Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 65



– Отходим, ребята.

Они подавленно молчали: ожидали победы, а не поражения. Но Шарп понимал: их предали. Он посмотрел на Харпера:

– Они знали, что мы идем.

– А то нет, – ирландец перевел курок своей винтовки в безопасное положение. – В пушках был двойной заряд. Конечно, они знали.

– Добраться бы мне до того ублюдка, который их предупредил!

Харпер не ответил. Он махнул рукой куда-то вперед, и Шарп, повернувшись, увидел выбирающегося из кучи щебня человека с красными нашивками 53-го шропширского полка. Лицо его было того же цвета, что и мундир. Шарп поднялся на ноги, закинул винтовку на плечо и позвал:

– Эй! Ты там!

Человек, казалось, не слышал. Он двигался на четвереньках, как пьяный, цепляясь за камни. Шарп и Харпер метнулись к нему. Человек стонал, голова его была в крови.

– Я ничего не вижу!

– Все будет в порядке, – сквозь кровь Шарп не мог разглядеть его лица. Руки, потерявшие мушкет, плотно прижались к животу. Он услышал Шарпа, голова повернулась на голос, но солдат сейчас же упал прямо на Шарпа. Руки безвольно повисли, кровь хлынула Шарпу на мундир. – Все в порядке, парень, все в порядке!

Его уложили на землю, но человек начал задыхаться. Харпер приподнял его за плечи, посадил и прочистил горло пальцем, потом покачал головой. Шропширца вырвало кровью, он снова застонал, что не может видеть. Шарп отцепил флягу и плеснул воды ему в глаза, смыв кровь из картечной раны на лбу. Глаза открылись и немедленно закрылись, тело сотряс болевой спазм, из легких фонтаном брызнула кровь. Харпер оторвал кусок от его мундира:

– Боже, храни Ирландию! Чудо, что он еще жив.

– Вот! – Шарп развязал свой офицерский шарф, Харпер подсунул его под тело, поймал другой конец и притянул самодельный бандаж к ужасной ране. Потом он взглянул на Шарпа:

– Голову или ноги?

– Ноги.

Он ухватил шропширца за ноги, вдвоем они подняли тело и потащили в сторону домов. На камнях остались корчиться те, кому повезло меньше. Пушки и мушкеты французов молчали.

Добравшись до улицы, снова заполнившейся людьми, они положили раненого на землю, и Шарп позвал музыкантов[55]. Солдат продолжал бороться за жизнь, в горле у него хрипело – казалось невероятным, что рана его не убила.

Возникший из-за спины офицер, на чьем мундире не было ни пятнышка пыли или крови, а красные нашивки и золотое шнуры кричали о богатстве, глянул мимо Шарпа и кинул очкастому клерку:

– Дэйл. Потерял мушкет.

– Что? – Шарп аж подскочил от возмущения и уставился на лейтенанта. Харпер поднял глаза к небу, потом переглянулся с сержантом Макговерном, оба ухмыльнулись: они давно знали Шарпа и его ярость.

– Проверка амуниции, – лейтенант поглядел на винтовку Шарпа, потом на палаш, потом на мундир. – Разрешите, сэр.

– Не разрешу, – Шарп кивнул в сторону раненого: – Вы что же это, собираетесь оштрафовать его?

Лейтенант огляделся в поисках поддержки или хотя бы путей к бегству, потом вздохнул:

– Он потерял мушкет, сэр.

– Разбит французской картечью, – голос Шарпа был тихим и угрожающим.

– Думаю, вы это отметите в рапорте, сэр.

– Нет. Вы это отметите сами. Вас ведь там не было?

Лейтенант нервно сглотнул:

– Нет, сэр.

– Почему?

– Сэр! Мне приказано было оставаться здесь, сэр!

– Но никто не приказывал вам превращать в ад жизнь людей, которые туда пошли, а? В скольких боях вы побывали, лейтенант?

Глаза лейтенанта в ужасе оглядели сомкнувшееся кольцо суровых лиц. Он вздохнул:



– Сэр?

Шарп подошел к капралу-клерку и взял блокнот из его рук:

– Везде напишете «уничтожено противником», понятно? Все уничтожено. Включая башмаки, утерянные на прошлой неделе.

– Да, сэр, – лейтенант забрал блокнот у Шарпа и вернул его клерку. – Слышали, Бэйтс? «Уничтожено противником», – сказав это, лейтенант быстро ретировался.

