Страница 10 из 40
Впечатляюще длинный поезд тронулся, и мы отправились в неизвестность.
Само путешествие было таким же интересным и полным впечатлений, как и окружавшие меня люди. Мы знали, почему нас отправляют в поход, но не знали, куда. Чем дальше на восток мы продвигались, тем ниже опускалась стрелка барометра наших чувств, особенно когда еда и алкоголь стали заканчиваться. Остановки на пустынных перегонах удлинялись, в небе чаще появлялись вражеские самолеты-разведчики, насмешки отступающих солдат звучали все недвусмысленнее, а громыхание артиллерийских снарядов с каждым часом становилось все ближе и отчетливее. По вечерам горизонт зловеще багровел — мы приближались к фронту.
Один за другим, а иногда и целыми группами из поезда исчезали люди. Руководство поезда уже давно потеряло им счет. Командование было лишено сил и охвачено страхом, они обходили поезд, надеясь отыскать тех, кто сумел сохранить выдержку и самообладание и обладал хоть каким-то, рассчитывая опереться на них в борьбе с трусами и пессимистами. Я был страшно разозлен, и для этого были все основания; к моему великому удовлетворению, я был не единственным, кто составлял оппозицию начальству в шикарных мундирах. Впервые мы позволили себе резко и открыто восстать против партии, которую ненавидели годами. Стороннему наблюдателю становилось ясно, какая глубокая и неодолимая пропасть пролегла между народом и его вождями.
«Мы не желаем стать пушечным мясом. Я готов идти в бой, но не позволю вам, чертовым золотым
_ JL _
ЧГ
фазанам (так обычно называли высшие партийные чины)40 исчезнуть. Вы пойдете в атаку впереди меня».
«Я свои кости положил еще в 14—18 гг.41, в Вердене42. А сейчас у меня двух сыновей убили. Пусть сами разбираются43, я им больше не помощь».
«Ладно, ладно, будем откровенны! Не так уж все и плохо... Ивану никогда не прорвать границу области, солдаты стоят намертво, а новые орудия, говорят, просто чудо — вот увидите. В один прекрасный день русские окажутся за Уралом, и все будет просто отлично».
«Все может быть, вот только если эта проклятая партия исчезнет».
«Я слышал из надежного источника, что мы стоим на краю доенной диктатуры. Гитлер и Геринг останутся просто именами, вся власть будет у генералов».
Подобные комментарии и мнения слышались повсюду.
Рррум , рррум — еще несколько раз раздался этот неприятный звук, но уже тише.
«Что случилось?»
«Мы уже у Иванов?»
«Трубки и сигареты выбросить — никаких зажигалок!»
«На пол!»
Так-так-так... и снова тишина. Короткие выстрелы из автомата. Несколько хлопков вдалеке перед поездом. Просто короткий визит какого-то пилота.
Вскоре поезд остановился, но никто не выходил. Все напряженно вслушивались в ночь, пытаясь разобрать звуки двигателей. Загудели еще несколько летательных аппаратов — было бы здорово проползти по траве и, чуть приподняв голову, понаблюдать за впечатляющим зрелищем в воздухе. Но стрельба утихла.
Я долго стоял на воздухе и внимательно наблюдал за операцией, слыша гул двигателей. Возле нашего состава на землю упало и несколько листовок. Я бросился обратно в поезд с несколькими этими листовками и под одеялом с фонариком прочитал: «Уничтожьте Гитлера. Тогда наступит мир, свобода и будет хлеб. Мы прорвали линию вашего фронта. Вам лгут. Только мы говорим правду. Переходите на нашу сторону. Мы ждем вас. Дальнейшее сопротивление бесполезно». Такая неуклюжая пропаганда не впечатляла никого. Все знали о сбрасываемых листовках, они оказывались полезными только в туалете.
И старики, побывавшие на фронте в 1914—1918 гг., и многие остальные, приехавшие из Центральной и Восточной Германии, были в курсе «стального благословения» свыше. И все же большинство людей в поезде выглядели подавленными, нервничали, хотя никто не был ранен. Вокруг меня собралась небольшая группа знакомых из нашего региона, они замучили меня просьбами отправить их обратно домой, это было невыносимо. И что странно (я даже растерялся), вскоре все стали относиться ко мне как к главному, спрашивая совета и обсуждая со мной самые различные вопросы.
