Завтра

— Место свободно, молодой человек?

Мэтью дал отбой и взглянул на задавшую вопрос женщину.

— Оно свободно и ждет только вас.

Эйприл устроилась рядом с радиатором, который обогревал террасу, подняла руку и заказала бокал Пино Гриджио и пирог с крабами.

— А ты что заказал?

— Маленькую порцию «Цезаря» и воду.

— На диету сел?

— Берегу аппетит для вечера. Я сегодня ужинаю в ресторане.

— Неужели? Так, значит, ты все-таки пригласил свою прекрасную сомелье? Поздравляю, Мэтью. Горжусь тобой!

Им принесли напитки. Эйприл подняла свой бокал, и они звякнули бокалами от души.

— А ты решил, что наденешь? — озабоченно осведомилась она.

Мэтью пожал плечами;

— Да ничего особенного. Поеду как есть.

Нахмурив брови, Эйприл осмотрела его с головы до ног.

— Так! В спортивных брюках, старой толстовке с капюшоном, подростковых кедах и защитной куртке? Не говоря о взлохмаченных волосах и бороде неандертальца?

— Не преувеличивай, пожалуйста!

— Я преуменьшаю, Мэтт! Подумай сам хоть секунду! Эта молодая женщина работает в одном из самых престижных ресторанов Манхэттена. Ее клиенты — бизнесмены, представители мира моды, телевидения, кино — люди утонченные, элегантные, одетые с иголочки. Она примет тебя за деревенщину или за студента-недоучку.

— Но я должен быть тем, кто я есть! Самим собой!

Эйприл отмела его возражение.

— Первая встреча — дело серьезное, к ней надо приготовиться, ясно? Встречают, знаешь ли, по одежке! Первое впечатление остается в памяти навсегда!

Мэтью тут же вскипел.

— «Обращать внимание на внешность — все равно что выбирать книги по обложкам»![18]

— Можешь сколько угодно услаждать себя цитатами! Но я на твоем месте не задирала бы нос, а подумала и…

Мэтью тяжело вздохнул, помрачнел, покрутил в руках сигарету, собираясь поджечь, но не закурил и обратился к Эйприл:

— Ладно. Может, дашь мне пару полезных советов?..

Нью-Йорк

13 часов

— Ловенстайн! А не слишком ли много вы себе позволяете?! — прорычал Питер Бенедикт, толкнув прозрачную дверь погреба ресторана «Император».

Главный сомелье чуть ли не бегом бежал к подчиненной, которая укладывала бутылки в проволочный ящик.

— С какой это стати вы взяли на себя право покупать эти вина? — продолжал он рычать, размахивая листком желтой бумаги.

Эмма взглянула на листок. Это был счет с логотипом винодельческой фирмы, занимающейся продажей элитных сухих вин. Заказ был на три бутылки:

Домен Романе Конти (1991) — 1 бутылка;

Эрмитаж Кюве Кателен, Ж. Л. Шав (1991) — 1 бутылка;

Крахер Химмельрейх, Ослезе, домен Ж. Ж. Прюм (1982) — 1 бутылка.

Первая бутылка — волшебное и роскошное бургундское вино, вторая — благородный и родовитый шираз и третья — рислинг со сложным сладким вкусом. Все три лучшие сухие, все три безупречного миллезима.[19] Три самых замечательных сорта, какие только Эмма пробовала в своей жизни. Но она их не заказывала и могла в этом поклясться.

— Уверяю вас, Питер, я понятия не имею об этом заказе.

— Стыдно отнекиваться, Ловенстайн! На бланке заказа ваша подпись, и чек — средства переведены со счета ресторана «Император».

— Быть такого не может!

Побелев от гнева, Бенедикт продолжал осыпать Эмму упреками.

— Я только что осведомлялся у экспедитора, и он подтвердил, что бутылки были доставлены в ресторан. Я хочу знать, где они, и немедленно!

— Послушайте, здесь явно какая-то ошибка! Но это не так уж страшно. Нужно только…

— Ах, не страшно? А счет больше чем на десять тысяч тоже не серьезно?!

— Конечно, сумма значительная, но…

— Разбирайтесь с этой суммой как знаете, Ловенстайн! Но я требую, чтобы все было улажено к концу дня! — прошипел он и, угрожающе направив на нее палец, прибавил: — А иначе вон отсюда!

