дерева как раз вовремя – посреди, поля стоял большой-большой черный шатер.
Уилбуру опять стало страшно, и он стиснул плечо Окаянного Ричарда в этом месте своего повествования, как бы прося поддержки.
– Ведь черного шатра не было на поле! Ты понял, он появился прямо на моих глазах! Я сразу же стал бормотать охраняющие заклинания и чертить в воздухе знаки, отгоняющие наваждения, но шатер никуда не делся. Тут уж каждый бы понял, что это работа Бенга. А затем я увидел, как из-под шатра выбрались двое не по-нашему одетых людей. Эти чели оттащили шатер в сторону. И что ты думаешь? Внутри оказались две кареты! И фонари зажжены, и все прочее! И люди в каретах, запряженные лошади перебирали копытами – вот-вот сорвутся с места. И один из бенго чели говорит, так громко, что мне все прекрасно слышно: «Вот так прыжок! Все в порядке? Как там лошади?» А другой зашикал на него, замахал руками – наверное, не хотел, чтобы их кто-нибудь услышал. А потом двое чели сложили шатер и закопали его в землю. А две кареты тронулись с места и направились к дороге, как настоящие! И тут-то наш старик сорвался с места и помчался в табор. Я припустился бегом за ним, стараясь держаться незаметно. А в таборе он посадил нас в фургон и приказал следовать за каретами.
Теперь Уилбур сказал все, что хотел. Он прислонился к стенке фургона и, если судить по его громкому, размеренному дыханию, намеревался немного вздремнуть. Окаянный Ричард мог только позавидовать его способности просто перестать думать о столь волнующих событиях. Старый цыган поерзал на жестком сиденье кучера, устраиваясь поудобнее, и стал следить за черным ходом в «Корону и якорь». Достаточно было одного только пребывания в городе для того, чтобы вывести его из равновесия, – все эти джорджо глазеют на тебя, и полисмены только и ждут, чтобы упрятать тебя в каталажку, они всегда норовят схватить кого-нибудь из людей Ромени. Но сейчас, когда еще в придачу и колдовство затевается… Это уж слишком. Слишком опасно.
У Ричарда была способность, обычно не свойственная цыганам, – он мог сравнивать ситуации из прошлого с сегодняшним положением вещей и делать выводы. Ему не с кем было поделиться своими размышлениями, и он часто предавался в одиночестве сожалениям о внезапном исчезновении старого Аменофиса Фике – тогда, восемь лет назад. Ведь он помнил, что воровство приносило весьма хороший доход во времена Фике, а вот жизнь тогда была гораздо спокойнее. Ричард опять запустил руку под рубашку и приласкал деревянную обезьянку, тихонько погладив ее голову большим пальцем.
Задняя дверь таверны распахнулась, и появился Ромени. Он перекинул через плечо безвольно обмякшее тело своей добычи и двигался по направлению к фургону, нелепо подскакивая.
3
Сплав олова, сурьмы, иногда цинка.