На следующей остановке всех заставили выйти, и мы выстроились вдоль поезда в колонну по четыре. Было категорически запрещено пользоваться электрическими фонариками или зажигать спички. Нам приказали соблюдать тишину. Под ногами валялись железнодорожные скрепы и обломки камней, как мы позже поняли, на соседних рельсах стоял грузовой поезд, перевозивший боеприпасы. Где же мы?
Чей-то незнакомый голос осведомился, кто мы такие, откуда и какова цель нашего прибытия. Я обнаружил, что стою напротив дежурного, и спросил, где мы. Еще меня предупредили, что нужно тщательно соблюдать светомаскировку. Бомбардировщики, как и партизаны — частые гости здесь. Пока мы тихо беседовали, кто-то назвал мое имя и приказал немедленно выйти из строя. Остальные не хотели меня отпускать, но я объяснил, что только разузнаю что да как и сразу вернусь. Как мне показалось, какой-то солдат повел меня за собой с другой стороны поезда, так было быстрее. Он тоже хотел узнать, каковы будут дальнейшие распоряжения.
Его беспокоило присутствие рядом груженного боеприпасами состава; солдат боялся такого соседства с большим количеством прибывших непонятно откуда людей. Несколько раз нас останавливала охрана — сопровождавший меня солдат оказался офицером и начальником эшелона, и ему удалось провести меня к зданию, где расположилась охрана, командование уже получило приказы от офицеров СС.
Вероятно, они уже избрали меня для каких-то целей, потому что не успел я прибыть, как мне тут же сообщили: «Пока вы не получили других приказов, доставьте этих людей в город Д. самым коротким маршрутом. Вот карта — можете сделать себе набросок. Не беспокойтесь, никакие дополнительные меры предосторожности не потребуются — вокруг никого. Вот здесь и здесь пункты питания, а расстояние около 40 километров. На рассвете вы должны выступить. Это все».
Пока он говорил, я пытался сообразить. У меня действительно не было желания соглашаться и брать на себя ответственность за такое количество людей. Я сказал им, что здесь полно отличных солдат и офицеров, у которых наверняка больше опыта и способностей, чем у меня. Да и люди скорее подчинятся человеку в форме, чем мне (я решил слегка поддразнить стоявших тут же «золотых фазанов»). Дескать, военного опыта, да и лидерских качеств у меня нет, и так далее... И снова мне повезло; вместо меня выбрали двух других. Затем события развивались быстро, СС унеслось прочь, громыхая в ночи на вездеходах. До отъезда они пообещали позаботиться о пайке и выдать его как можно быстрее, но ничего так и не было исполнено.
Осталась небольшая группка членов партии, они тряслись от страха, утешая и подбадривая друг друга. Эсэсовцы были так великодушны, что предупредили нас: мол, партизаны и русские в основном охотятся на тех, кто в коричневой форме, так что каждому, у кого есть что-то похожее44, лучше переодеться во что-нибудь другое.
Мой компаньон широко ухмыльнулся, уводя меня из этой любопытной группы. «Ловко ты вывернулся, ничего не скажешь, — прошептал он. — Но зато сработало, потому что СС должны были обращаться с тобой, как с гражданским. В будущем нужно быть внимательнее. Мы в зоне боевых действий — впереди всегда должен быть сапер, — а у власти ведь вечно дураки».
У его машины мы распрощались, пожелав друг другу удачи. «Погоди-ка, — сказал он. — У меня кое-что есть для тебя». Он залез в машину и снова появился с флягой, наполненной горячим чаем и ромом. Горячее питье было как нельзя кстати, оно вдохнуло жизнь в мой закоченевший организм.
40
Термин Goldfasan (золотой фазан) часто использовался в отношении лидеров нацистской партии. Их форма была коричнево-красной, что напоминало раскраску фазана, но этот термин также должен обратить внимание на самоуверенность, жадность и склонность к хвастовству, присущую этим людям.
41
1914—1918, Первая мировая война.
42
Один из самых тяжелых боев в Первой мировой войне.
43
Это касается партийных лидеров.
44
Форма нацистов, особенно SA, не вермахта. SA — аббревиатура для Sturmabteilung, штурмовых отрядов, военного подразделения нацистской партии.