Не дожидаясь ответа, шеф резко повернулся и исчез за дверью.

Эмма несколько секунд приходила в себя, обескураженная яростным нападением. Бенедикт был сомелье старой школы, он считал, что женщинам нечего делать в винных погребах. Свою помощницу он терпеть не мог, и не без причины. Незадолго до своего скоропалительного ухода Джонатан Лемперер предложил Эмме место главного сомелье. Молодая женщина должна была занять пост Бенедикта в начале этого года, но ему удалось договориться с новой администрацией и затормозить ее продвижение по службе. Теперь главный сомелье думал об одном: как поймать молодую коллегу на каком-нибудь просчете и избавиться от нее раз и навсегда.

Эмма смотрела на счет и мучительно соображала, кто бы мог ее так подставить? Питер Бенедикт был недоброжелательным, злопамятным, но он не был сумасшедшим и не мог затеять такую махинацию.

«Так кто же?»

Заказанные вина выбирались не наобум. Именно этим маркам она отдала предпочтение и рекомендовала их на прошлой неделе, беседуя с журналистом из журнала «Обозреватель вин», который готовил для своего журнала статью о молодых сомелье. Теперь Эмма старалась припомнить, был ли еще кто-то в отделе прессы и коммуникаций, когда они там беседовали.

«Ромуальд Леблан!»

Взволнованная, Эмма чуть ли не бегом выбежала из погреба и поднялась на лифте в администрацию. Не называя себя, сказала, что хочет поговорить со стажером, который был нанят рестораном для сбора информации. Ей назвали номер кабинета, и она быстро вошла туда и плотно закрыла за собой дверь.

— Только между нами, очкарик!

Ошеломленный неожиданным вторжением, Ромуальд Леблан чуть было не подпрыгнул перед экраном своего компьютера. Прыщавый бледный юнец с сальными волосами, подстриженный под горшок, в больших квадратных очках в тяжелой оправе. Сандалии на босу ногу, рваные джинсы, сомнительной чистоты толстовка с капюшоном и футболка «Марвел».

— Добрый день, мисс… э… Ловенстайн, — поздоровался он с ней с французским акцентом.

— Я вижу, ты узнал меня, и для начала это совсем неплохо, — произнесла она с угрозой в голосе и подошла к нему поближе.

Взглянула на экран компьютера и прибавила:

— Значит, ресторан тебе платит за то, чтобы ты пускал слюни перед фотками голых дамочек?

— Нет, конечно, мадам, но… У меня перерыв.

Подростку-французу было явно не по себе, и, желая придать себе уверенности, он откусил большой кусок от начатого шоколадного батончика, что лежал у него на столе.

— Прекрати сейчас же жевать, таракашка, — распорядилась Эмма, достала из кармана счет и помахала им перед носом юнца. — Ты сделал этот заказ? Отвечай!

Паренек сгорбился и опустил глаза.

— Ты! Это сделал ты! — продолжала настаивать Эмма. — Ты слышал наш разговор с журналистом! Ну! Так или нет?

Ромуальд сидел молча, и Эмма повысила голос.

— Послушай меня, желторотая бестолочь, я не собираюсь из-за тебя терять свою работу! Ты можешь молчать и дальше, но в таком случае я иду в администрацию, прошу обратиться в полицию, и ты будешь объясняться с копами!

Угроза познакомиться с полицией подействовала на мальчишку как удар электрического тока.

— Нет! Прошу вас! Да… это я. Вы так расписывали эти вина, что мне захотелось их попробовать.

— Попробовать?! Вина, каждое из которых стоит больше трех тысяч долларов за бутылку?! Нет, ты на самом деле кретин, и в голове у тебя манная каша! И как же ты их заказал?

Ромуальд кивнул на компьютер.

— Проще простого! Все ваши компы да и вообще вся система не охраняется. Две секунды, и я уже в базе данных бухгалтерии вашего ресторана.

— А где бутылки? — спросила Эмма, почувствовав, что сердце у нее замерло. — Ты их открыл?

— Нет, они вон там, — сообщил Ромуальд и поднялся со своего места. Он доплелся до металлического шкафа и вытащил оттуда ящичек из светлого дерева с тремя драгоценными бутылками.

18

Афоризм, принадлежащий Лауре Конан, франкоязычной писательнице из Канады.

19

Года, в который сделано вино.