Страница 15 из 40
Тут же началась подготовка к отступлению, неожиданно для самого себя я принял предложение командира дивизии сменить форму54 и присоединиться к нему. Возможно, просто уйти — было бы лучшим ре-
шением, но я оставался верен давнишнему другу-ко-мандиру.
Буквально через день мы снова встретились. Он шел вдоль железнодорожной насыпи мимо моего наблюдательного поста, мы приветствовали друг друга. Тут он остановился, показав рукой куда-то вдаль, потом отдал подчиненным приказ. И в эту секунду пуля вошла ему точно в голову. Один из его людей, бросившись к своему командиру, буквально сбил меня с ног. С тела погибшего забрали документы. Офицер был родом с берегов Рейна, прекрасным солдатом и хорошим человеком, я очень привязался к нему за то короткое время, которое провел с ним рядом. И вот так он погиб.
За эти дни мне несколько раз выпала возможность свести счеты с русскими. SMG (Schweres Masch [inen]. Gewehr) — тяжелый пулемет и несколько проверенных и надежных фаустпатронов всегда были под рукой и надежной охраной. В критических ситуациях они были незаменимы и позволяли перевести дух, пусть и ненадолго. Со мной был командир подразделения С., оберлейтенант (его несколько раз ранили в предыдущей войне, учитель по профессии, а в бою решительный, хладнокровный и бесстрашный офицер) и еще несколько отличных ребят. Мы были неразлучны. Мы сумели надежно закрепиться на позиции, но, увы, до самого конца у нас так и не было связи с основными войсками.
Установить связь можно было в нескольких точках в тылу, оттуда же поступали и приказы, но и это, к сожалению, уже не имело значения. Требовать самопожертвования от тех, кто даже не имел элементарной
JL
‘ ПГ
подготовки, было проблематично, тем более, русские были повсюду. Царила паника. Из-за охватившего нас отчаяния мы даже не пытались бежать. Все солдаты нашего формирования, хоть и не считавшегося полноценным военным подразделением (фактически это были небольшие, отвечавшие за свой конкретный участок группы, разбросанные по округе), были сыты по горло. Невзирая на то, что люди производили хорошее впечатление и не распускались, и они, и мы утратили всякую возможность связаться с нашими тыловыми опорными пунктами. Все, независимо от званий и должностей, страшно устали от войны.
Нам удалось отправить один из своих танков на стратегически важную точку, это был удачный ход. Этот сюрприз русские, должно быть, запомнили надолго. Экипаж покинул машину, потом прозвучал приглушенный взрыв, и одна из бронированных стенок отлетела. Совсем молодые ребята добрались до русских буквально на последних каплях горючего. Теперь они уже никого не застанут врасплох.
Под натиском противника мы отступили в 0[сте-род], пробираясь на запад отдельными мелкими и большими группами, нагруженные боеприпасами и оружием, под обстрелом русской артиллерии (и нашей, кстати, тоже), танков и зениток и под треск срубаемых снарядами деревьев. Ни убитых, ни раненых у нас не было, и вскоре мы, едва волоча ноги, вошли в 0[стерод] с его старинными городскими особняками.
Город был уже под огнем русских, укрывшиеся среди домов и замаскированные танки вели ответный огонь. Успевший обойти нас враг атаковал с флангов. В поисках укрытия мы короткими перебеж-
JL "IГ
ками передвигались поодиночке или небольшими группами.
Лейтенанта ранило в лодыжку, он начал хромать, и я помог ему дойти до ближайшего домика. Я искал пункт первой медицинской помощи — там должны были быть санитары. Несмотря на его возражения, я не мог просто бросить его на произвол судьбы. В одном из близлежащих давно брошенных домов я обнаружил сани, несколько банок с консервированными сосисками, хлеб и масло.
За это время раненый офицер сам себе сделал перевязку. Мы набросились на еду, ели, пока нас не стало тошнить, еще я нашел выпивку. После мы снова отправились в путь, точнее, мне пришлось тащить его. Маленькие и неустойчивые сани часто опрокидывались, и раненый оказывался в снегу, но скоро мы обошли город стороной и оказались под защитой деревьев в лесу севернее города. Здесь тоже не было ни пункта медпомощи, ни даже санитара.
Холодало. Нога лейтенанта распухла и меняла цвет на глазах. С помощью еще одного человека я доставил мучающегося от боли офицера в соседний город, расположенный в нескольких километрах. Только там, наконец, мы смогли найти необходимые лекарства. Потом я вытянулся на носилках подле него и под его присмотром проспал целую ночь и полдня, до отправления его поезда.