Шарп посмотрел ему вслед. Гнев его не прошел, и он хотел на ком-нибудь его выместить, потому что из-за чьего-то предательства погибло столько людей. Французы были предупреждены, готовы к атаке, и сотни хороших солдат пошли на верную гибель. Он снова закричал, призывая музыкантов.

Подбежавшие двое нагнулись возле раненого Дэйла, аккуратно перекладывая его на носилки. Шарп спросил одного:

– Где госпиталь?

– В Ирландском колледже.

– Приглядите за ним.

Санитар пожал плечами:

– Конечно, сэр.

Бедняга Дэйл, подумал Шарп: его предали в первом же бою. Если выживет, будет признан инвалидом и комиссован из армии. Разбитое, ни на что не годное тело пошлют в Лиссабон, где оно будет гнить на набережной, пока бюрократы не убедятся, что все его снаряжение возвращено или возмещено. Все недостачи будут вычтены из нищенского жалованья, и только когда баланс будет сведен, ему разрешат погрузиться на грязный транспортник и отправиться в Англию. Там его и бросят без всяких обязательств. Если очень повезет, дадут путевой лист, обещающий возмещение расходов каждому, кто накормит его по пути домой, – но обычно армейские надзорные органы плевали на бумаги, стремясь побыстрее выкинуть инвалидов из своей юрисдикции. Дэйлу лучше умереть, чем со всем этим столкнуться.

Лейтенант Прайс, видя гнев Шарпа, отсалютовал на расстоянии:

– Разрешите разойтись, сэр?

– Разойдитесь и напейтесь, лейтенант.

Прайс облегченно ухмыльнулся:

– Да, сэр. Утренний смотр?

– Поздний. В девять.

Харпер слышал в голосе Шарпа подавленную ярость, но он был единственным, кто ее не боялся. Кивнув на мундир, он спросил:

– Не планируете сегодня посетить торжественный ужин, сэр?

Мундир был весь в крови Дэйла, темно-красной на зеленом. Шарп выругался и попытался ее оттереть, но безрезультатно. Он собирался пойти в Palacio Casares, но подумал о том, как маркиза желала увидеть битву и что в результате получила. Показать ей настоящего солдата, а не глянцевую карамельку в золоте и серебре, называющую себя воином? Мундир Харпера тоже был в крови, но Харпера ждала Изабелла. Шарп устал от одиночества, от неутоленного желания обладать этой женщиной с золотыми волосами. Ярость звала его во дворец: явиться и посмотреть, что будет. Поэтому он отмахнулся от ирландца:

– Увидимся утром.

– Да, сэр, – произнес Харпер ему в спину. Он долго смотрел Шарпу вслед, потом глубоко вздохнул: – Похоже, кто-то нарывается на неприятности.

Лейтенант Прайс поднял голову:

– Может, нам пойти с ним?

– Нет, сэр. Мне кажется, он нарывается на драку. Тот лейтенант струхнул, и он ищет другого. Вернется через пару часов, сэр. Дайте ему остыть, – Харпер усмехнулся и поднял флягу. – Сегодня для этого удачная ночь, сэр. Чертовски удачная ночь.

Глава 8

Решимость Шарпа явиться к маркизе ослабевала по мере приближения к Palacio Casares. Он сказал Харперу, что не придет до утра, и поэтому просто не мог вернуться сейчас побежденным и поджавшим хвост. Но с каждым шагом он все больше и больше волновался о состоянии мундира.

Улицы все еще были полны людей из легких рот, ожидавших составления окончательных реестров и роспуска. Раненые на носилках и в телегах двигались навстречу ножам хирургов, убитые, по большей части, так и остались на пустоши. У тех же, кого пули миновали, вид был яростный и ожесточенный. Жители Саламанки старались спрятаться в тени домов, избегая прямых взглядов и надеясь, что солдаты не станут вымещать гнев на мирных гражданах.

Ворота Palacio Casares были распахнуты, арка освещена дрожащим светом смолистых факелов. Шарп, подобно боязливым горожанам, притаился в тени напротив. Он прислонился к стене и попытался разгладить свой залитый кровью мундир. Ему даже удалось застегнуть все пуговицы, включая верхние, и поднять по уставу высокий воротник-стойку, давно потерявший жесткость. Шарп хотел видеть маркизу.

55

Музыканты в пехотных полках выполняли также роль санитаров.