На обратном пути мы попали под артиллерийский обстрел. Как было приказано, я загнал грузовик обратно во двор городской казармы, там несколько солдат торопливо вытаскивали имущество из горящего торгового склада. Потом разбежались по машинам и уехали. Я действовал на удивление быстро —
окинул взором склад и ухватил все, что смог. Нужно было торопиться, дым становился густым и плотным, а внутри на полках, сложенные стопками и тщательно отсортированные лежали дорогие сердцу каждого солдата ботинки на меху, рукавицы и теплое нижнее белье, носки, прочные и легкие маскировочные куртки, другая одежда, шапки, свитеры, все сорта табака прямо с фабрики, спиртные напитки, шоколад, консервы и много всякой всячины.
Я не поменял свои охотничьи ботинки и старый маузер, зато набрал по паре всего остального. Обильно потея, я тащил пальто, связанные камуфляжными штанами, в которые запихал остальную добычу. До леса было около полутора километров, я спотыкался и торопился, опасаясь попасть прямо в руки к русским в таком нелепом виде.
К счастью, я дошел до командного пункта, но меня никто не узнавал, пока я не заговорил, настолько я изменился внешне. Но все в напряжении наблюдали, как я развязал брюки и рукава, и тут перед ними предстало содержимое тюка. Никогда больше они так быстро не собирались вокруг в надежде получить хоть какую-то часть добычи.
Командир успел забрать второе пальто и немного еды прежде, чем все остальное расхватали, хотя у меня оставалось достаточно продуктов на несколько дней вперед. Всей компанией они попытались совершить еще один набег на склад, но вернулись с пустыми руками из-за обстрела и удушающего дыма. Артиллерийский огонь и интенсивные бомбардировки беспрерывно продолжались. Из-за окутавшего все вокруг дыма невозможно было ни приготовить пищу, ни отдохнуть, а за ночь холод только усилился.
Поступил приказ отступить к Лидзбарскому треугольнику55, медлить было нельзя — движение разрешалось только в ночное время. По улицам и дорогам ■безостановочно шли солдаты — разрозненными колоннами и мелкими группами, все по отдельности; управление войсками было полностью утрачено, и все терялись в царившей вокруг суматохе. В толпе попадались повозки семей фермеров, уехавших в последнюю минуту и успевших прихватить с собой скот.
Именно от них мы услышали поразительную историю, которую позже подтвердили многие. Как раз в тот момент, когда фермеры, готовясь к отъезду, грузили повозки, появился русский патруль. Люди перепугались до смерти и подумали, что настал их последний час. Но русские повели себя достойно. Они помогли фермерам закончить погрузку, запрягли лошадей и не отказались от предложенного им угощения. Кто-то принес им попить. Они вели себя вполне дружелюбно и пожелали фермерам благополучно добраться. «Нас можете не бояться, — предупредили они напоследок. Но будьте осторожны. Скоро подойдут остальные вместе с комиссаром56, и вот тогда вам не поздоровится».
Все казармы были переполнены, найти свободную койку было сложно. Сон превратился в недоступную роскошь. Ноги отказывались идти. Если повезет, можно было набрести на полевую кухню с еще не успевшей остыть едой, но вообще приходилось затянуть ремни потуже. Большинство жителей уже покинули город. А у нас не было сил позаботиться о себе. Наша колонна, состоявшая из двух тракторов с прицепами и шести запряженных лошадьми повозок, где-то затерялась, так что наш багаж пропал. Прибывавшие отовсюду беженцы делились ужасными историями, отчего на душе становилось еще муторнее.
54
В этот самый момент военный статус Борна меняется, теперь он — солдат регулярных войск Volkssturm, это становится для него большой проблемой после пленения.
55
После того, как Германию отделили от Восточной Пруссии (Польским коридором), согласно Версальскому договору, рейху требовалось создать защитные укрепления. В 1931 году началось строительство разбросанных укреплений вокруг Кенигсберга, состоящих из линии противотанковой обороны, бункеров с пулеметами и колючей проволоки. Линии сформировали трегольник, получивший название Лидзбарский. Несмотря на все приготовления, эта линия защиты не создала проблем для русской армии.
56
Кристель Брандербург также упоминает инцидент, когда русские солдаты предупредили немецких жителей о надвигающейся оккупации. См. Ruined by the Reich: Memoir of an East Prussian Family 1916—1945 (McFarland and Company, 2003 год), стр. 126—127.